В этот раз его впечатления не пошли вразрез моим. Старик с восторгом поведал, как тепло и приятно они провели время за утренней беседой, как добра и скромна наша новая знакомая. Что-то я не припомню у него такого воодушевления прежде. И это тоже настораживало. — Она поразительно напомнила мне Ноэми, не внешне, конечно… — на этих словах глаза Гаэтана подозрительно увлажнились, но он быстро взял себя в руки и продолжил: — Эль наивна и простодушна, она так открыто смотрит на мир, так чутко воспринимает окружающих. Разыскивая тебя, она толком не осознавала, на что шла. Может показаться, что она нарушает приличия, а для нее все искренне. Поступок продиктован чистыми намерениями и чувствами. Сдается, сынок, ты сильно вскружил ей голову. Немного помолчав, словно сомневаясь, стоит ли говорить, отец продолжил: — Ты не просил совета, но, если позволишь старику поворчать… Я никогда не вмешивался в твои дела, Джори, и не давал оценки твоим действиям. Но сейчас мне не хотелось бы думать, что ты поступишь с этой девочкой, как с теми веселыми девицами, которые прекрасно понимают, в какие игры с ними играют. Слова отца лишь добавили опасений и сомнений. В целом, его мнение совпадало с моими ощущениями, но противоречило полученным в Ирландии сведениям. С другой стороны, не исключено, что Энджэль — дитя своего племени, которому удалось ввести нас обоих в заблуждение. Глупый вампир сам попал в ее капкан? Решила воспользоваться ситуацией? Угрожало ли что-то отцу? Не подставил ли я его под удар, снабдив лишней информацией потенциального врага? Об угрозах эльфов для людей в дневниках барона не сообщалось, тем не менее, стало крайне неприятно, что я невольно подверг родного человека опасности. Имею ли я понятие об игре, которую, возможно, ведет неведомое существо? Или все это искусно развешенные сети, в которых я уже беспомощно запутан? Предположение Гаэтана, что я запал девушке в душу, навело на мысль использовать традиционные методы воздействия и манипулирования. Почему это не пришло в голову сразу? Кому, как ни мне, знать, какими податливыми и покорными становятся коварные хищницы, когда теряют почву под ногами? — Ты не допускаешь, что это может оказаться хитрой профессиональной уловкой? — снова обратился я за советом. — Мне предстоит очень непростой выбор, и не хотелось бы совершить серьезную ошибку. Слишком многое поставлено на карту. — Не сомневаюсь, что ты примешь верное решение, достойное благородного человека, — твердо произнес Гаэтан. — Каким бы оно ни было, уверен, ты поступишь в соответствии с совестью и честью. В отце говорили любовь и доверие, но я продолжал терзаться на перепутье. За окнами давно рассвело. Выпив утренний кофе, я сделал несколько звонков и отправился отдыхать, наметив примерный план действий. Не уверен, что это именно то, чего ожидал отец. Вначале я точно должен увериться, кто такая эльфийка — невинная жертва или грозный враг, а потом уже буду думать о задании Лазара. Никому в Париже не известна личность молодой приезжей американки, так пусть и остается, пока я не нащупаю твердую опору под ногами и не обрету полный контроль над ситуацией. Едва стемнело, я стоял на пороге квартиры на улице Шампольон с большим белым букетом свежесрезанных лилий. Едва я нажал кнопку звонка, раздались легкие торопливые шаги, дверь стремительно распахнулась, словно меня с нетерпением ждали. Приводя в исполнение план, я действовал с отработанной уверенностью. — Меня не было больше недели, а ты все так же беспечна, открываешь любому желающему. Девушка замерла, широко распахнув глаза. На щеках проступил знакомый румянец. Я слышал, как взволнованно бьется ее сердце. — Я должен извиниться за исчезновение без предупреждения. Приглашаю тебя на прогулку по ночной Сене. Примешь ли мои нижайшие и самые искренние извинения и позволишь ли загладить вину? Не знаю, чего я ожидал в тот момент. Нападения охотницы, не желающей повторно упустить жертву? Кокетства и жеманства, присущего большинству женщин? Прохладного приема, полного оскорбленного достоинства? Я слишком зациклился в своей самоуверенности, потому что уж точно не мог предположить, что, застав меня врасплох, восторженно взвизгнув, Эль в буквальном смысле повиснет у меня на шее, крепко обняв. Глава 9 ЭЛЬ После спонтанного визита к Ансело прошло несколько дней, полностью посвященных занятиям и усердному изучению французского языка. Месье Бушар был доволен. Даже обмолвился, что более старательных абитуриенток не встречал за все годы педагогической практики. Он авторитетно заявил, что пора подключать новые предметы, если я планирую за год одолеть ту прорву знаний, которую необходимо наверстать. Было решено, что отныне наши уроки поделятся на часы. Каждому предмету отведено время. В итоге моя голова готова взорваться от обилия информации. Я и не подозревала, что мозг может так распухать, словно ему тесно в черепной коробке. Теперь в некогда уютной гостиной почти все свободное пространство занимали книги. Стопками они громоздились на столах, тумбочках и просто на полу, и становилось страшно оттого, что все это предстоит одолеть. А за окном шумно веселилось лето! Все цвело, благоухало, пело. Чем больше теплело, тем легче становились наряды, короче юбки, оживленнее горожане. По вечерам повсюду раздавалась музыка, в основном популярный джаз и уже полюбившиеся мне французские мелодии, люди развлекались, жили полной жизнью. Мне же некогда и носа показать из своей каморки. Да и, признаться, не было особого желания. Куда идти в одиночестве? Жаль, что рядом нет подруги, она быстро выдернула бы меня из трясины образования, спасла из заточения просвещения! Но Мэри далеко, на другом конце света, поэтому меня не слишком занимало то, что творится вокруг. От Джори тоже вестей не поступало. Наверное, работа и правда оказалась серьезной. Но я не усомнилась в словах Гаэтана и ждала почти спокойно, полностью сосредоточившись на занятиях. Очередной субботний вечер не предвещал особых событий и не сулил изменений в обыденности планов. Я попрощалась с профессором, поужинала в кафе на углу, медленно прогулялась обратно, чтобы хоть немного подышать свежим воздухом перед тем, как вновь зароюсь в пыльные «источники знаний». Но едва только солнце скрылось за горизонтом, раздался звонок в дверь. Сердце дрогнуло, а следом заплясало в надежде, что я не ошибусь в предположении. Открыв, я не увидела ничего, кроме цветов. Огромный букет полностью загородил дверной проем. Вслед за ним в мою унылую обитель ворвался долгожданный голос, бархатными переливами разгоняя тишину. Он смотрел тепло и приветливо, терпеливо дожидаясь ответа на приглашение совершить совместную прогулку. А я не могла вникнуть в смысл слов. Он вернулся! Только это имеет значение! Вечер стремительно менял окраску, смирение растворялось, уступая трепетному ожиданию чего-то невероятного и чудесного. Боязно признаться даже себе, насколько же я соскучилась по жестам и смеющимся бездонным глазам этого мужчины! Как мне его не хватало! Все место в голове и сердце заняло бесконечное, светлое, нарастающее чувство восторга! Словно очнувшись, не глядя, аккуратно положив цветы на тумбу, поражаясь себе, я бросилась его обнимать. Если он и удивился, то виду не подал, наоборот, крепко обнял меня. Надежные мужские руки, уверенно прижимающие к широкой груди, были теплыми и очень сильными. Стало невероятно хорошо, тепло и уютно, словно в моем мире наступил покой и пришло равновесие. С огромным трудом я заставила себя отстраниться, спохватившись, не уверенная, позволяет ли подобные выходки этикет. Но Джори ничем не выразил неодобрение моей импульсивности, только широко улыбнулся, сметая сомнения. Париж загорался волшебными огнями. Мы расположились в удобных креслах на палубе небольшого речного трамвайчика, отошедшего от острова Сите — колыбели старинного города. Владелец судна, получив компенсацию, не взял других пассажиров, поэтому в тишине и комфорте мы слушали неторопливый, размеренный плеск волн за бортом, отдаленный шум берега, наслаждались ночным небом, сверкающим звездами, а я еще и блеском глаз моего спутника, которые завораживали сильнее, чем россыпь созвездий. Опомнилась я только тогда, когда на столике между нами появилась бутылка шампанского в ведерке со льдом. Наблюдая за мелкими пузырьками в бокале, я решила задать вопрос, который не давал мне покоя: — Ты ведь исчез не из-за того, что я отказалась отвечать на вопросы о себе? Я боялась, что поступила грубо, обидела тебя, отпугнув неотесанностью и хамством, — я потупилась, с грустью высказывая наболевшее. Подсознательно я надеялась услышать искренние уверения, что дело вовсе не в этом, но повисла тишина. Признавшись в сомнениях, я почувствовала себя очень неуютно. А вдруг я права, и лишь вежливость не позволяет джентльмену подтвердить это? Ощущая, как к лицу приливает кровь, я разозлилась, что не промолчала, коснувшись того, что могло поставить собеседника в неловкое положение. Бокал задрожал, и я поторопилась поставить его, чтобы не выдать волнения. Смущенно сжав ладонью пальцы второй руки, я совсем растерялась. Несколько мучительных секунд Джори молчал, и я, наконец, решилась посмотреть на него. Он улыбался какой-то загадочной, таинственной, но одновременно встревоженной улыбкой. Я нахмурилась, и тогда он коротко заметил: — Я ведь все-таки здесь, не правда ли? Это не совсем тот ответ, на который я рассчитывала, но продолжать мужчина не спешил, и меня не покидало острое чувство недосказанного. Как будто происходит что-то важное, возможно, даже тревожное, опасное, но от меня это скрыли, а может, попросту, водят за нос. Сперва я решила немного пообижаться и стала смотреть на фантастически освещенный берег, но вскоре, подумав, поняла, насколько это глупо. Мое воображение играет злые шутки. Плохо разбираясь во взаимоотношениях, я часто преувеличиваю и накручиваю себя. Не желая повторить ошибку, я повернулась к Джори. На мгновение показалось, что на его лице отразилось напряжение, но он тут же принял свой обычный расслабленный, вальяжный вид, и мы продолжили экскурсию, наслаждаясь ласковой ночью, вкусным шампанским и обществом друг друга. Я рассказала об успехах в учебе, о чудовищном объеме знаний, который необходимо получить. Он похвалил меня, выразив твердое убеждение, что мне все удастся. Почему-то его одобрение оказалось очень важным и особенно приятным. Однако о себе он в этот раз ничего не говорил, а я не рискнула спросить, боясь испортить волшебный вечер. Закончилась прогулка у подножья Эйфелевой башни, как всегда, переливающейся тысячами огней. Я не могла не поделиться авантюрой, которую мы проделали с Мэри, посетив впервые стальную великаншу, запоздало осознав, что, наверняка, ему это покажется очень глупым. Ухмыльнувшись, он предложил повторить экскурсию, а я, растерявшись, смутилась. Забраться на спину подруге совсем не то же самое, что молодому сногсшибательному мужчине. Даже страшно представить, как буду выглядеть, сколько приличий нарушу. Но новый друг не переставал удивлять. Кажется, он всегда знал, как поступить правильно. Джори галантно поднял меня на руки, и, попросив придерживать его за шею, мощными прыжками преодолел расстояние до шпиля, я успела почувствовать лишь свист ветра в ушах. Через несколько мгновений я во второй раз любовалась Парижем, как на ладони, и снова замирала в восторге от открывающегося вида. Возникло острое чувство дежавю, вернув к мыслям о Мэри, но я справедливо признала, что благодаря моему спутнику скучаю гораздо меньше, чем опасалась вначале. В кульминации сказочного вечера мы перекусили в ночном ресторане, но потом пришло время возвращаться домой. Отчаянно не хотелось прощаться, но успокаивали заверения, что мы увидимся очень скоро. Джори твердо обещал не исчезать надолго без предупреждения. Казалось бы, бессонная ночь должна утомить, но, лежа в кровати, я обнаружила, что сон словно забыл обо мне. Мысли хороводом кружились, мельтеша неясными силуэтами и тенями. Вскоре я поняла, что все эти образы относятся к Джори. Его возвращение вновь пробудило меня. Если в его отсутствие, казалось, что кроме скромной квартиры и книг ничего не существует, то с его возвращением мир стал огромным, многогранным и до безумия интересным. Сев на кровати, бестолково проворочавшись полчаса, я решила разобраться в своих ощущениях последовательно. Сбегала в гостиную, откопала среди груды учебников любимые потрепанные романы, перечитала особо важные моменты, давно отмеченные закладками, будто знала, что пригодится. Глубоко задумавшись, я чуть не пропустила приход профессора, а потому отбросила книгу и помчалась в ванную приводить себя в порядок. В зеркале на меня таращилась милая и симпатичная девушка с густыми каштановыми волосами. Но теперь вид был растрепанный, а глаза лихорадочно блестели. Наверное, сказалась бессонница и обилие впечатлений. Не хватало еще, чтобы месье Бушар догадался, что я по ночам не бываю дома. Уважение почтенного старика потеряю точно! День прошел скомкано. Путаные мысли не давали сосредоточиться на начитываемом материале. Благо хоть сегодня преподаватель объяснял новые темы, а не проверял пройденное. Так можно делать вид, что слушаю, не особо вникая. Я, конечно, осознавала, что поплачусь на следующем же уроке, но сейчас не получалось собраться с мыслями. Что-то происходило со мной, и никак не удавалось разобраться в причинах смятения. Ясно одно, это, несомненно, связано с появлением в моей жизни черноглазого француза. Едва проводив профессора, я подпрыгнула от неожиданной трели звонка. Это не мог быть Джори, солнце стояло еще высоко. Наверняка вернулся, забыв что-то, месье Бушар. Однако, распахнув дверь, я обнаружила на пороге молодого парня в униформе посыльного. Он уточнил мое имя и вручил конверт. Я, разумеется, решила, что, наконец, дождалась письма от подруги, не сообразив сразу, что почту вообще-то разносят почтальоны, а не курьеры. В конверте обнаружилась записка, написанная аккуратным, но твердым почерком. Джори сообщал, что вечером у нас запланирован променад по парковой зоне Шанз-Элизе. Елисейские поля! Сердце Парижа, главный исторический центр старого города. Самое красивое авеню в мире, согласно расхожему мнению, помпезное, элитарное, изысканное. Знаменитая Триумфальная арка — средоточие лучей площади Звезды — выглядела завораживающе с высоты Эйфелевой башни, а теперь мне предстоит соприкоснуться с той атмосферой воочию. Это означало, что мне необходимы вечерний наряд и макияж, аксессуары и прическа. Немыслимо появиться в подобном месте немодной деревенщиной. Я потратила несколько минут, чтобы предаться пронзительной эйфории, повизгивая от радости и предвкушения, а потом, как сумасшедшая, понеслась за покупками. До сегодняшнего дня я не обращала внимания на модные дома, сосредоточившись на книжных лавках и маленьких кафе. Поэтому не сразу удалось сориентироваться в лабиринте кривых улиц Латинского квартала. Мои проблемы решились в универмаге Бон Марше, который имел несомненные преимущества перед привычными бутиками и салонами. Торговый центр вмещал под своими сводами огромное разнообразие магазинов, ателье, ресторанов. Там же находились парикмахерские и даже картинная галерея. Я выбрала элегантное темно-зеленое платье, идеально облегающее фигуру, с открытыми плечами, заниженной талией и бантом на левом боку, спускающееся мягкими складками чуть ниже колена. Оно было отделано вышивкой по лифу и дополнено длинной ниткой жемчуга. Та же милая девушка-консультант посоветовала приобрести к нему удобные черные лодочки и черные высокие перчатки. Дополнила образ вечерняя прическа с заколотыми локонами и красивой заколкой. Завершили наряд легкое летнее пальто и элегантная сумочка. Дома, принарядившись и повертевшись перед зеркалом, я осталась довольна, надеясь, что не слишком увлеклась. Добавив легкий макияж и каплю любимых духов, я удовлетворенно, но нетерпеливо стала ждать Джори. Он пришел, как всегда, в точно назначенное время в шикарном, идеально сидящем смокинге, с цветком в петлице. Даже волосы уложены так, что неизменная длинная челка не падала на лоб. Я с восторгом разглядывала его, не сразу заметив, что он так же рассматривает меня. Ну, разумеется, я не забыла покраснеть, куда же без этого. — Ты прекрасна! — произнес он с теплотой в голосе. Сказать, что мне было приятно, ничего не сказать. Мои дневные сомнения понемногу начинали складываться в определенную картинку, но пока я все еще не могла понять в какую. Новый друг принес коробочку конфет из знаменитой кондитерской Мезон Сторер, а также цветок на запястье в виде браслета, такой же, как у него в петлице. Водрузив украшение на законное место, я взяла пальто и сумочку, и мы отправились на прогулку. Оставив автомобиль на набережной неподалеку от Лувра, Джори предложил мне руку, и мы двинулись пешком. Пройдя через беломраморную арку Каррузель, увенчанную квадригой бронзовых коней и позолоченными богинями Победы, прогулялись по посыпанным толченым известняком дорожкам сада Тюильри. Мы любовались фонтанами, искрящимися в свете вечерних огней, овальными бассейнами, многочисленными скульптурами и затейливо подстриженными деревьями. Старейший в мире парк благоухал цветами, а я слушала пояснения спутника, жадно ловя каждое слово. На душе было светло и радостно. Следуя прямо на запад, мы достигли великолепной площади Согласия, украшенной аллегорическими статуями, символизирующими главные города Франции. Осмотрев гигантский обелиск из красного гранита в самом центре обширной эспланады, я удивилась: — Почему на нем иероглифы? — Этот Луксорский обелиск — подарок египетского правителя нашей стране, — пояснил Джори. — Этому сооружению более трех тысяч лет, а надписи восхваляют правление фараона Рамзеса II. Король Луи-Филипп поместил его на том самом месте, где во время Революции стояла гильотина, с помощью которой сложили головы Людовик XVI и его супруга Мария-Антуанетта. Сколько голубой крови напрасно и бессмысленно утекло, — вздохнул рассказчик, плотоядно ухмыляясь, даже деланно облизнулся. Заметив озорной блеск насмешливых глаз и то, как подергивается его губа, я сообразила, что последние слова сказаны в шутку. Далее лежала знаменитая авеню — основная цель прогулки. — Откуда такое странное название — Елисейские поля? Это ведь, кажется, из мифологии? — поинтересовалась я, понимая, как мне повезло. Джори — не только красивый мужчина, на которого бросали кокетливые взгляды встречные девушки, но и замечательный гид, отлично знающий историю Парижа и его достопримечательности. — Ты права, — согласился он. — Древние греки так называли прекрасные поля в загробном царстве, куда после смерти попадают герои — любимчики богов. В общем, райский уголок, а это — его земной аналог — красивейшая улица мира. Звучит нескромно, но я готова согласиться. Перспектива захватывала дух. По обе стороны центрального проспекта простился каштановый парк, разделенный аллеями на несколько больших квадратов, уютно подсвеченный мягким светом многочисленных фонарей. Пока я восторженно вертела головой, спутник продолжил повествование: — В стародавние времена здесь простирались болота, а монархи наведывались на утиную охоту. Лишь в XVI веке от сада Тюильри к Версальскому замку была проложена дорога, топи осушены и засажены деревьями, установлены газовые фонари. Впрочем, еще в XVIII веке территория оставалась довольно пустынной и небезопасной для прогулок, отчасти, благодаря моим собратьям. — Неужели когда-то здесь не было также прекрасно? Даже не верится, — продолжила я расспросы. — Как ни странно, современному облику авеню мы во многом «обязаны» русской армии, — ухмыльнулся «экскурсовод». — Когда в 1814 году она вошла в Париж, именно здесь разбили свои лагеря казаки Александра I. За пару месяцев они буквально разорили Елисейские поля. Каштаны и вязы были срублены на дрова, многие особняки и павильоны разграблены. Именно этот факт, основательно задевший национальную гордость, и подтолкнул государство передать пострадавшую территорию муниципалитету с условием наведения порядка. Тогда и началась масштабная застройка, вокруг выросли сады, изящные павильоны, электрическое освещение и асфальтированные тротуары. Тогда же, со строительством Триумфальной арки, к которой мы подошли, Елисейские поля и обрели свое величие. Заслушавшись, я и не заметила, как мы достигли площади Звезды. Вчера мы любовались ее «лучами» с высоты птичьего полета, и знаменитая арка казалась оттуда совсем небольшой. Вблизи же величественное сооружение производило совсем иное впечатление, возвышаясь над окружающими домами. Пораженная, я ходила вокруг, рассматривая скульптурные композиции в античном стиле, символизирующие наполеоновские победы. Но тут я обратила внимание, что Джори, отстав, молча замер под сводом. Он стоял возле одинокой могилы, украшенной живыми цветами. «ICI REPOSE UN SOLDAT FRANCAIS MORT POUR LA PATRIE, — выбито на плите, и даты — 1914–1918». «Здесь покоится французский солдат, погибший за Родину», — сумела я перевести. — Да, это Могила неизвестного солдата, — посерьезнев, подтвердил мой друг. Похоже, для него это особенное место, но расспрашивать я не решилась. Заметив мое изменившееся настроение, мужчина осторожно приобнял за плечи и улыбнулся: — Сегодня не время грусти. Пойдем, ты еще не видела Париж с этой стороны.