А тут еще выяснилось, что бедняжка винила себя в случившемся, дескать, поддавшись слабости, она подставила под удар меня и подвергла смертельной опасности. Это уже слишком! Я едва не вспыхнул от жгучего стыда, опалившего лицо и отравляющего душу. Еще называю себя мужчиной-защитником! Много времени я потратил, убеждая отважную эльфийку оставить самоедские мысли. Настойчиво уговаривал, что никто на ее месте не смог бы держаться столь храбро и мужественно, и вся вина и ответственность лежит исключительно на мне. От личного участия в делах конторы и штаба пришлось временно отстраниться. Все сводилось к тому, что я получал регулярные письменные отчеты и также отдавал соответствующие распоряжения. Мои сотрудники, как я и ожидал, отыскали в бумагах Оливера бесспорные доказательства «двойной игры». В огромном несгораемом шкафу кровопийца хранил дневники, которые старательно вел на протяжении столетий. Большая часть была посвящена медицинским изысканиям, но он скрупулезно выводил каллиграфическим почерком и прочие «деяния», и умозаключения. Нас заинтересовали последние годы. Материала вполне бы хватило, чтобы отбиться от возможных обвинений его приятелей — старых вампиров-оппозиционеров. Выявились компрометирующие записи и на них самих, и даже на месье Лазара. Хитромудрый прохиндей в этот раз перехитрил самого себя. Анору он завербовал, пообещав в качестве награды так желаемое ею обращение в вампира. А вот об эльфийке, к счастью, никаких упоминаний не обнаружилось. Очевидно, их встреча действительно была роковой случайностью. Единственное, о чем я жалел, что проклятый упырь слишком просто отделался. Легкой смерти он не заслужил. Эль медленно, но все же, шла на поправку. Рана на шее бесследно зажила, а вот избавиться от страха было гораздо сложнее. Она жаловалась на кошмары, в которых ее неотвязно преследовали подвал и окровавленное сердце, издающее неописуемо отвратительные звуки. Девушка наотрез отказывалась выходить на улицу и просила не оставлять ее одну. Из-за этого даже пропустила первые недели нового семестра в Университете. И лишь обостренное чувство ответственности заставило отличницу начать наконец посещать занятия. Пришлось, максимально смягчив детали, поделиться с отцом историей похищения эльфийки, объяснив необходимость моего почти круглосуточного пребывания рядом с девушкой. Конечно же, Гаэтан очень расстроился. Он еще больше упрочился во мнении, что вампир — неподходящая пара для его подопечной, а рядом со мной опасность грозит ей несравненно больше, чем в человеческом окружении. Но, видя состояние Эль, на время смирился с тем, что спокойно она засыпала только в моем присутствии. Однако жизнь не замирает в одной точке, и даже самые печальные события уступают место новым, они идут своим чередом, предоставляя возможности и преподнося полезные, а порой и болезненные уроки. Часть 5 Одиночество тени Глава 1 МЭРИ Ноги подламывались и дрожали, но я упрямо пыталась подняться с колен, чтобы встретить смертельный удар с достоинством. Это все, что у меня осталось, ведь силы для сопротивления покинули, и я с тоской читала в жестком, полном ненависти взгляде охотника смертный приговор. Мужчина не торопился, понимал, что мне уже не уйти. Медленно утекали последние мгновения. Было невероятно обидно, что неоправданно долгая жизнь прошла так никчемно, пусто и бесполезно. И до обращения, и после я растрачивала ее на глупые мечты и воздушные замки. Зачем вообще мне была дана эта вечность? Разве не для того, чтобы оставить после себя хоть какой-то след? Сейчас, на волосок от смерти, есть ли мне что вспомнить? Чего я добилась? На пороге забвения приходилось быть честной с собой. Лишь встреча с Эль была единственным шансом сделать что-то стоящее и важное, но я его упустила. Узнает ли она когда-нибудь, что произошло? Вряд ли. Объявлений о казни вампиров не печатают с позапрошлого века. Но, возможно, сообразит, когда перестанут приходить письма, что меня больше нет. Надеюсь, мы успели узнать друг друга, и эльфийка не расценит, что я ее забыла. Только она сможет все понять и помянет добрым словом. На глаза навернулись слезы, стало невыносимо жаль себя. Необходимость уберечь Эль от смертельной опасности, придавала смысл пребыванию в Бостоне. Это меньшее, что я могла сделать для необыкновенной девушки, вернувшей мне краски радости. Прощаться с тем, что дорого, всегда тяжелое испытание, но благая цель смягчала горечь. Мы осознавали, что разлука будет длительной, но не думали, что вечной…. * * * Вернувшись в Америку, я наивно рассуждала: «Хорошо, что не успела ближе познакомиться с Джори Ансело и серьезно увлечься этим обаятельным французом. Целее останется сердце, ведь будущее слишком туманно. У меня имелся опыт разочарования от напрасных многолетних надежд, и иллюзий я не питала. Нужно постараться забыть его и смотреть на ситуацию трезво, не бередить душу, ее и так изрядно потрепало». Чтобы не сходить с ума от скуки, безделья и бессмысленности бытия, наполняясь пустотой, я решила получить второе образование. Неудержимо стремящаяся к знаниям подруга стала хорошим примером. На фоне современных женщин, лихо управляющих автомобилями, трамваями и другими механизмами, я давно ощущала себя застрявшей в прошлом веке, а именно теперь очень хотелось двигаться вперед. Исходя из соображений преодоления самой себя, я подала документы в технический колледж, чтобы изучать двигатели внутреннего сгорания, совершенно не представляя, что это такое. Оставалось только готовиться, вести себя естественно и дожидаться писем из Парижа. С теплом и улыбкой вспоминая усердную эльфийку, я тоже основательно взялась за учебники. Удивительно, какое сильное влияние смогла оказать эта девушка. За десятилетия вампирского существования я привыкла, не раздумывая, использовать свои способности при любых затруднениях. И только подруга позволила взглянуть на это со стороны и осознать, как отвратительно постоянное манипулирование чужим сознанием, по сути, насилие. Я твердо настроилась избавляться от неприглядной привычки, внушение употреблять лишь в исключительных случаях, решать проблемы обычными человеческими методами и стараться жить, как все. Сколько счастья принесла мне соседка миссис Веллингтон, отдав долгожданный конверт с вестями из Франции! С большим облегчением я узнала, что хоть Эль и скучает в расставании, но чувствует себя уверенно, в отчаяние не впадает и даже меня пытается подбодрить. Она ни на что не жаловалась и демонстрировала отличные успехи в изучении языка. В такое воодушевление привело ее письмо, что возникло желание немедленно отправиться по магазинам, накупить тысячу ненужных, но приятных мелочей, представляя, что эльфийка рядом, разделяет мою радость и жизнь прекрасна. Незаметно подошли осень и начало семестра, а с ними масса новых впечатлений и трудностей. Помимо лекций и семинаров в аудиториях нас ожидали занятия в лабораториях и мастерских. Это было непривычно и не слишком комфортно, но я твердо решила отказаться от пропахшего нафталином образа викторианской леди. Когда-нибудь я обязательно вернусь в Париж, и подруга не должна стыдиться моей отсталости, ведь она-то все схватывает налету и идет вперед с открытым сердцем. Впрочем, вступать в ряды уверенных и сильных, активно участвующих в общественной деятельности суфражисток меня по-прежнему не тянуло. Смелые девушки встречались с мужчинами без обязательств и пропагандировали свободную любовь. Подумав, я поняла, что для меня это чрезмерно и не нужно форсировать события. Очень хотелось найти собственный стиль — современный и гармоничный одновременно. Следуя моде, я безжалостно избавилась от роскошных локонов, сделав модную стрижку а-ля гарсон, старалась использовать элементы мужской одежды и отслеживать тенденции и новшества. Я быстро втянулась в учебу, и год промелькнул незаметно. А после каникул мне захотелось вознаградить себя за упорный и плодотворный труд. Я вспомнила о любимом хобби — записалась в субботнюю танцевальную школу. В моду входили гротесково-фарсовый кейк-уок, танго, вальс-бостон. Послевоенные танцы мне нравились больше прежних, они будоражили кровь, при этом, не напоминали о Марко, а я предпочитала жить настоящим. Грусть и тревогу вызывала только судьба Эль, ведь до сих пор иногда мне попадался преследователь-соглядатай, выгуливающий собачку. Нередко я затылком ощущала чей-то настырный, навязчивый взгляд, словно в насмешку напоминающий, что встрече с подругой не суждено состояться в ближайшем будущем. А порой злость от несправедливости фортуны накатывала с такой неудержимой силой, что едва сдерживалась, чтобы не придушить шпиона поводком его болонки. Первое сентября второго курса пришлось на ежегодный праздник — День Труда. После традиционного парада в парке Бостон Коммон начался музыкальный фестиваль. Нарядная публика заполнила аллеи, семейные группы с детьми слушали музыкантов прямо на лужайках, по тенистым тропинкам гуляли или ели на лавочках мороженое влюбленные парочки. Я наблюдала выступление местного джаз-бэнда на одной из импровизированных площадок, как и все, наслаждаясь праздничной атмосферой, когда меня окликнули: — Привет, Мэри! Никогда бы не подумал, что тебе может нравиться музыка черных. Я тут целый час любуюсь, как красавица увлеченно внимает, да еще такт ножкой отбивает. Рядом стоял и улыбался один из наших студентов-пятикурсников. — Привет, Захария, — сдержанно кивнула я в ответ, мысленно поморщившись. Было не очень приятно почувствовать себя объектом его пристального внимания. Мы не были знакомы лично, но Захария-Валентайн Смит — единственный чернокожий студент считался «белой вороной» в нашем колледже. В Бостоне формально отсутствовала расовая дискриминация, но лишь малое количество «цветных» семей имело достаточно средств и возможностей, чтобы их дети могли получить высшее образование. Я же, хотя и ратовала за доступность обучения для всех, с недоверием и большим предубеждением относилась к мужчинам-неграм, сознательно отстраняясь от любых контактов с ними. Не смогла изжить в себе воспитание южанки с прочно заложенным превосходством, не забылась и трагедия в ночь, когда погиб отец. Да и ведьмак Гвембеш внес свою лепту. Концерт завершился, на землю опускался мягкий теплый вечер, в парке зажигались фонари, звучала музыка, зазывая желающих на танцплощадки. Домой возвращаться не хотелось, но я, естественно, отклонила приглашение Зака или Вэла, как он предложил его называть, погулять еще, сославшись на домашние дела. Возможно, он воспринял это как высокомерие расистки, мне было все равно. Я надеялась, что на этом наше общение и завершится, однако судьба распорядилась иначе. На очередном танцевальном занятии я узнала, что осталась без постоянного партнера, и преподаватель временно поставил мне в пару «очень талантливого новичка». К не слишком приятному удивлению этим человеком оказался мистер Смит. Усилием подавляя раздражение, я старалась не демонстрировать явное недовольство, не бросать же уроки. А тут еще Зак, взяв меня за руку, внезапно вздрогнул, словно отшатнулся, что, разумеется, еще больше испортило настроение. Если я ему настолько неприятна, чего приставал в парке и сейчас не оспорил учителя? Удивленно взглянув, он хотел о чем-то спросить, но тут заиграла музыка, и парень, похоже, обо всем позабыл. У него имелось врожденное чувство ритма и море энтузиазма, хотя движения и не были так отточены, как у меня. Поразительно, но я неплохо себя ощущала, лихо двигаясь под мелодии свинга рок-н-ролл, шимми и чарльстон. Теперь отказать чернокожему проводить меня выглядело бы уже неприлично. — Мэри, а ты, оказывается, замечательная девчонка! — восхищался Зак по дороге. — Прежде мне казалось, что ты зануда и гордячка, хоть и красотка. А ты еще и в музыке разбираешься, и танцуешь отлично! Неожиданно отметила, что мне нравится немудреный комплемент, и я улыбаюсь. А когда, поддерживая вежливую беседу, я рассказала, что была в Чикаго на выступлении Луи Армстронга, и выяснилось, что знаменитый Сачмо — его кумир, лед между нами начал таять. Через несколько недель я осознала, что высокий, крепко сложенный парень с коротко стриженными жесткими волосами уже не вызывает прежней антипатии. Веселый и обаятельный, он неуловимо напоминал мне Джо — сына Нэнси. Кожа скорее очень смуглая, чем черная, приятные черты и неизменная ослепительная улыбка, которая при виде меня становилась еще шире. Манеры не слишком изысканные, что неудивительно, но добродушие и позитив компенсировали все недостатки. В его лице мне встретился не только хороший партнер, но и человек, разделяющий мои увлечения. Зак был родом из Медины — пригорода Кливленда, где остались две его старшие сестры, уже замужние. Отец пропал без вести, а о матери и бабушке, он как-то неохотно сказал лишь пару слов. Возникало впечатление, что их отношения не сложились, но расспрашивать я не сочла возможным. Успешно окончив школу, юноша уехал учиться в Бостон, где поселился у дяди — мистера Мортимера Бейтса. По рассказам друга, его мединские родные были темными, невежественными людьми, шарлатанами, не желающими признавать просвещение и прогресс. Они были против получения образования, настаивая на продолжении семейных традиций. А вот дядя — бездетный владелец бензоколонки поддержал племянника и помог определиться с выбором профессии. Поэтому молодой человек сочетал учебу в колледже с работой на заправке, заодно мыл машины и занимался мелким ремонтом автомобилей, что служило прекрасной практикой. Субботние танцевальные вечера вносили разнообразие в обыденность, и я не чувствовала себя такой одинокой. Постепенно я все больше привязывалась к общительному добродушному Заку и с радостью ждала конца недели. Тогда же я осознала, какие перемены произошли в моем мировоззрении. Конечно, в память о Нэнси, я никогда не позволяла себе проявлений расовой нетерпимости, да и не пристало леди, но и представить тесное общение, а тем более дружбу, с потомком бывших рабов едва ли могла. Удивительно, как все менялось после смерти Марко. Неужели прошлое, наконец, отпустило? Хотя, скорее всего, это тоже заслуга Эль. Было бы ужасно стыдно, узнай она, какие недостойные чувства я когда-то испытывала. Теперь я понимала, что человечность определяется вовсе не цветом кожи или происхождением. Подвижный и неутомимый Зак никогда не унывал, напротив, заражал энергией и оптимизмом. Он знал и рассказывал много смешных историй, часто делился планами на будущее. Я же предпочитала помалкивать о себе, ограничиваясь короткой легендой, опасаясь ненароком себя выдать. При этом, его не трогали насмешки других студентов, и он не обращал внимание на подначивание и издевки, а порой и угрозы сторонников ку-клукс-клана, которые нередко сыпались на него из-за того, что смел общаться с белой девушкой. Дни становились короче, вечера холоднее, по утрам на лужах блестела ледяная корка. Осень вступила в свои права. Дорожки усыпали золотые и багряные листья, на клумбах яркими красками полыхали осенние цветы, завершалось «индейское лето». Танцевальный и концертный сезон в Бостон Коммон также подходил к концу, и мы все чаще проводили время в закрытых залах, защищенных от дождей и холодных ветров. Но однажды Заку пришлось отменить запланированный поход в театр. Он ссылался на настойчивую просьбу мистера Мортимера присутствовать на религиозном собрании их общины, после чего поделился впечатлениями в своей насмешливой манере. — Представь, проповедник вещал про ночных демонов, наводнивших, по его словам, весь Массачусетс — прибежище греха. Словно я снова вернулся в Медину, и бабка промывает мне мозги своими бреднями. Вот уж не думал, что дядя к этому так серьезно отнесется. А потом нам раздали «защитные» амулеты, велев носить не снимая. Якобы это спасет от воздействия чудовищ. Под конец собрали пожертвования, так что ясно, ради чего все затевалось. То, что Зак принял за болтовню, для меня наполнено глубоким смыслом. Очевидно, демоны — это мои собратья. Но я всегда полагала, что Бостон — один из самых спокойных городов, поэтому и прожила здесь немало лет. Вот в Чикаго действительно беспредел вампирский, не зря там Тирон обосновался. А что, если и здесь появились молодые необученные кровопийцы? Это может стать серьезной проблемой, ведь я привыкла жить без опаски. — И что ты сделал с амулетом? — поинтересовалась я как можно равнодушнее. — Хотел сразу выкинуть, но дядя запретил. Я не стал спорить, раз уж он так проникся вещанием проповедника. То, что в каждом штате находились люди, знающие о нашем существовании и пытающиеся бороться — не новость. «По крайней мере, мне не стоит сильно беспокоиться, — решила я самонадеянно. — На меня подозрение не упадет. Больше года я вообще не охочусь, к тому же, не боюсь солнца, и свои способности не афиширую». В День Колумба Зак заехал за мной на собственном автомобиле. «Жестянка Лиззи» — «народный» Форд Т образца 1910 года. С гордостью распахнув дверцу, он помог мне устроиться на сиденье, счастливый произведенным впечатлением. На День Благодарения приятель предложил устроить пикник на природе. Мы расположились на берегу небольшого озерца, густо поросшего кустарником, жарили зефир на веточках, пили лимонад и делились воспоминаниями, как отмечали этот праздник в детстве. — Мы вот так же готовили на костре разные вкусности, только всей ватагой — с друзьями, сестрами и братьями, — рассказывал Зак. — А когда подросли немного, то вместо лимонада таскали у родителей яблочный сидр, который как раз поспевал к этому времени. Ну, а потом, конечно, и еще что покрепче. Жизнь чернокожего подростка удалась куда веселей, чем у дочки богатого плантатора. — Мне о костре и о том, что покрепче мечтать и не приходилось, — улыбнулась я. — В пансионе это было просто невозможно. В честь праздника на ужин давали по куску яблочного пирога с корицей. А конфеты втайне от воспитательниц сами копили, чтобы втайне устроить в спальне маленький долгожданный пир. Осенью темнеет рано, вокруг стояла сонная тишина, лишь вдали жалобно кричала ночная птица. На душе было светло и спокойно, запах прелой листвы навевал легкую грусть, мы молча любовались на темную гладь воды. Я испытывала благодарность к Заку за эту поездку и искреннее расположение. Я ему явно нравилась, но не хотелось спешить переводить отношения из дружбы и симпатии во что-то большее. Кажется, я еще не готова к новым романтическим переживаниям, поэтому безошибочно уловив его попытку приблизиться к моим губам, машинально отодвинулась. Парень нахмурился, но не подал виду, оставалось надеяться, что я не задела его за живое, и он все понял правильно. Однако возникло чувство досады и неловкость, и мы засобирались в обратный путь. Погода ухудшилась, над дорогой повисла мелкая морось, опустился туман. Равномерный шум мотора и легкое покачивание вкупе с молчанием действовали не хуже снотворного, и я не заметила, как погрузилась в царство Морфея. Проснулась я от грохота и ощущения внезапной силы, резко швырнувшей вперед. Потом наступила тишина. Мятая крыша оказался внизу, а днище нависало сверху. Судя по боли, основной удар пришелся на голову, осколки порезали руки и лицо. Я в сознании, бензобак не взорвался и не загорелся, значит, мне ничего не угрожает, но как же Зак? И тут знакомым огнем вспыхнуло горло, а желудок болезненно сжался. В салоне плыл терпкий знакомый запах, дурманящий и манящий. Развернувшись, я увидела своего спутника. Судя по неестественному положению тела, у него сломан позвоночник у основания шеи. Из глубоко рассеченного лба стекали струйки густой алой жидкости, разливаясь темной лужей. Именно от них исходил аромат, заставивший судорожно сглотнуть. Словно завороженная я коснулась пальцем капли и поднесла ко рту, теряя самообладание. Желание впиться в рану подчиняло все помыслы. Но тут парень глухо застонал. «Что же я делаю?! — я отшатнулась, стараясь не дышать. — Он же может погибнуть в любую секунду. Если начну пить из раны, просто добью его. Ведь это Зак — мой друг». С трудом выбравшись из покореженной машины, я осторожно вытащила раненого и уложила на обочине, свернув и положив под шею свое пальто. На воздухе дышалось легче. Поморщившись, осколком стекла я быстро полоснула по запястью и прижала его ко рту парня, борясь с жаждой. Кровь стекала в его горло, однако лишь слабый, неровный стук сердца говорил, что он еще жив. Но вот он закашлялся, сглотнул и наконец открыл глаза, непонимающе уставившись на меня. — Что случилось? Мы опрокинулись? Вот дьявол, я все-таки заснул, — постепенно, хоть и с трудом, приятель осознавал произошедшее, с тревогой озираясь. — Что происходит?! Зачем ты поила меня своей кровью?! Зак попытался приподняться, пришлось приложить усилие, удерживая его на месте. Это пока опасно, нужно время, чтобы все срослось. Впрочем, его вопросы еще опаснее. Боюсь, это тот случай, когда без внушения не обойтись, как бы я ни зарекалась.