– Павел! – суровым голосом произнесла владелица усадьбы. – Ну, точно он взял! – безапелляционным тоном добавила девица. – И это за все, что я делаю для тебя? – крик пожилой женщины звучал как крик с небес. Железманов понял, что должен вмешаться: – Подождите, когда Вы обнаружили пропажу? Когда Вы встали, балерина стояла на месте? – спросил он. – Да, – чуть подумав, ответила Сабанеева. – А во сколько это было? – Около десяти, даже чуть позже. – Пропажу Вы обнаружила совсем недавно? – Да. – Скорее всего, ее взяли не более часа назад? – Возможно, кто-то это сделал, когда отец Сергий окроплял дом святой водой, – опять слегка задумавшись, произнесла владелица дома. – Могу Вас заверить, что мальчик в это время был в лесу и играл в городки. Он не мог взять у Вас эту вещь, в момент пропажи вещи он был у меня на глазах, – Железманов старался говорить почтительно, но в то же время пытался вложить в свои слова максимум убедительности. Ему удалось выиграть этот небольшой бой, внимание от мальчика опять переключилось на взрослых: – Нет справедливости в этом мире, сидят на моей шее нахлебники и только ждут моей смерти, – продолжала бурчать женщина. – Насколько я понимаю, что и ранее вещи пропадали, а потом появлялись? – опять позволил себе выступить Петр. В ответ было молчание – возразить было нечего. – Тогда, скорее всего, и балеринка появится, – добавил молодой следователь. Словом, обед прошел еще в более тягостной атмосфере, чем это было вчера. Хоть и опять на стол были поданы блюда, приготовленные умелой рукой, но ни куриный бульон с лапшой, ни фаршированная щука, ни ветчина с горошком не принесли удовольствия никому из присутствующих. После обеда Павел сказал своему наставнику: – Спасибо, я думал, меня опять без чая на несколько дней оставят. Один раз так же вазочка пропала, на меня тогда подумали, а потом она нашлась. А я не брал. Оставить без чая – весьма распространенный в дореволюционной России вид наказания для детей в семьях, где имелся достаток. Суть наказания была не столько в лишении напитка из чайного листка, сколько в запрете потреблять те сладости, которые к этому напитку прилагались. *** Вторую половину дня Железманов занимался с мальчиком рисованием. Заниматься пришлось в комнате: погода стала капризничать, поднялся ветер. Вечером, когда пошли пить чай, на камине неожиданно обнаружилась балерина. Она стояла на одной ноге, подняв изящные ручки, а лицо выражало такое вдохновение, что казалось, что она сама опустилась сверху и приземлилась на край камина. Ее бережно передали в руки хозяйки. На слова благодарности никто не рассчитывал, их и не последовало: – Вот то-то же. Испугались, что я к нотариусу поеду, наследства лишу. Впрочем, мне и так все надо отписать Жули. Жули – та самая мелкая собачонка, с которой все время ласкалась женщина, вертелась рядом. Так они втроем гордо удалились: выжавшая из ума старуха, маленькая собачонка и изящная балерина. Третий день тоже не принес никакой значимой информации, кроме еще одного подтверждения того, что никакой ясности с мотивами нет и что в доме и в самом деле происходят странные вещи, а обстановка царит самая напряженная. Особенно это проявилось во время вечернего чаепития. Петр и его подопечный отправились на террасу. Когда было тепло, обычно чаевничали там. Агафья под открытым небом ставила большой самовар, поддерживая его в рабочем состоянии. На стол ставились большой заварной чайник, тарелки с пирожками, плюшками, вазочки с вареньем, нарезанный кусками белый хлеб. Обитатели дома Сабанеевых приходили, наливали себе чай и брали с блюд все, что душа хотела. Никто не скрывал, что все старались поесть отдельно друг от друга. Если бы не эта традиция чаевничать и завтракать отдельно друг от друга, то родственникам помещицы Сабанеевой грозил бы самый настоящий голод: за обедом нередко разворачивались такие баталии (к счастью, пока только словесные), что аппетит пропадал напрочь у всех, ну кроме как у самой Марии Михайловны и ее вредной Жули. Для Павлика чаепитие вообще было самым приятным приемом пищи: выпечка у Агафьи получалась отменной, варенье всегда было душистым и вкусным. К тому же не надо было ежесекундно думать о тонкостях этикета. Конечно, ни прежний гувернер, ни Петр не разрешили бы мальчику черпать ложкой варенье из общей чашки, шумно прихлебывать чай, но все же на некоторые мелочи могли закрыть глаза. Однако сегодня приятного времяпровождения не получилось. Сабанеева обычно пила чай самой последней. Вернее не так. Она обычно пила чай поздно, около пяти или около половины шестого. Остальные, зная об этой привычке, старались побаловать себя чайком пораньше. Вот и сегодня Петр и Павлик пришли, как обычно, в четыре. Пирог с черникой своим ароматом сводил с ума. И в самом деле, что может быть лучшим лакомством в это время года? С ним могут соревноваться только пенки с черносмородинового варенья. Но когда чай был налит в чашки, а два очень симпатичных куска пирога заняли места на порционных тарелках, на террасе появилась сама Мария Михайловна. С видом римской императрицы она уселась за стол. Верная Люся налила ей чай и положила кусок пирога. Неожиданно Жули сорвалась с места и понеслась в сторону кустов сирени. – Жули, ты куда? Вернись, ты поцарапаешься о ветки! Люся, ты куда смотришь? Горничная, которая в этот момент подносила старухе тарелку с пирогом, была вынуждена все бросить почти в прямом смысле этого слова, то есть поставить тарелку не под самым носом пожилой женщины, а чуть подальше и бежать за собачонкой. Мария Михайловна вполне могла протянуть руку, причем совсем ненамного и желаемое лакомство было бы рядом. Но зачем такие простые решения, когда жертва сидит рядом? Ее взгляд упал на Павла. – Молодой человек, а Вас в вашем пансионате не учат учтивому поведению по отношению к старшим? – голос старой капризницы звучал как скрежет. Ребенок испуганно замер, он искренне не понимал, чем вызвал недовольство бабушки, ибо тарелка и в самом деле стояла почти рядом. – Извините, бабушка, я не понял, – испуганно проговорил мальчик. Петр сообразил, в чем причина недовольства и решил сгладить ситуацию: – Позвольте, я за Вами поухаживаю, – вскочил с места Железманов и подбежал к женщине. Он поставил тарелку с пирогом прямо перед носом старухи, взял в руки сахарницу и щипцы для сахара. – Вам поколоть сахар? – Не надо, я не люблю сахар в чистом виде. Пора бы это знать. Вы оба существуете на мои деньги. Я честно выполняю свой христианский долг. Павел, ты понимаешь, что если бы я не оплачивала тебе обучение в гимназии, то тебе пришлось бы учиться на сапожника? А так у тебя есть возможность поступить в университет. К тому же я старая больная женщина, которая в любой момент может уйти в мир иной. Не грешно обо мне немного позаботиться. – Да, бабушка. Я это хорошо понимаю, я очень признателен Вам за участие в моей судьбе, – покраснев, ответил мальчик. Намечающееся удовольствие было в корне испорчено. – Так если ты это понимаешь, то должен относиться ко мне соответственно, проявлять учтивость и заботу, – продолжала ворчать Сабанеева. Причем испортив аппетит ребенку, она не спешила наслаждаться лакомством и сама, хотя именно это стало причиной скандала. – Извините, я не догадался, – пробормотал Павлик. – Догадливее надо быть, – опять прозвучал скрежет, а следующая порция недовольства обрушилась на Железманова, который продолжал стоять с щипчиками в руках: – Сядьте, молодой человек, все равно от Вас нет никакого толку ни сейчас, ни вообще. Вы даже не можете привить своему подопечному хоть какие-нибудь маломальские представления о приличиях. Хотя, что от Вас ждать, Вы тоже не в состоянии понять, что надо проявлять уважение к женщине, которая является владелицей этого дома. Она величаво повела вокруг себя рукой. Конечно, Петру очень хотелось возразить, что его нанимали не за тем, чтобы прислуживать хозяйке дома, тем более что для этого есть Люся, и с таким простым делом, как чуть-чуть пододвинуть тарелку можно справиться и без прислуги, а также что и внука тоже не следует так унижать, но промолчал. Это не входило в сценарий, который был ими с Зазнаевым намечен. В эту секунду вошла Люся с собачонкой на руках. Та была явно не в настроении, что в принципе можно понять: ну кому понравится, когда тебя в самый разгар погони за бабочкой схватят поперек живота и куда-то понесут? Поэтому Жули рычала и скалила зубы, более того, она уже успела укусить ни в чем не повинную девушку – на руке явно была видна кровь. – Ой, моя хорошая девочка, моя умничка. Ну зачем ты туда побежала, это может быть опасно, – старуха тискала зверюшку в руках. И только через некоторое время она заметила на руке у девушки следы укуса. – Она что, укусила тебя? – в вопросе не звучало ни грамма сочувствия. На кивок, обозначавший «да», последовала вполне закономерная реакция: – Укусила! Ух ты, какая смелая! Прямо маленький волчонок! Умничка ты моя! Моя Жули не даст себя в обиду. Она и меня в обиду не даст. Вот кому я небезразлична! Вот кто меня любит! Вот кому надо бы оставить все имущество. Больше мы никому не нужны. Все только и ждут нашей смерти! Впрочем, относительно меня ожидания могут быть не такими уж долгими. Продолжая ласкать и теребить животное, которое этому было не особо радо, старуха встала и пошла прочь. Нетронутая чашка чая и абсолютно целый кусок пирога остались на столе. Петр и Павлик вернулись к трапезе, но надо ли говорить, что одно из самых ярких кулинарных впечатлений нашего среднерусского лета было испорчено? *** Следующий день оказался богатым на события. Первое произошло на прогулке с мальчиком. После очередной порции упражнений по французскому опять пошли в лес. День выдался ветреный, просто идеально подходящий для запуска воздушного змея. Змей у Павла был замечательный. Это сейчас можно прийти в магазин игрушек и купить готовую вещь: недорого и просто, но зато совсем неинтересно. Мальчики начала ХХ века должны были делать змея самостоятельно. В ход шли деревянные рейки, папиросная бумага, бечевка, краски. Вначале много усилий тратилось на изучение специальной литературы (некоторые детские и семейные журналы регулярно публиковали схемы и рекомендации), потом еще больше сил уходило на непосредственное изготовление змея. Можно было в полной мере проявить свою фантазию, сделать змея таким, которого больше ни у кого не будет. Не всегда первые испытания изделия проходили гладко, иногда опытные образцы выглядели изумительно, но лететь отказывались напрочь. Приходилось возвращаться к литературе, искать ошибку, делать все заново. Зато сколько фантазии, творчества приходилось проявить, сколько радости приносили такие самодельные игрушки! А уж про то, что мальчики находились при деле, и у них просто не было времени втягиваться в какую-нибудь глупость, говорить не приходится. Змей, который был у Павла, был лучшим образцом такого домашнего творчества, с красивым пестрым хвостом. – Хороший змей, – похвалил мальчика Железманов. – Спасибо, только я уже говорил, что не сам его делал. Мне Ли помогал. Он хороший. Только он плохо по-русски говорит. – А как же вы общались? – Да он многое без слов понимает. Для запуска змея нужна была открытая площадка, причем желательно на высоком берегу реки или оврага. Такое место в Солотче имелось, впрочем, имеется и по сей день, оно носит название Лысая горка. С нее открывается вид на петляющую речку Старицу и заливные луга. Именно туда и пошли запускать змея мальчик и его наставник. Однако в любимом месте их ждала неприятная неожиданность. Когда они подошли к этому месту, то увидели несколько коровьих лепешек. Над ними кружила кучка мух. Понятно, что играть здесь уже нельзя. Пришлось отойти в сторону и выбрать другое место для игры. Ветер быстро сделал свою работу, скоро над солотчинскими просторами на фоне голубого неба и ярко-зеленой растительности парил змей, игриво помахивая красным хвостом. Петр с наслаждением вдохнул воздух, наполненный запахом хвои и смолы. Вдали виднелся силуэт колокольни Иоанно-Богословского монастыря в Пощупово. Два старинных монастыря смотрели друг на друга через луга. – Как здесь красиво! Завтра возьмем краски и попробуем написать все эту красоту! – предложил Железманов своему воспитаннику. Затем он повернул голову в сторону, в ту самую, где было место, так радикально испорченное животными. То, что молодой человек увидел, ему не понравилось. Попросив мальчика никуда не уходить, он подошел ближе. Подошел и ужаснулся. Теперь вот так со стороны было видно, что навоз и мухи просто спасли их от смертельной опасности. Лысая горка была достаточно высокая, местами более пологая, местами более крутая. Но в целом она была достаточно прочная, допустить, что где-то она обрушится под ногами стоящих на краю людей, можно было только с большой долей вероятности. Однако в данный момент это не касалось того места, где ранее любил играть мальчик. Кто-то сделал под этим местом достаточно глубокий подкоп, и каждый, кто встал бы на это место, просто рухнул бы вниз. Но это было не все! В песок в месте подкопа и ниже были вставлены остро заточенные деревянные колья. То есть человек, вставший на излюбленное место игры, не просто обвалил бы своим весом край крутого берега и упал вниз, а упал бы прямо на эти заостренные колья. Вполне возможно, что такое падение могло бы стать последним приключением в жизни. Петр задумался. Кто-то устроил ловушку. Сделал подкоп, врыл колья. В то же время кто-то и предупредил об этой опасности. Железманов был уверен, что коровьи лепешки накидали в опасное место специально. Вокруг других лепешек не было, а тут рядом, почти одна на другой, несколько штук. Так обычно коровы след не оставляют. Кроме того, зайди даже очень худое парнокопытное на этот на край Лысой горки, оно само бы рухнуло на колья, вес-то у животного не маленький. Надо обследовать все вокруг. Но как оставить без присмотра ребенка, особенно с учетом того, что покушение могло быть именно на него? Решение пришло легко и просто. – Давай в индейцев поиграем. Ты же Майн Рида читал? – Читал! – Давай следы учиться разбирать. Петр и Павел стали ходить по песку, рассматривая следы птиц, мелких зверей. Потом Петр повел мальчика вниз и подвел снизу к тому месту, где были вкопаны колья, потом также на разумном расстоянии подошли вверх, к месту, где лежали лепешки навоза. Игра завлекла обоих, и ребенок, и молодой человек чувствовали себя заправскими индейцами. Павел даже воткнул в волосы перо вороны, которое валялось на земле. Они чуть было не пропустили время, когда надо было возвращаться в усадьбу на обед. Результат игры был не такой уж пустой. Во-первых, мальчик научился отличать по следам птичек, которые шагают (например, галка или ворона), от птичек, которые прыгают на двух ногах сразу, как это делает воробей. Во-вторых, были отмечены следы человека. Точнее, двух человек. Одна пара следов была оставлена сапогами. Сапоги были явно разношенные, ибо опечаток был нечеткий, каблуки были явно стоптанные. Также можно было предположить, что оставивший эти следы был невысокого роста. Ступня была маленькая, и расстояние между следами тоже было небольшое. Можно подумать, что такую страшную ловушку оставил ребенок или женщина! А вот вторая пара следов была знакома. Их оставил человек, обутый в лапти, при этом глубина отпечатка, оставленного одной ногой, была чуть глубже, чем глубина следа, оставленного другой ногой. Опять хромой! Когда шли домой, Петр спросил мальчика: – А ты все время играл в этом месте Лысой горки? – Да, постоянно. Жаль, что корове оно тоже очень понравилось. Вот только зачем? Там нет никакой растительности, ей жевать даже нечего! «Хороший вопрос, есть жвачному животному там и в самом деле ничего не было, в это месте только песок, близлежащая травка на расстоянии не менее 30 шагов, значит, набросали навоз специально. Скорее всего, некто обнаружил ловушку и предупредил об опасности именно таким образом. Также похоже и на то, что именно Павла хотели убить или покалечить, при этом злоумышленник знал, что мальчик очень любит это место. Значит, убийца – кто-то из обитателей усадьбы», – думал Железманов. Понятно, ребенка надо стараться не оставлять без присмотра. Но все же как выяснить, кто мог оставить следы на Лысой горке? Очень заманчиво было пройтись по всем комнатам и проверить у всех обувь. Но это он мог делать в статусе кандидата на судебные должности, а сейчас он простой гувернер. Ему не пристало влезать в дела других. Впрочем, Железманов обладал неплохой фантазией, и решение было найдено легко, оно пришло во время обеда, когда подавали жареного цыпленка. Сегодня старуха была в благодушном расположении духа, она ласкала свою Жули, почти не обращая внимания на остальных домочадцев. Разговор шел на совсем нейтральные темы. А Петру, который постоянно думал про следы на песке, невольно пришло в голову, что жареный цыпленок, когда еще не был жареным, а бегал по песку, и эта самая Жули тоже оставляли следы на песке. Из этого и вышло решение задачки. Так как погода улучшилась, ветер стих, а солнце светило старательно, разогнав все тучки, то вполне логично было перенести вечерние занятия на улицу. Железманов предложил своему подопечному сразу два занятия. Во-первых, попытаться нарисовать ветку сосны с натуры, во-вторых, продолжить изучение следов.