Я припомнил свою последнюю встречу с Пери: теперь ее ответы казались мне намеренно туманными. От гнева у меня вспыхнуло лицо. И мне нельзя было сказать о военных действиях такого размаха? И моей жизнью надо было рисковать без моего ведома? Да мне проще было оставаться при Пери одним из разносчиков чая. Стараясь побороть свои чувства, я ощутил взгляд Насрин-хатун, однако, повернувшись к ней, увидел лишь, как она разглядывает ковер на дальней стене комнаты. — Кстати, — сказал я Хадидже погромче и повеселее, — цвет платья очень вам к лицу. — Я держу под рукой одежду более строгих красок, чтоб накинуть, если заглянет кто-то важный. — Она хихикнула над собственной смелостью. — Ваш дух поднимает и мою душу. Вы счастливы? — У меня есть все, что может хотеть женщина, — сказала она, обведя рукой комнату; я увидел новые мягкие ковры на полу, бархатные занавеси в цвет и богатый набор голубых и белых фарфоровых блюд в нишах. — И что самое лучшее — у меня полно времени, чтоб готовить. Вот попробуй. Она протянула мне тарелку палуде — длинных тонких рисовых соломок, приправленных сахаром, корицей, розовой водой и странной новой специей, ввергшей мой язык в неведомое прежде ликование. Я ел в дикой спешке, как с голодного острова, облизывая губы. Снова отведав лакомств Хадидже, я отчетливо понял, о чем тосковал последние недели. Я не смел поднять на нее глаза. — Не знал он, какое сокровище обретет, женившись на вас. Она улыбнулась: — Есть еще одна радость, что связывает нас с тобой. Шах назначил моего брата главой кавалерии Махмуд-мирзы. Он любит свою новую службу. — Поздравляю. Что он говорит о царевиче? — Брат говорит, что они друг другу словно родные. — Как меня это радует! — А ты, как у тебя дела? Она не пыталась скрыть нежность в своем голосе, и это царапало мое сердце. Коже моей хотелось ее жара, мои ноздри требовали аромата ее розового масла, соединившегося с ее плотью, мои пальцы ломило от желания ее… — Джавахир? Я сцепил пальцы перед собой, чтоб унять их дрожь. — Царевна спросила, не хочу ли я стать исполняющим обязанности ее визиря. Она была потрясена: — Какая огромная честь, и как скоро! — Но если шах не любит ее, это может оказаться трудной работой — и опасной. — Обещаю передавать тебе, что услышу. — Благодарю. — Представляю, как твое новое положение даст тебе возможность помогать сестре больше, чем прежде. — Непременно, хотя мое главное желание — забрать ее в столицу. У меня до сих пор мало средств, чтоб заботиться о ней здесь или снабдить ее богатым приданым. — Да прольет Бог дождь серебра на твою голову! Память о длинных ресницах Джалиле, мерцавших слезами, когда я прощался с нею, пронзила мое сердце. — Я даже не знаю, какая она сейчас. За все эти годы у меня не было случая навестить ее. — А как бы ты смог, ведь ты отсылал все свои деньги на ее содержание! Я уверена, что ты — свет ее глаз. — Надеюсь. Хадидже заметила, что Насрин-хатун разглядывает нас: — Думаю, тебе пора. — Можно мне прийти снова? — Да. Но позаботься о поводе, связанном с дворцовыми делами, — ответила она и позвала своих служанок. — Насрин-хатун, приготовь платье и несколько рубашек с шароварами для благотворительности, — велела она. — Отнесешь их Джавахир-аге, когда будет готово. Для Насрин я сказал деловым тоном: — Моя госпожа будет рада узнать, что вы жертвуете одежду женщине, потерявшей дом. Я сообщу вам, как доберется Рудабех. — Для меня это удовольствие, — улыбнулась Хадидже. В томлении я вспоминал сладость ее бедер под моим языком. Рубец на моем сердце, начавший заживать, открылся и закровоточил. Помочь было нечем: в гареме не избежать встреч с прежней любовью и не избавиться от неутолимого желания. Хадидже, так хорошо знавшая меня, притворилась, что возится с палуде, так что я смог соблюсти достоинство и откланяться. Пери пила чай, когда я мрачно приветствовал ее. — Джавахир, ты принес плохие новости? — Да. Мне пришлось очень серьезно подумать о вашем предложении стать визирем. Сожалею, но вынужден отказаться. Пери, казалось, была потрясена моей глупостью. Только дурак мог отвергнуть такое продвижение. — Ты шутишь? — Ничуть. — Дело в плате? — Нет. — Ты боишься? — Нет. — Что же тогда? Я огляделся, медля, чтоб она слушала со всем вниманием. — Госпожа, игры в этом дворце так же сложны, как узор ковра, на котором вы сидите. Визирь и его господин должны работать вместе, словно муж и жена, иначе они могут потерять все. — Верно. И?.. — Лучшие браки, по моим наблюдениям, основаны на доверии. — Джавахир, ты что, делаешь мне предложение? — шутливо спросила она. — В определенной мере. Выждав для пущего эффекта, я увидел, как посерьезнели ее глаза. — Итак? — Мое предложение — назовем его так — касается большего, чем обычный полусердечный союз, где муж требует от жены рассказывать ему все, в то время как сам наслаждается своей тайной жизнью. Вы понимаете, о чем я? — Конечно. И кто же из нас муж? — Вы. Она рассмеялась: — Это устраивает меня больше, чем любое другое положение. — Я знаю. — Буду носить тюрбан, тратить серебро, принимать решения. — Ода. — А ты что будешь делать? — Я — давать отличные советы и удерживать вас от ошибок, что могут погубить нас обоих. Пери явно стало неудобно.