Прости меня! Я люблю тебя! Родион, любимый…! Прощай! Твоя Арина» XVII Июнь находился в зените, когда Родион выписался из больницы. Сказать, что он с удовольствием покинул больничные стены, было бы не совсем верно. Несмотря на прекрасную летнюю погоду, расцвет природы, настроение его никак нельзя было назвать безоблачным. Он не видел ничего летнего, время для него замерло. Еще будучи в больнице, идя на поправку, он старался больше гулять, просто сидеть на скамейке и слушать шелест листвы. Днем и вечером в своей палате, где, кроме него, было еще двое мужчин, текла вереница бесполезных и бесконечных разговоров «о жизни», которые на следующий день уже и не вспомнить. Дневной сон, вечерний чай, и на завтра то же самое. Ночью ему плохо спалось, он выходил в коридор, вставал или садился возле открытого окна и слушал пение ночных птиц. Врачи сказали, что у него сотрясение головного мозга, перелом костей носа и еще какие-то выявленные ими нарушения. Даже после выписки они рекомендовали ему покой, избегание моральных и физических нагрузок. Он принимал все процедуры и медикаменты, но при осмотре лечащий врач задавала вопрос: почему он в таком подавленном состоянии? Не зная, что ответить, Родион молчал и пожимал плечами. Врач это комментировал так: «Я лечу тело, душу не лечу. Об излечении души сам подумай». Почем так происходило с ним? Потому что он чувствовал, что потерял такое важное, такое необходимое ему ощущение радости от того, что с ним его любимая. От нее больше не было никаких вестей. Прочитанное не единожды ее письмо он не только не порвал, не уничтожил, а, наоборот, хранил. Ведь это ее письмо, ее почерк! Он выучил его наизусть почти сразу, но весь смысл письма осознал лишь через время. Одно он знал наверняка – они должны были объясниться лично. Тогда, пожалуй, Арина осталась бы. Но Родион не знал всего, всех нюансов, которые влияли на нее в момент принятия решения об отъезде, поэтому и судить ее за этот поступок не мог. Была и другая причина его не особенного стремления домой. Сестра Агнесса угасала. Мать, навещавшая Родиона, со слезами рассказывала, что происходит с сестрой. Он понимал, что дома царит гнетущая атмосфера. Ясно, что исправить ничего невозможно, и по возвращении он должен не просто наблюдать происходившее дома, но и нести бремя страдания за Агнессу – иначе он не мог. Она его сестра, родная, такая светлая, такая открытая всему миру! Как бы то ни было, он пришел домой. Тщательно вымылся, поел домашней еды, от которой успел отвыкнуть и соскучиться. Как он и ожидал, домашний настрой подавлял любое светлое чувство, которое они по договоренности должны изображать в присутствии Агнессы. Она же сама была капризна, не понимала происходящего с ней, устала от этого состояния. Взрослые члены семьи понимали все это, и их жалость к Агнессе выражалась в их взглядах, слезах, поступках. Но в то же время они не могли демонстрировать ей эту жалость, чтобы не угнетать. Они старались дарить ей все сердечное тепло, какое могли. Через три дня после возвращения Родиона врачи рекомендовали родителям госпитализировать Агнессу, что и было сделано. Мать осталась с ней в больнице, но могла свободно приходить домой. На следующий же день после выписки Родион пришел к тем самым дверям, где жила Арина. Дверь оказалась заперта. Он попробовал заглянуть через окно в комнату, но смог разглядеть только признаки нежилого помещения: кровать стояла без белья, никаких признаков человека. Он воткнул в щель между дверью и косяком мелкую щепку, чтобы определить, бывает ли кто-нибудь в комнате: если бы щепка выпала – значит, дверь открывалась. Он приходил к двери несколько дней – щепка оказывалась на месте: дверь не открывалась. Оставшись дома втроем – отец, младший брат и он сам, – они вели размеренный образ жизни в тяжелом ожидании худшего. Они уже оставили надежды и готовились принять самое горькое известие об Агнессе. И это известие пришло – Агнессы не стало в один из дней конца июня. Теперь гнетущий климат семьи сменился скорбью. И если до этого времени они стеснялись своих слез, то сейчас слезы стали их постоянным спутником. Пока душа еще оставалась в Агнессе, они не могли осознать того, что произойдет и что предстоит им вынести. Но вместе с этим во время ужина они в один голос соглашались с тем, что для нее в том неизлечимом состоянии, которое было, ее уход – единственный путь к избавлению от мучений. «Она отмучилась», – говорили они. Прощание и церковное отпевание проходили в солнечный и по-особенному жаркий летний день. Под сводами церкви, где собрались родственники, друзья и знакомые семьи, разносился гулкий голос священника. Внутри стоял странно прохладный, но душный воздух. Родион стоял, слушая довольно длинную речь священнослужителя. Он вспоминал сестру, ее смех, занятия школьными предметами, думал об угасших теперь надежд на нее будущность… Он с каждой минутой этого горестного часа все сильнее и сильнее нагнетал на себя горечь того, что с Агнессой уже ничего нельзя изменить, потому что это не в силах человеков. Все, чего он мог желать для нее, – это покоя в том, другом, мире, в котором очутилась ее душа. Родион до такой степени нагнал на самого себя печаль, что ему стало плохо, закружилась голова, возникла слабость. Вероятно, что в добавление к скорбному состоянию давали о себе знать полученные травмы. Но он не хотел привлекать к себе внимание. Пару раз выходил наружу на площадку перед церковью. Часы показывали двенадцатый час, солнце палило, и на площадке казалось еще хуже, жарче, чем в тени церкви. Вернувшись после второго выхода, он просто сел на скамейку возле стены. Священник заметил это и комментировал: нужно иметь силы, чтобы отдать последнюю дань покойной, выдержать на ногах, а не потакать своим слабостям. Тогда Родион поднялся и еле-еле достоял еще несколько минут до конца панихиды. После скорбных событий в семье Родиона началась новая глава. Отец категорически не хотел оставаться жить в старом доме, где все напоминало ему о прежней жизни. Они решили переехать и принялись активно заниматься этим вопросом. Эта деятельность отвлекала их от горестей. Причем переехать они решили не только из этого дома, но и из Энска вообще. К их общему удивлению, вопрос решился в считаные дни. Они действовали слаженно, без пререканий. Вероятно, их объединяло общее желание бежать от всего, что связывало с горем. Возникавшие раньше, как в обычной семье, острые моменты притуплялись и сглаживались, доверие выросло, взаимопомощь стала обычным явлением. Уже в двадцатых числах июля они переехали в соседний город К., который больше их прежнего места жительства, а находится в пятидесяти километрах от него. Там им удалось получить неплохую двухкомнатную квартиру почти в центре: одна комната для Антона и Родиона, другая – для родителей. Их семейный совет пришел еще к одному выводу. В июне их продюсер женился, и по крайней мере в ближайшие месяцы изъявлял желание больше времени проводить дома с молодой женой, но не хотел расставаться с проектом, в котором участвовали родители Родиона. Продюсер предложил им сесть вместе и подумать о том, каким образом поступить. Этот расширенный домашний совет состоялся еще до переезда. Все семейство Родиона, не исключая и младшего брата (который, правда, выдержал только десять минут совета), проговорили почти три часа. Рассматривали разные варианты, которые подготовили заранее. И вот какие важные решения они приняли: они решили полностью изменить свою жизнь. В августе, по окончании траура, они примутся за репетиции совершенно новой программы. Это должна быть не просто музыкальная программа, а в полном смысле музыкально-развлекательная, где будут участвовать и Родион, и его младший брат Антон, которому, несмотря на возраст, поручалось очень важное направление. Антон должен стать юным фокусником. Поскольку брат должен ходить в школу, продюсер обещал организовывать выступления исключительно в выходные: с вечера пятницы до вечера воскресенья. Он обосновывал это тем, что все равно в будни посещаемость выступлений низкая. При таком графике он сам оставался бы доволен значительно большим временем с женой. Антон же сможет беспрепятственно посещать школу. В середине августа все приступили к активным репетициям. Продюсер помогал не только, чем мог, но зачастую даже тем, чем, на первый взгляд, не мог. Его и без того высокая энергетика получила огромную подпитку. Как полагали родители Родиона, да и он сам, в этом играла важную роль молодая жена. Для самих артистов репетиции стали отдушиной от тягостных мыслей. Они словно утоляли жажду деятельности, как водную жажду во время жары. Дотянувшись до этой благостной свежести, они едва хотели прерываться на короткий отдых, и снова и снова с удовольствием принимались за дело. И дело, почувствовав такой мощный настрой, желание, энергию, удовольствие, поддалось и прекрасно двигалось вперед семимильными шагами. Параллельно семейным делам в жизни Родиона происходили еще и другие события. Будучи в больнице, у него состоялись встречи со следователем. Оказалось, что в ресторане сразу после избиения побывали не только медики, но и полиция. Родион и не представить не мог, какая волна действий полиции поднялась после этого. Но все по порядку. Итак, в больнице два или три раза он общался со следователем, от которого узнал, что все лица, причастные к его избиению, были установлены. Большое количество свидетелей (посетители и работники ресторана) сообщили и приметы, и даже личные данные молодчиков. Двоих полиции удалось найти: это администратор Александр и еще один его приятель. Двое скрылись и объявлены полицией в розыск. Свидетели же давали хоть и сбивчивые, но в целом одинаковые показания. С их слов получалось, что мирно сидевшие молодые люди подверглись грубым оскорблениям со стороны четырех пьяных мужчин, которые вели себя крайне хамски. Молодой человек – Родион – бросившись на защиту своей девушки, был жестоко избит руками и ногами. Он сопротивлялся, сколько мог, потом просто лег на пол, истекая кровью, потерял сознание (так говорили свидетели). Бывшая с ним девушка выбежала из ресторана, и причины ее поведения оставались непонятны свидетелям. Четверо молодчиков, видя, что избитый не сопротивляется и потерял сознание, не только не оказали помощи, но и высокомерно покинули ресторан и быстро скрылись из виду до приезда скорой и полиции. Кроме встреч в больнице, когда Родион оставался слаб и не мог отвечать полно на вопросы, он приходил в полицию, где его допрашивали как потерпевшего. Он рассказал именно то, что нам уже известно. На вопросы о своей девушке и о том, как и где ее найти, он отвечал, что не знает и ничем не может помочь. Это вызвало недоумение у следователя, но пришлось оставить вопрос в подвешенном состоянии. От следователя Родион узнал, что расследование в отношении двух арестованных велось далеко не только из-за его избиения. Сам факт хулиганства стал поводом для проведения обысков, и в различных местах были обнаружены схроны наркотиков. Дальше полицейская машина набрала еще большие обороты, как собака-ищейка, напав на след, не могла остановиться. Выяснили, что все четверо занимались доставкой и продажей наркотиков в их городке, и, хотя полиция давно предполагала наличие такой банды, не имела достоверных фактов. После случая в ресторане маховик расследования раскрутился со значительной силой. Общаясь со следователем в хорошем, откровенном ключе, Родион решил воспользоваться этим и задал вопрос о директоре гостиницы, где Александр работал администратором. Следователь ответил, что в гостинице был своеобразный притон для наркоманов, прямо в гостиничных номерах. Однако директор гостиницы, взяв в адвокаты дорогого приезжего юриста, категорически отрицал, что знал об этом и тем более имел к этому отношение. Никаких доказательств противного не было. Выяснилось, что номера для употребления наркотиков бронировались администратором. Следователь подозревал, что какое-то участие директор принимал в этом деле, но был крайне хитер и предусмотрителен и смог избежать уголовного преследования. Однако на его пути возникли большие препятствия. Журналисты, пронюхавшие о полицейских делах, довольно детально описывали ситуацию. Это до того испортило имидж, что директор гостиницы просто покинул город. Следователь настоял на проведении между арестованными и Родионом очных ставок для уточнения всех деталей избиения. Хотя Родиону очень хотелось избежать этого пусть и формального, но все-таки общения, он согласился. Очная ставка с Александром прошла довольно быстро, потому что тот вообще отказывался говорить. Родиона же поразила надменность, которая сквозила в действиях, словах и взглядах администратора. Он всем своим видом пытался показать, что не только не раскаивается в своих делах, но и мнит себя неким героем преступного мира. Со вторым участником очная ставка происходила в совершенно ином ключе. Арестованный, Иван, выглядел замученным, держался очень зажато и показывал, что идет навстречу следствию. На вид ему было лет двадцать, не больше. Родион не запомнил его, если бы не эта юридическая процедура: встреть он этого Ивана на улице, не узнал бы. На очной ставке Иван говорил, что действительно находился в ресторане, но ударов по Родиону не наносил (сам Родион этого не видел, потому что вообще не понимал, кто его бил). Да, кричал, потому что был пьян, все дружки кричали, и он за компанию кричал. Но никакого умысла у него не было. Когда очная ставка закончилась, и Ивана уводили, Родион попросил у следователя разрешения задать один вопрос, не касающийся избиения. Он спросил, правда ли то, что Иван кричал вместе с другими, и что у них что-то было с Ариной? Иван уже стоял в дверях кабинета. Он помолчал, поворачиваясь то туда, то сюда, и ответил, что из всех его друзей только Александр прежде, до ресторана, видел Арину, и там, в ресторане, подбил их всех выкрикивать оскорбления. Получив такой ответ, Родион в некий знак благодарности качнул головой, а Ивана увели. XVIII Родион получил таким образом еще одно подтверждение своей уверенности в невиновности Арины, о том, что ей можно доверять. Он и без этого считал, что можно верить только ее словам, но еще одно подтверждение, полагал он, никогда лишним не будет. Что теперь делать? Она оставила только короткое письмо, и по его смыслу выходило, что она ушла и не может вернуться. Будучи занятым домашними скорбными делами, а также переездом, он немного отвлекся от событий весны. Столько всего произошло в его жизни с того времени, что у него возникло ощущение, будто за два-три месяца прошло два-три года. Мысли об Арине приобрели необычный оттенок: она представала перед ним в виде некоего миража, который то ли был, то ли привиделся. Однако, стряхивая с себя эти наваждения и возвращаясь к реальности, он понимал, что только именно отношения с ней давали ему наслаждение жизнью, лечили его душу, как рекомендовал врач в больнице. Переехав на новое место жительства, он стал думать уже над практическим вопросом – как разыскать Арину и объясниться с ней. Мысли о ней приобрели новую подпитку после разговора с матерью. Разговор случился как раз через несколько дней после второй очной ставки. Будучи на кухне, она обратилась к Родиону: – Давно хочу поговорить с тобой. Я вижу, что тебя что-то сильно гложет внутри. Поделись со мной, может быть, я смогу помочь. – Да, может быть. Конечно, нам всем пришлось тяжело все это время. Но у меня еще есть одно… – он осекся, не понимая, как объяснить. – Это касается той девушки, о которой ты говорил по телефону? – Да, о ней. – Это она ходила с тобой в тот злосчастный ресторан? – Да, она. Знаешь, я там встретил наших соседей. Мне кажется, что соседка давно рассказала тебе о том, что там случилось. И ты знаешь все про ресторан, так? – Да, она рассказала, я знаю с ее слов. Пусть. Мне хотелось выслушать тебя. Ты мой сын, а не она. – Эта девушка… она попала в трудную ситуацию, я уже говорил вам с отцом. Понимаешь, то, что там… кричали эти парни про нее, это ложь. Понимаешь, это неправда. Они врали, один сам мне сказал. Мне следователь говорил, что они занимались наркотиками, им нельзя верить. Арина, а ее зовут Арина, она хорошая. Я никогда не встречал таких девушек, понимаешь? Я не знаю, как рассказать тебе о ее беде, мне противно это, мне ужасно противно! И потом, это касается ее, в основном ее, а я не могу рассказывать тебе все, это непорядочно. Родион замолчал и смотрел на мать, а она терпеливо ждала. Потом он продолжил: – Так получилось, что они заставили ее, они шантажировали и угрожали ей тюрьмой. Это они виноваты. Я их ненавижу! Ненавижу! – сказал он с силой в голосе. – Мне стыдно говорить об этом, и я не хочу, чтобы ты о ней думала плохо. Вот и все. Но мне кажется, что соседка могла наговорить тебе много неправды, да еще и присочинять. – Родя, – мягко сказала мать, – зря ты так думаешь про соседку. Да, она рассказала. Это женские разговоры, пойми. Она тоже мать. А матери, хорошие матери, хотят защитить своих детей. Вот и я хочу защитить тебя. Я знаю тебя, и я тебе верю. Но я знаю, что ты еще молод, что жизненный опыт у тебя небогатый. Поэтому я беспокоилась, чтобы тебя, как говорят, не окрутила такая молодая особа. О, сколько подобных случаев происходит! Пойми, вот у меня знакомая. Вышла замуж, все, кажется, хорошо. Родился ребенок, а муж начал выпивать, гулять с другими, а лет-то им тогда было по двадцать три. Через пять лет они расстались, да так, что он бил жену, понабирал долгов, а ей пришлось с ними расплачиваться. Поэтому-то я и опасаюсь, как бы с тобой ничего подобного не случилось. – Нет, – ответил Родион, – у нас все по-другому. Я верю Арине. Она написала мне письмо. Она не знала, что я в больнице. Подумала, что я отказался от нее, услышав жестокую ложь. Но это не так. Она уехала. Уехала, чтобы не причинять мне вреда. Она не надеется прийти в наш дом, потому что ей стыдно. Понимаешь? Она боится, что я не смогу ее простить. А мне и прощать-то нечего – я считаю ее невиновной. Как теперь быть, не знаю. – Все можно понять и простить, если еще не поздно. А поздно бывает, только если человека уже нет, – сказала мать. Она поднялась и подошла к окну. Родион посмотрел в ее сторону. В отражении стекла заметил на ее щеке слезу. Через пару дней они продолжили разговор. Мать сама спросила, что же он хочет делать? Родион решительно ответил, что должен найти Арину, а для этого ему, вероятно, придется поехать в Светлогорск, на ее родину. Мать помолчала и сказала: – Если считаешь нужным, поезжай. Он будто обрел новый смысл в жизни. Если мать поддерживает его, конечно, он поедет. Вот только куда? У него нет ни адреса, ни номера телефона родителей Арины. Он размышлял, как выйти из ситуации. Неожиданно у него возникла идея. Он пришел к следователю и сказал, что если тот по-прежнему хотел бы найти Арину, мог ли бы он помочь разыскать ее адрес? Тогда Родион сам поедет в Светлогорск и попробует там найти ее или хотя бы узнать, где она может быть. Следователь согласился с этим предложением, и, получив от Родиона фамилию Арины, попросил ждать. Через пару дней он позвонил и сообщил адрес, где Арина прописана в Светлогорске. С этого момента у Родиона появилась энергия, он буквально не мог спокойно сидеть. Через день, когда они уладили все неотложные семейные дела, он отправился в Светлогорск. Благо, что средства на дорогу у него были. Это все те же деньги, которые он получил в Санкт-Петербурге. Перед злосчастным выходом в ресторан Родион поделил остаток поровну с тем прицелом, чтобы в будущем, планы на которое они с Ариной хотели составить позже, правильно их использовать. Светлогорск встретил его утром в одиннадцать часов пасмурной погодой и сильным ветром. Так же, как и с предыдущей поездкой, у Родиона была цель, поэтому он не занимался осмотром города, а сразу направился искать нужный адрес. Вот он возле нужного подъезда дома. Здесь он остановился, чтобы успокоиться. Простоял так минут десять. Рассматривал двор, где ходила Арина. Торопиться Родион не хотел: если она тут, все равно не пройдет незамеченной, если же ее нет… Впрочем, ему не хотелось об этом думать. Пока он стоял во дворе у подъезда, представлял, как она несколько лет назад ходила по этому двору, как летом тут, рядом с детской песочницей развевалось при ходьбе ее легкое летнее платье, на мгновенье открывая ноги; как ее фигура плавно и быстро скользила по двору. Он думал, какими глазами она смотрела на огромный тополь, качающий свои гигантские ветки-руки. Тут он вспомнил, что через этот двор Арина убежала со свадьбы. Тяжело ли это? Наверное, ей было тяжело в ту минуту… Но если подумать еще чуть-чуть, ведь она убежала, чтобы встретиться с ним. Она нашла его, теперь он должен найти ее. С этой мыслью он поднялся к дверям квартиры 55. На звонок в дверь внутри раздалось движение и женский голос, но не Арины: – Кто там? – Здравствуйте! – сказал Родион. – Я ищу Арину. Могу я ее видеть? В это время дверной глазок потемнел, значит, его рассматривали изнутри, давали оценку. Родион надеялся, что его вид, а он об этом специально позаботился, дает основания ему доверять. Молчание за дверью. Оно длилось несколько секунд. Потом дверь открылась. Родион увидел перед собой женщину лет пятидесяти, которая выглядела… да-да, нет сомнений, выглядела как сама Арина. Такое же лицо, такие же черные волосы, с седыми прядями, только рост у женщины ниже и бюст больше, чем у Арины. – А вы, собственно, кто? – недоверчиво спросила женщина.