Помимо религиозных функций, святилище служило маяком и сторожевым пунктом: в античное время по линии Хаджибейского лимана проходила граница сфер влияния двух соседних городов-государств – Ольвии и Истрии. Священная Жевахова гора находилась как раз на южном рубеже Ольвийского полиса, являясь пограничным пунктом этого крупнейшего государства региона. Вполне вероятно, что сюда съезжались и жители соседних стран для совершения культов в честь почитаемой бо­гини. Поэтому в центре святилища был основан «Огненный алтарь», на котором во время жертвоприношений сжигали большое количество камыша, снопов пшеницы, ячменя. Происходило это так, что священный огонь на этом алтаре оказывал и символическую защиту границ, и являлся маяком для проходящих мимо судов. На плоском глинистом дне ямы разжигали огонь. Он достигал такой силы, что пламя было видно за десятки километров. Судя по размерам ямы, этот комплекс являлся одним из центральных в системе культового святилища на Жеваховой горе. Возведенная на дне ямы конусовидная насыпь оказалась так называемым омфалом. «Омфал» с древнегреческого переводилось как «пуп Земли». В античном мире это понятие трактовалось как центр мира – центр всего мироздания. Центр всегда располагался в середине глубокой большой ямы, символизировавшей собой это самое мироздание. Так что можно сказать: на Жева­ховой горе греки соорудили миниатюрную модель мира. Самый знаменитый омфал находился в Дельфах, у подножия горы Парнас. По преданию, Зевс захотел выяснить, где находится центр земли, и запустил двух орлов в разные стороны. Оба облетели всю землю и встретились над Дельфами. Дельфийский омфал был каменным, но внешне ничем не отличался от омфала на Жеваховой горе. А омфал в районе Жеваховой горы был точной, доскональной копией омфала в Дельфах. Греки почитали предметы, овеянные ореолом древней святости. Омфал как раз таким и был. В древнем мире таких насчитывалось великое множество. Традиция почитания «пупа Земли» брала свое начало в очень древних верованиях о Великой Богине-Матери, форма почитания которой имела вид омфала. Функции Великой Богини-Матери греки часто приписывали Деметре. Вполне вероятно, что это была часть религиозного культа Древнего Причерноморья, основанного на местных верованиях. Местные божества слились в одно целое с греческой Деметрой, и появился новый образ Богини-Матери, имеющий с ней общие черты. Всю эту смесь верований и культов использовали первые греческие колонисты в Причерноморье. Как показали результаты раскопок на Жеваховой горе, собственный причерноморский омфал – «пуп Земли» – возвели граждане Ольвийского государства на южной окраине своего полиса – на том самом месте, где позже был расположен город с античным названием Одесса. До штурма Хаджибея гору называли Довга Могила. Считалось, что именно в этом месте хоронили казаков, которые по каким-то причинам уходили из Запорожской Сечи. Также в этом районе казнили тех, кто предал свои отряды. Их казнили очень страшным способом: на горе вырывали яму, в нее бросали предателя, у которого за спиной были связаны руки, и заживо засыпали его землей… Сохранилось письмо, написанное Иосифом де Рибасом перед самым штурмом турецкой крепости Хаджибей. Он приказывал казацкому атаману Захарию Чепеге следующее: «Полкам конным и пешим в команде вашей потребно быть готовыми к походу, а о четвертом часу выйти с балки к Довгой Могиле». То есть – к Жеваховой горе. Название Жевахова гора Довга Могила получила в честь князя Жевахова, у которого в XIX веке находилось там поместье. Князем Жеваховым стал генерал Джавахишвили, которому был пожалован титул за воинскую доблесть. Но среди одесситов Жевахова гора всегда пользовалась плохой славой. Считалось, что в этих местах «колобродит черт». Именно здесь чаще всего можно было заблудиться, сбиться с дороги, часами ходить вокруг одного и того же места, но так и не найти верного пути… Считалось, что это было связано с загадочными круглыми камнями, которые в странном порядке были расставлены на горе. Эти камни как бы являлись своеобразными магнитами, притягивающими путников так, чтобы они не вышли из страшного места до самой смерти. Среди жителей Жеваховой горы всегда было самое большое количество самоубийств, во всяком случае, больше, чем в других районах Одессы. Одно время городские власти даже пытались построить там лечебницу для душевнобольных, но не нашли финансирования, ведь в районе Жеваховой горы жили бедняки, которые не смогли бы платить за свое лечение. А значит, очень невыгодно было вкладывать деньги в лечебницу в этих местах: богачи-инвесторы ничего бы не получили взамен. То, что Жевахова гора место плохое, ощущали все, кто обладал повышенной чувствительностью к погоде и страдал от головных болей. Потому здесь стали активно селиться гадалки всех видов и сортов, маги, прорицатели, ясновидящие, заклинатели духов, любители спиритизма, в общем, все те, кто привык спекулировать на людской доверчивости. Оттого и появилось второе название этой горы: Гора мерт­вецов. Выходя из Довгой Могилы, мертвецы правили бал на горе. Живущие в окрестностях гадалки и колдуньи этот миф усердно поддерживали. А вскоре к ним присоединились поклонники сатаны. Жевахова гора стала считаться местом, на котором проводились шабаши. В дни самых страшных сатанинских праздников жители близлежащих районов слышали странные крики, наблюдали темные тени, летящие по небу, видели пугающих черных котов с горящими глазами, слышали жуткий смех… Они верили в то, что местные ведьмы облюбовали Жевахову гору точно так же, как в Киеве – Лысую. И огромное количество страшных легенд, которые друг другу передавали шепотом, не иссякало… Глава 19 На Жеваховой горе. Уничтожение солянки. Встреча главарей. Смерть Паука Жаркие лучи солнца припекали. Таня и Володя взбирались по желтым камням Жеваховой горы. Ради такого путешествия она надела мужскую одежду, и никто бы не узнал Алмазную в ее странном наряде, состоящем из старой военной гимнастерки и потрепанных галифе. Носить военную форму Тане доводилось не впервой. Володя поглядывал на нее с удивлением. А она замечала лишь искорки, вспыхивающие в его глазах. Они все еще продолжали тревожить ее душу. Но именно сейчас Тане не хотелось думать об этом. Они пытались отыскать таинственную солянку – место, где хранился страшный наркотик, превращавший людей в безумных чудовищ. Ту самую солянку, которую нашли двое подростков и в результате заплатили за это своей жизнью. По дороге Володя рассказал Тане о погибшем журналисте, который узнал все это и пытался передать ему информацию. – Сейчас уже сложно определить, как он вышел на след, – говорил Сосновский, – может, следил за этими местами на Жеваховой горе. Или был знаком с Виктором Рахом, мужем Цили, который вышел на след… А может, услышал кого в каком-то притоне. Не знаю… В любом случае, он знал про опасность этого наркотика и видел, как в Оперный театр вошел человек, находящийся под его воздействием. Он пытался сказать мне, что любой, принявший эту отраву, очень опасен для окружающих. – Странно другое… – задумалась Таня, – почему так мало случаев? Ведь если наркотик действительно опасен, и если он распространяется уже массово, таких происшествий должно быть значительно больше! – А может, так он действует не на всех? – предположил Володя. – К примеру, в его составе есть какой-то компонент, который воздействует только на определенные группы людей. Как пчелиный мед, например. Для одних он полезен, а другой человек съест и покроется язвами, начнет кашлять… Так и этот наркотик. Один примет – и ничего. А другой становится агрессивным убийцей. То есть одному просто здоровье разрушает, а других заставляет убивать. Тех, кто более остальных чувствителен к каким-то его компонентам… – Да, это может быть… – кивнула Таня. – И те, кто его создал, знают такую особенность. Иначе все бы просто поубивали друг друга, тем бы и закончилось. Интересно, что это такое? – Ну, может, кокаин с какими-то добавками, – пожал плечами Сосновский. – Во всяком случае выглядит как кокаин… Беседуя так, они заглядывали под все большие камни, пока не поднялись на вершину, ничего не обнаружив при этом. Солнце начало припекать вовсю. – Точно черт колобродит! – потянувшись, засмеялась Таня. – Мы можем так искать и год, и ничего не найти. – Но пацаны же нашли? – Володя был настроен решительно. – И мы найдем! – А найдем – и дальше что? – Таня улыбалась. – Хотя бы определим его состав! – Сосновский пожал плечами. Заданный вопрос несколько отрезвил его – о том, что будет дальше, он как-то не думал, в процессе самих поисков просто испытывая охотничий азарт. – А ведь Зайдер тоже хочет найти эти солянки, – задумчиво произнесла Таня. В ходе поисков она рассказала Володе о возвращении в город Мейера и о попытках того подвинуть Паука. – Но пока, – продолжала она, – судя по всему, не нашел. – Не там ищет! – хмыкнул Володя. – Я не верю Зайдеру, – сказала Таня, остановившись, – мне до сих пор не понятно, зачем он вернулся в город. Неужели он так глуп, что считает, что может стать вторым Японцем? – Людям вообще несвойственна объективность, порой даже самым умным, – ответил Сосновский, – а Зайдера нельзя назвать умным. Ловким – да, хит­рым, предприимчивым – да, но не умным. Так что мы только можем догадываться о том, что у него в голове… Они даже не заметили, как вышли на самую вершину – к большому, продолговатому камню зеленоватого цвета. С этого места открывался потрясающий вид на дорогу вниз и Куяльницкий лиман. Внезапно Таня вскрикнула и схватила Володю за руку. Она старалась обратить его внимание на несколько черных точек внизу, которые все увеличивались в размерах. Это были всадники. Их было пятеро. У подножия горы они спешились и неторопливо стали подниматься по склону. – Быстро, прячемся! – вполголоса скомандовал Сосновский и, схватив Таню за руку, толкнул ее в выемку возле камня. Места там было достаточно, чтобы лечь ничком, а камень служил отличным укрытием. Выглядывая сбоку, невидимые, они могли наблюдать, что происходит внизу. А внизу люди быстро шли вперед и, по всей видимости, отлично ориентируясь. – Не может быть! – снова вскрикнула Таня. – Ты только посмотри! Среди поднимавшихся отчетливо был виден лысый коренастый человек в военной форме. Таня не могла его не узнать. – Котовский, – криво усмехнулся Володя. – А он что делает здесь? А кто это с ним, тот, с бородой? – Бородач – это Паук, – ответила Таня, – я его видела в разных ресторанах. Остальных не знаю. Похоже, это их люди. На самом деле Таня испытала смутное облегчение – среди этих людей не было Мишки Няги. Прибывшие отодвинули в скале несколько камней, которые ничем не отличались от всех остальных. Возможно, там был какой-то особый знак, которого не заметили Володя и Таня. – Вот она, солянка… – шепотом прокомментировал Сосновский. Таня сжала его руку, призывая к молчанию. Камни были отодвинуты. В проем влез Паук и вытащил два холщовых мешка. Отдал их Котовскому. Тот заглянул внутрь, кивнул. – Они наркотики отсюда убирают! – снова не сдержался Володя. Таня насильно прикрыла ему рот ладонью. Дальше произошло невероятное: Паук и еще один человек вдруг вытащили револьверы и почти в упор застрелили остальных. Затем затащили трупы внутрь тайника. Потом Паук бросил гранату. Раздался взрыв. Было видно, как часть камней обрушилась, погребая под собой страшное место с трупами. Солянки больше не существовало. Таню била дрожь. Переговариваясь, Котовский, Паук и третий стали спускаться по склону. – Свидетелей убрали… – шепотом прокомментировал Володя, и Таня рассердилась: – Зачем говорить то, что и так ясно? Прибывшие вскочили на лошадей. Двух свободных привязали к своим седлам Котовский и Паук и быстро поскакали по проселочной дороге, взбивая желтые облака пыли. – Надо бежать отсюда, – громко и решительно сказал Володя, помогая Тане выбраться из ямы. – Как можно скорее! Сейчас появится кто-то из местных, привлеченных шумом. Нужно молчать. Нас убьют, если узнают, что мы тут были. – И так убьют! – Таню явно насмешил испуг Володи. Интересно, почему ей не было страшно? На обратном пути они больше не разговаривали. Прошли поселок, добрались до конки и в старом дребезжащем вагоне поехали в Одессу. Оба были погружены в тягостное молчание. Каждый обдумывал то, что сейчас произошло. На углу Французского бульвара стояли подводы. Посередине небольшого квартала располагался кабачок с невыразительным «Якорь» – по всей Одессе были сотни заведений, называвшихся так же. Внешне ничем не примечательный одноэтажный дом украшала белая вывеска с синими буквами, рядом с которыми какой-то бесхитростный местный умелец нарисовал кривоватый якорь – больше подходящий пиратским галеонам XVII века, чем современным судам. Впрочем, это никого не смущало, так как кабачок был известен совершенно другим. Это была так называемая нейтральная территория – там могли проходить встречи главарей враждующих между собой банд. Это была идея Тучи: создать место, не подконтрольное никому, где можно было встретиться вечным врагам и спокойно поговорить «за жизнь». На последнем сходе воров, когда Одесса почти окончательно была разбита на зоны влияния, бÓльшую часть из которых взяли под себя Паук и Котовский, Туча предложил на границах нескольких серьезных районов оставить одно бесконтрольное заведение, которое станет соблюдать нейтралитет. И встречаться там можно будет в случае необходимости. А такая необходимость появилась сразу: столкнувшись с общим врагом в лице большевистской власти, воры стали понимать, что открывать стрельбу разумно не всегда. Иногда надо было и поговорить. Идея Тучи понравилась, город был разбит на участки, и «Якорь» на Французском бульваре стал именно таким местом. Несмотря на то что Мишка Няга, присутствовавший на сходе, изо всех сил пытался «потянуть» Французский бульвар на себя, остальные воры быстро поставили его на место. И он чуть не вылетел со схода за наглость. Мишке прямо объяснили, что хоть он и встал вместо Цыгана, авторитета его не унаследовал. Поэтому Мишка попритих и даже проголосовал за предложение Тучи. Так и договорилась. Несколько заведений по всей Одессе стали абсолютно нейтральной территорией, и встретиться там мог кто угодно. Однако это абсолютно не означало, что воры были готовы пренебречь своей безопасностью: стволы и «перья» всегда были при них. Кроме того, поскольку «Якорь» располагался посередине квартала, с одной стороны, на одном углу, стояли подводы одного участника встречи, а на другом – точно такое же положение занимали люди другого. И на обоих углах стояли пулеметы. На одном был маленький, какой-то даже изящный, новенький как с иголочки, сверкающий жизнерадостной зеленоватой краской – ничем не напоминающий смертоносное оружие. На другом же был «старик», почти мертвый, почерневший в боях. Боевой большой пулемет, прошедший огонь, воду и даже медные трубы возвращения в Одессу – что было невероятно для фронтового оружия. Выглядел он страшно. Люди, находившиеся поблизости, чувствовали слабый паленый запах – явное свидетельство смертельных очередей, выпущенных из этого боевого оружия. Ощетинившись черным дулом в противоположный угол, этот страшный пулемет был похож на хищного зверя, который, растопырив лапы, твердо упирался ими в землю, оскалив саблезубую пасть, готовый в любой момент выплюнуть острые зубы смерти – пули. Разными – и при этом интересными – были и люди, стоящие на углах. Возле новенького пулемета переминались одесские бандиты. Они всегда отличались от всех бандитов мира, и их было очень просто узнать: одетые с иголочки в самые модные гражданские шмотки, развязные и нагловатые, они легко, кокетничая, поигрывали в воздухе боевыми армейскими наганами и, смеясь, переговаривались между собой. Оружие выглядело в их руках наподобие щегольских тростей франтов. И бандиты эти как-то даже не выглядели опасными.