— Я постараюсь. — Одновременно Пери попросила дядю поспособствовать вам. Он пока в силе у шаха и поищет возможностей как-то вас продвинуть. — Спасибо. — Мне всегда приятно услужить. Мирза Салман пристально разглядывал меня. Вероятно, прикидывал, что я теперь значу как визирь Пери. — Ты говоришь так, будто так и думаешь. — Так и думаю. — Твое самопожертвование все еще обсуждают при дворе как образцовый поступок. Необычно значительного дара ты удостоил трон. — Куда большего, чем вы могли бы вообразить, — пошутил я. Мирза Салман рассмеялся, но и слегка вздрогнул. Он смотрел на меня как на непредсказуемого хищника с острыми клыками, взглядом, смешавшим любопытство и ужас. — С такими яйцами тебе, наверное, следовало стать воином. — Эта работа мне больше по вкусу. — А я всегда мечтал стать полководцем, — сказал он, и я вдруг заметил, что одну из стен он украсил старыми боевыми знаменами. — Но чиновники вроде меня всегда слывут мягкотелыми. Я издал приличествующие звуки несогласия. — Ну, теперь, когда твоя звезда восходит, я за тобой присмотрю, — добавил он. — Благодарю вас, — поклонился я, соображая, смогу ли разжиться у него какими-нибудь сведениями. — Мне всегда хотелось сделать былью мечты моего отца, особенно после того, что с ним случилось. — Помню твоего отца, — откликнулся мирза Салман. — Хороший человек, верный престолу. Я полагаю, что его сбили с пути скверные люди. Я почувствовал, как под мышками собирается испарина. Сердце забилось быстрее, в голову хлынули вопросы, но я скрыл свои чувства. — Наверное, вы правы, — кивнул я. — Вам известно, кто его сбил с пути? — Нет. — Само собой, мне всегда хотелось знать больше о том, как он погиб. Нам никогда не говорили. Изо всех сил я старался не показать чрезмерного интереса. — А в дворцовых летописях ты смотрел? Очень быстро я прикинул, как заставить его разговориться. — Там лишь беглое упоминание о счетоводе, который убил его, — солгал я. — Я много раз слышал, что ваша память превосходит память обычного человека. Мирза Салман был явно польщен и задумался на миг. — Такая обычная фамилия… Исфахани? Кермани? Погоди чуточку… Ах да! Кофрани, вот как. Если я не ошибаюсь, имя его было Камийяр. Наконец-то есть имя! Я продолжал игру: — Какая у вас память! А как вы узнали о его участии? — Дворцовые слухи, кажется. Все было так давно, не помню от кого. — Его отправили в отставку? Мирза Салман пристально взглянул на меня: — Увы, он отошел к богу через несколько лет после ухода с дворцовой службы. Я уже поздравлял себя с тем, что заманил мирзу Салмана в ловушку, но теперь понял, что он слишком старался не ошибиться: вряд ли он назвал бы имя убийцы, будь тот жив. — Да обретет он свою истинную награду. — А ты хотел бы отомстить за себя, не умри он прежде? — поинтересовался он. — Он был прекрасным человеком. Я бы не удивился, если бы он думал, что прежде всего защищает шаха. Мгновение я решал, что лучше: предстать перед ним свирепым или смиренным. Ради безопасности Пери я избрал первое. — Ноя бы его зарезал. Мирза Салман не был наивен, однако тут он уставился на меня, словно на бешеного пса, что может напасть без причины. — Но если он убил моего отца по ошибке, я отсек бы ему его мужское достоинство и сказал бы, что мы квиты, — пошутил я. Мирза Салман принужденно рассмеялся: — А знаешь, почему его не наказали? — Нет. Глаза его метнулись в сторону, и я почувствовал, что он знает больше, чем говорит. Поблагодарив его, я вышел, а во мне гремело имя, которое он вонзил в мое сознание. Камийяр Кофрани. Убийца моего отца. Уродливое имя, и человек наверняка был такой же. Но хуже всего, что он мертв, а мирза Салман подтвердил вину моего отца. Теперь я не мог ни требовать его оправдания, ни отомстить его убийце. Спустя столько лет я наконец отыскал недостающий камешек в мозаике моего собственного прошлого, но слишком поздно для того, чтоб что-то сделать. В тот вечер я с нетерпением дожидался, когда Баламани закончит работу, чтоб рассказать ему узнанное. Я жаждал сладостного облегчения довериться другу и надеялся, что он сможет добавить ясности в происшедшее. Но в обычное время он не появился. Проходили часы, луна взошла, а Баламани все не было. Я принялся читать «Шахнаме», подаренную Махмудом, и ее точные рифмы долго помогали мне бодрствовать, пока наконец сон не победил и книга не упала на грудь. Когда Баламани вошел в нашу комнату, рассветало. Он снял верхнюю одежду и уселся на постель. Его лицо было измученным. — Что случилось? — Одна из беременных шахских женщин потеряла ребенка несколько часов назад. Она больна от горя. — Махасти? — Нет, другая рабыня. Потеряла и много крови. Мы посылали за врачом и женщиной, просвещенной в религии, чтоб ее утешить. — Ужасное известие. — Потом мне пришлось отправиться в покои шаха и ждать, пока он не проснется, чтоб сообщить ему о случившемся. Баламани выглядел печальнее, чем можно было ожидать. — Что тебя так тревожит? Он повалился на одеяло. — Пока женщина мучилась, меня охватили воспоминания о смерти моей матери. Мне было года четыре. В дом вошли несколько женщин и выставили меня из ее комнаты: я помню ее ужасающие вопли. Никто мне не рассказывал, что случилось тогда, но теперь я полагаю, что моя мать умерла родами. Сегодня у меня было странное ощущение, будто я — один из стоявших рядом с ее смертным ложем. Иногда я чувствую, что все мгновения моей жизни существуют одновременно: будто я живу сразу и в прошлом, и в настоящем. — Да сохранит Бог души твоих родных в своих нежных дланях. Он вздохнул: — Тебе повезло иметь сестру. Вспоминая о моих потерянных родичах, я удваиваю жертвования на сирот Казвина. Теперь расскажи мне о своих делах. Почему ты так рано проснулся? Я уселся: — Баламани, я наконец узнал имя убийцы моего отца. Его звали Камийяр Кофрани. — Ты говоришь о том счетоводе? Но как ты узнал? — Похоже, он не слишком удивился. — Мне сказал мирза Салман. — А ты уверен, что это именно тот человек? — Ты считаешь, что мирза Салман может лгать? — Лгать может любой. Ответ показался мне очень странным.