Я повернулась на голос с акцентом, опешив. Макс, или «Медведь», как называли его многие местные, стоял вместе с Тавой, более молодым, более политическим и военным лидером племени. Несколько людей из Нью-Мехико стояло позади него. Многие лица я узнавала по лагерю. Сообразив, что они, наверное, только что прибыли в пещеру вместе с остальными, я посмотрела на их лица, замечая серьёзные выражения. По мне ударило дурное предчувствие, когда я заметила среди них Чёрное Крыло. Тава и Чёрное Крыло сражались с Миферами наверху. Если они оба теперь внизу, это не сулило нам ничего хорошего. Возле них стоял мрачный Торек, его лицо было запачкано грязью и потом, а на плече висела винтовка. Он заговорил следующим, и его британский акцент был заметнее обычного. — Он прав, — мрачно сказал высокий видящий с золотистыми глазами. — Я тоже это видел. Глядя на меня и Ревика, он резко кивнул в сторону Ревика. — Меч, — прямо сказал он. — Он должен это сделать, — он бросил на меня виноватый взгляд, после чего добавил. — Наверное, он не хочет говорить тебе, потому что существует чертовски высокая вероятность, что наш Прославленный Меч умрёт в процессе. Тут во всей пещере воцарилась абсолютная тишина. Данте подняла взгляд, перестав смотреть на виртуальные мониторы. Сасквоч, Криег и Джина сделали то же самое, оторвавшись от консолей, развёрнутых на полу из камня и песка. Даледжем, которого я до сих пор даже не замечала в пещере, стоял на коленях возле них и смотрел на Ревика, стискивая зубы. Я видела, что мои родители тоже уставились на Ревика с обеспокоенными лицами. Балидор смотрел на Торека, и его серые глаза сощурились и слегка расфокусировались, словно он сканировал его. Касс тоже уставилась на Торека вместе с Джоном и Врегом. Локи поднял взгляд, прислоняясь к стене рядом с Джаксом, Холо, Чиньей и крупным видящим Рексом. Мэйгар, Лили и Анжелина выглядели слишком огорошенными, чтобы отреагировать. Что касается меня, я чувствовала себя так, будто кто-то ударил меня кулаком в грудь. Но не потому, что информация была новой для меня. А потому, что она вовсе не казалась новой. Глава 58. Пещерная картина Я могла думать лишь о том, что это подобно кусочкам пазла. Это подобно частичкам мозаики или мазкам краски в целой картине. Это подобно выдержкам, строкам или абзацам истории, сплетённым в один гобелен, одну длинную линию повествования или эпическую поэму с множеством линий и второстепенных сюжетов. Пророческие видения Кали содержали одну часть этой истории. Тарси дала нам другую с помощью своих магических тортов. Теперь, в наши последние часы, Макс и его человеческие провидцы предоставили третью часть. По-своему логично, что каждая раса внесла свою часть в финальную картину конца всего. Логично, что нам всем потребуется объединиться, чтобы увидеть, что представляет собой картина, и публично, всей группой решить, следовать ли за картой, которую нам оставили то ли боги, то ли наши общие предки, то ли ангелы, то ли просто колесо времени, повторявшее свои медленные паттерны. Мы с Ревиком получили первый проблеск в ночь нашей свадьбы. Мы почти не говорили об этом даже на утро после той ночи. Мы никогда не садились и не препарировали послание, оставленное нам в мистическом галлюциногенном торте, который Тарси приготовила специально для нас. Насколько я знаю, мы оба ни с кем не поделились тем видением за всё время, что прошло с тех пор. Мы даже не поделились им с Кали после того, как она и мой отец показали нам её видение конца. Но никто из нас не мог притворяться, будто мы не видели и не чувствовали резонанса между двумя этими частицами пазла. Я не хотела это видеть. Я была практически уверена, что Ревик этого тоже не хотел. Мы с самого начала знали, что наша гибель весьма вероятна. Мы знали это ещё до ночи нашей свадьбы. Мы понимали это с тех пор, как узнали роли, которые мы должны сыграть в конце. Мы говорили об этом, ещё не зная, что Ревик был Сайримном, когда были одни в той хижине, когда Териан ещё не вырвал меня у Ревика и не забрал в Вашингтон. Думаю, Ревик впервые открыто пошутил об этом, когда мы увидели свои имена в Списке Смещения, и возле них не упоминалась «Вторая Волна». Никому из Четвёрки не предписывалось какой-либо роли после Первой Волны Смещения. У большей части наших друзей, включая моего брата, возле их имён значилось «Первая волна — вторая». Из всей Четвёрки только у Ревика была иная приписка — «До-волны — Первая». Предположительно, это отсылка к его роли Сайримна в период Первой Мировой Войны. Мэйгар, Джон, Врег, Балидор, Стэнли, Локи, Джина, Деклан, Анжелина, Данте, даже Кали и Уйе… все люди и подавляющее большинство видящих, чьи имена я видела в списке Смещения — все имели обозначение «Первая Волна — Вторая». Но у нас с Ревиком такого не было. Даже тогда, в те ранние дни в Нью-Йорке, не наблюдалось никаких признаков того, что мы переживём этот этап истории. Да и Мифы уже сообщили нам об этом, пусть и окольным путём. Это подтверждалось религиозными комментариями, учебниками истории и устными рассказами. В священных книгах никогда не встречались истории о Мосте и Мече после войны. Они ни разу не упоминались в период после исторически задокументированных Смещений. На них даже бегло не ссылались в новом мире, который следовал за катаклизмом. Их присутствие не упоминалось в момент установления законов. С ними не консультировались при корректировке религиозных устоев, записи исторических событий, постройке городов, разработке технологий. Нигде не встречалось упоминание их детей. Нигде не встречалось упоминание их внуков. Они нигде и никак не участвовали в последующих историях, когда расы принимались за тяжёлую работу по отстраиванию мира после катаклизма. Их друзья и родственники даже не фиксировали факт их смертей. Согласно всем великим текстам, Мост и Меч просто… исчезали. Даже зная это всё, мы с Ревиком пребывали в отрицании. Мы оба, по отдельности и вместе, таили надежду, что однажды у нас будет нормальная жизнь. В моменты потакания себе мы говорили о том, какой будет эта жизнь. Мы рисовали образы друг для друга, вдавались в абсурдные детали вещей, о которых ничего не знали, вещей, которые могли и не существовать после завершения войны. И всё же наши индивидуальные представления о том совместном будущем были на удивление схожими. Они также оставались на удивление последовательными с ходом времени, не особо меняясь за годы даже в деталях. Мы оба хотели более-менее одного и того же. Семейная жизнь. Жизнь, полная простых и практичных вещей. В первую очередь жизнь, полная наслаждения и борьбы с простыми вещами, с нормальными сложностями, печалями, концами и началами, неожиданными задержками и триумфами, с которыми имело дело большинство людей. Ничем не примечательная жизнь, можно сказать — для всех, кроме нас. После всего, через что мы прошли вместе и раздельно, думаю, мы оба надеялись получить такую жизнь в качестве награды. Мы говорили о том, чтобы вместе построить дом где-нибудь в горах, или у моря, или, может, на горе с видом на море. Дом окружался бы деревьями, травой, каким-нибудь ручьём со свежей водой или водопадом. Милое тихое место, где никто не будет пытаться нас убить, где мы сможем воспитывать детей и, возможно, совместно управлять небольшой фермой. Ревик разводил бы лошадей. Он бы охотился и занимался фермерством, на досуге изучал комментарии, медитировал, строил что-то своими руками, учился готовить пищу, путешествовал через Барьер как Тарси. Я бы рисовала. Может, я бы даже нашла какую-то работу — что-то новое, чего я никогда не делала. Может, подалась бы в медицину. А может, занялась бы работой разведчика или научилась делать изумительно детализированные конструкции вроде тех, что Вэш создавал в Памире. Мы бы навещали наших друзей. Мы бы навещали Мэйгара, Джона и Врега. Мы бы навещали Локи и Джину, Торека, Деклана, Балидора, Порэша, Юми, Чинью, Хондо, Джакса и Холо. Мы бы приводили с собой детей, приносили собственноручно приготовленную еду, корзинки для пикника и подарки. Мы бы устраивали большие вечеринки, напивались бы и устраивали гонки на наших лошадях без седел. А потом затевали бы большой ужин, где гости приносили бы еду, а потом все спали бы на полу, в амбаре или на траве под открытым небом. Мы бы по очереди обучали наших детей. Мы бы плавали, рыбачили, ездили верхом на лошадях. Ревик учил бы меня следопытству и охоте. Я бы могла учить его рисованию, или он взялся бы писать книгу. Мы бы много трахались. Мы бы трахались много, очень много — постоянно, при любом удобном моменте, когда удавалось улучить время наедине. Мы бы наверстали за годы разлуки, непонимания, вынужденного целибата и боли. До рождения Лили Ревик шутил, что несколько лет у нас будет больше секса, чем работы — не считая абсолютного минимума, необходимого, чтобы оставаться в живых. Образ в моей голове был таким ясным всякий раз, когда я думала об этом.