Как остальные ребята, Максим отправил на родину письмо. В Балашиху, Александру Ивановичу. Спустя месяц получил ответ. Рыбаков писал, у него все нормально, занимается в школе с ребятами, ездит на встречи с ветеранами и рыбалку. Передал привет от Анзора с Муравиным. Вскоре состоялось их первое увольнение в город, офицеры и контрактники посещали его свободно. Побродили по зеленым улицам, застроенным разного стиля домами, в том числе колониального, отелями и многочисленными пагодами. Зашли в самую высокую пагоду, называемую Ты Ван, в переводе с вьетнамского — «Лабиринт дракона». Она вся была построена из кораллов, внутри и снаружи выложена перламутровыми ракушками. В храмовом комплексе имелась пятисотметровая статуя извивающегося дракона, с узким тоннелем внутри. Как пояснил знавший русский язык смотритель, смельчаки, преодолевшие лабиринт, очищаются от всех заклятий и грехов. — Надо очиститься, — тут же заявил Васька Шамин. — Много нагрешил? — рассмеялся Костомаров. — На будущее. Вошли под темные своды. Когда минут через десять «очистились», ждавший на другом конце снаружи смотритель рассказал, почему Вьетнам зовется страной фей и драконов. Согласно древней легенде первый правитель вьетов — Лак Лонг Куан был наполовину дракон. Его дед по материнской линии, настоящий дракон, жил в озере Дунтин. Однажды внук увидел из моря, как чудовище преследует прекрасную Ау Ко — молодую горную фею, дочь короля птиц. Фея могла исцелять нуждающихся, сердце ее было добрым и отзывчивым. Поэтому она путешествовала и лечила больных. Лак Лонг Куан спас красавицу от чудовища. Ау Ко остановилась посмотреть на своего защитника и влюбилась в него. Несмотря на то, что дракон и фея представляли разные стихии, они поженились. Фея — птица породила сто яиц, из которых вылупились сто сыновей «вьетов», ставших предками всех вьетнамцем. Но Ау Ко очень любила горы, а дракон Лак Лонг Куан не мог и дня прожить без моря. Тогда они разделили своих детей поровну и разошлись. Фея ушла высоко в горы, и ее дети стали прародителями высокогорных народов, а те сыновья, что ушли с отцом и стали жить на побережье, явились прародителями современного вьетнамского народа. Родители — фея и дракон — передали своим детям знания, которыми владели сами. Отец научил их сеять и возделывать пашню, а мать — разводить тутовые сады и шелкопрядов. — Да, — оценили слушатели. — Красивая легенда. Поскольку на обед в часть возвращаться не хотели, жаль было личного времени, направились к городскому рынку, тот был неподалеку, и зашли в одно из кафе. Там расположились за столиком на открытой веранде, затененной высокими пальмами. Тут же появился миниатюрный улыбчивый официант в белой куртке, что-то прочирикав на своем птичьем языке. Максим достал из кармана русско-вьетнамский разговорник. Заказали суп из лапши со свининой, тушенную в масле с чесноком и кокосовым соком рыбу, зелень, а к ним по бутылке пива. Еда оказалась вкусной, пиво ледяным. С аппетитом поели. Расплатились вьетнамскими донгами, полученными за все время командировки, включая переход. В перерасчете на денежное содержание моряков срочной службы в России сумма была много выше. Когда обедали, обратили внимание, что за соседними столиками питались туристы. Слышался английский и французский разговор. — Ну что? Поглядим, что у них на базаре? — предложил Шамин. — А то, — согласились остальные. Прошли на шумный и пестрый рынок. Чего только там не было! Куры и утки в бамбуковых клетках, живые визжащие поросята, всякого рода морепродукты, включая черепах, непременный рис и другие злаки, специи, экзотические овощи и фрукты. — Ня![21]— кричали торговцы в плетеных шляпах при виде группы русских, хватая за куртки и предлагая свой товар. — Ноу, — отрицательно махал рукой Трембицкий, авторитет в части иностранного, а здоровяк Шамин раздвигал толпу плечом. Миновав съестные ряды, углубились в промтоварные, там продавался импорт из самых разных стран. Все забивал китайский ширпотреб. Здесь Найденов отстал и зашел в лавку, где продавались мобильные телефоны. Продавец у витрины сделал стойку, а Максим, вынув из кармана купюру в один донг, жестом показал, — хочу позвонить. Тот понимающе закивал, взял деньги и протянул лежавший на стойке телефон. Максим набрал номер Лики, приложил трубку к уху. В ответ, как и раньше, прозвучали слова «абонент в сети не зарегистрирован». — Держи. — Он вернул хозяину лавки телефон и вышел наружу. «Эх, Лика, Лика, — думал Найденов, протискиваясь сквозь толпу. — Неужели ты меня забыла?» Он продолжал вспоминать любимую, порой она снилась ему по ночам. — Где ты ходишь, Макс? — встретили его вопросом ребята на выходе из рынка. — Не иначе, присмотрел вьетнамку, — подмигнул Костомаров. Местные девушки ребятам нравились. Невысокого роста, стройные и миловидные, с чуть раскосыми глазами и чувственными губами. От сослуживцев, которые служили здесь дольше, они слышали, что молодые вьетнамки любят секс и не прочь им заняться с тем, кто платит. При возвращении в часть на углу одной из тенистых улиц с частными домами встретили упитанного вьетнамца в темных очках с юной красоткой в мини-юбке. — Ух ты-ы, — приостановился Костомаров. Видя, что русский проявляет интерес, тот растянул губы в улыбке и, кивнув на девицу, назвал цену. — Пойдем, Леха, — обернулись остальные. — А то еще намотаешь чего-нибудь. Спустя месяц после прибытия их вызвали в штаб к командующему эскадрой, где тот от имени Главкома ВМФ объявил всем четверым благодарность. В отряде поздравили борцов с пиратством, а когда Шамин посетовал, что обещали награды, Шацкий похлопал его по плечу: — Не расстраивайся, сынок. Награды, скорее всего, получили московские адмиралы. Еще через сутки, сменившись утром с маршрута, Максим постучал в дверь командирской каюты. — Да, — глухо донеслось оттуда. — Прошу разрешения, товарищ капитан 3 ранга. — Заходи, — показал тот на стул, предлагая садиться. — Слушаю. — Хочу подать рапорт в Морской корпус о восстановлении на учебу. — Максим присел напротив командира. — Ну что же, служишь ты отменно. — Тот повертел в пальцах карандаш и сказал решительно: — Подавай, я поддержу. — Разрешите идти? — Иди, — и крепко пожал Максиму руку. В этот же день рапорт ушел по команде. Служба между тем катилась дальше: патрулирование в бухте, отдых, боевая подготовка, увольнение в город. В части Максим не раз встречался с Синицыным, морпехи не скучали. Они регулярно выезжали на учения, отрабатывая высадки на безлюдные острова в прибрежных водах, и охраняли военный аэродром, расположенный за базой. С него, патрулируя Южно-Китайское море, регулярно взлетали истребители и туда же прибывали из России военно-транспортные самолеты с грузами. Боевые пловцы тоже не ели хлеб даром: они обезвредили на дне три еще советских мины и задержали в охраняемой части бухты охотившегося на трепангов вьетнамского ныряльщика, немедленно переданного в контрразведку. А спустя короткое время пара старшины второй статьи Захарова, патрулируя свой участок, обнаружила на выходе из бухты затопленный на дне контейнер. Туда прибыл командир отряда, сразу определив, что это не мина. Сняли и отбуксировали на пээмку. Осмотревшие находку спецы из штаба установили — это гидролокационный буй. Имевшаяся внутри электроника позволяла фиксировать выход и заход в базу военных кораблей, вести радиоперехват и передавать развединформацию по космической связи. Буй, скорее всего, сбросил выходивший за сутки до этого из порта шведский рефрижератор «Митстресс». Доставка его мини-подлодкой или диверсантами исключалась. На втором месяце ожидания из Санкт-Петербурга пришел ответ на рапорт. «В удовлетворении просьбы отказано» — значилось на гербованной бумаге, и ниже подпись заместителя начальника корпуса, удостоверенная печатью. «Как же так?» — ознакомившись с документом в штабе, думал Максим. Рушились все надежды. О том, что он получил отказ, ребятам Максим не сказал. Даже Трембицкому. Но стал еще более замкнутым и молчаливым. А в очередном увольнении, отстав от своих, купил в лавке бутылку рисовой водки, ушел к морю на пустынный пляж и там напился. При возвращении в часть был задержан патрулем и помещен на пять суток на гауптвахту. Когда вернулся, Максима тут же вызвал командир. В каюте кроме него находился Шалимов. — Не ожидал от тебя, Найденов, — сказал капитан 3 ранга, расхаживая по линолеуму. — Что получил отказ, знаю, с чем тоже не согласен. Но держать удар надо уметь. — Тем более ты боксер, — пробурчал заместитель. — И на хрена тебе Морской корпус? Могу помочь поступить в Рязанское училище ВДВ, — продолжил командир. — Там помимо десантников готовят офицеров морской пехоты, сам его оканчивал. — Он стал напротив Макса и посмотрел ему в лицо. — Перегорело, товарищ капитан 3 ранга, — глядя поверх его головы, сказал Найденов. — Все в прошлом. — Ну, как знаешь. — Разрешите идти? — Свободен. За осенью пришла вьетнамская зима, сухая и практически без осадков, подходило время демобилизации. Трембицкий подавать документы в военно-морское училище не стал. Заявил, что, уволившись, вернется в Мурманск и продолжит в Баренцевом море ловить рыбу. Друзья по-прежнему работали в паре, и как-то Максим во время обследования бухты нашел монету. Она была золотая. Накануне в море отмечался восьмибалльный шторм, что чувствовалось и в заливе, не иначе как монету вымыло из грунта. — Ништяк, — рассматривали находку в казарме ребята. — Точно с затонувшего парусника. — Интересно, какого государства? — подбросил кругляш на ладони Шамин. — Ну-ка, дай, — протянул руку Сеня Фридман из второго отделения. — Это французский луидор короля Людовика XIII, — повертел в пальцах. — Можно сказать, историческая редкость. — Откуда знаешь? — С детства занимаюсь нумизматикой. — И сколько такая может стоить? — шмыгнул носом Чубайс. — У коллекционеров тысяч пятьдесят в рублях. Не меньше. — Ничего себе, — присвистнул кто-то. Сеня вернул луидор Максиму: — Береги. Его море подарило. — Год назад на Балтике после шторма нашел янтарь, — ответил задумчиво Максим. — А теперь здесь монету. — Не иначе, моря тебя любят, — сказал кто-то из ребят. По просьбе Найденова один из техников отряда просверлил в луидоре небольшое отверстие. Макс продернул через него шнурок и стал носить монету на шее как талисман.