— Я думаю об этом в течение почти двух часов. — К какому же выводу вы пришли? — Перед тем как сестра принесла поднос, муж отправился на кухню. Дженни, возможно, станет это отрицать, но это правда. — Зачем он туда ходил? — Якобы посмотреть, не там ли оставил очки. Он их надевает для чтения и для того, чтобы настраивать приемник. Из комнаты слышно все, что говорится на кухне. Он не разговаривал с сестрой, вернулся почти сразу и нашел очки возле игрушечного поезда. — Из-за этого его захода на кухню вы и переставили чашки? — Возможно, но не обязательно. Я же вам сказала: я часто это делаю. — Из боязни, что он вас отравит? Она посмотрела на комиссара и не ответила. — Что было потом? — Ничего отличающего вчерашний вечер от прочих. Сестра выпила свой отвар и вернулась на кухню. Ксавье послушал передачу по радио, ремонтируя мотор поезда, который предназначается уж не знаю кому. — А вы читали? — Час или два. Около десяти часов я поднялась в спальню. — Первой? — Да. — Что в этот момент делала ваша сестра? — Расстилала постель моему мужу. — Вы часто оставляли их наедине? — А почему нет? Что бы это изменило? — Вы думаете, они пользовались этим, чтобы целоваться? — Мне безразлично. — У вас были основания полагать, что ваш муж был любовником вашей сестры? — Не знаю, были ли они любовниками. Сомневаюсь. Он вел себя с ней как влюбленный семнадцатилетний мальчишка. — Почему вы только что сказали «сомневаюсь»? — спросил Мегрэ. Она ответила на его вопрос своим: — Как, по-вашему, почему у нас нет детей? — Потому что вы их не хотели. — Это он вам сказал, не так ли? Возможно, коллегам он рассказывал то же самое. Мужчина не любит признаваться в том, что он практически импотент. — Это случай вашего мужа? Жизель устало кивнула в знак согласия. — Видите ли, господин комиссар, существует множество вещей, о которых вы не знаете. Ксавье изложил вам свою версию нашей с ним жизни. Придя к вам, я не стала вдаваться в подробности. Этой ночью произошли события, которых я не понимаю, и знаю, что, когда расскажу о них вам, вы мне не поверите. Мегрэ не подталкивал ее к признаниям. Напротив, предоставлял время сказать и тщательно взвесить свои слова. — Я слышала слова врача. Он сказал, что Ксавье отравили. Возможно, это правда. Меня тоже отравили. Комиссар невольно вздрогнул и испытующе посмотрел на нее: — Вас отравили? В памяти всплыла одна деталь, побуждавшая поверить ей: засохшие пятнышки на унитазе и кафеле. — Я проснулась в середине ночи от жуткой боли в животе. Когда встала, то с удивлением почувствовала, что ноги стали ватными, сознание мутилось. Я бросилась в ванную и засунула два пальца в рот, чтобы вызвать рвоту. Простите за столь неприятные детали. У меня внутри все горело, а во рту возник привкус, который я узнаю из тысячи. — Вы разбудили сестру или мужа? — Нет. Возможно, они меня слышали, потому что я несколько раз спускала воду. Я дважды промыла себе желудок, каждый раз выблевывая жидкость, сохранявшую тот же привкус. — Вы не подумали вызвать врача? — Чего ради? Раз я вовремя успела… — Вы снова легли? — Да. — У вас не возникло желания спуститься на первый этаж? — Только прислушалась. Ксавье ворочался в постели, как будто его беспокоили ночные кошмары. — Вы считаете, что ваше недомогание вызвано той чашкой отвара? — Полагаю, да. — Вы продолжаете утверждать, что поменяли чашки местами на подносе? — Да. — А после этого не спускали глаз с подноса? Ваш муж или сестра не могли произвести новую подмену? — Моя сестра находилась на кухне. — То есть ваш муж взял чашку, предназначавшуюся вам? — Надо полагать. — Что означает, что ваша сестра пыталась отравить вашего мужа? — Не знаю. — Или же, поскольку ваш муж тоже был отравлен, она пыталась отравить вас обоих? — Не знаю, — повторила Жизель. Они долго молча смотрели друг на друга. В конце концов молчание нарушил Мегрэ. Он встал перед окном и, глядя на рябую от дождя Сену, набил новую трубку. Глава 8 Пятно на подносе Прижавшись лбом к холодному стеклу — так он делал в детстве и не изменил привычке теперь, — Мегрэ, не замечая того, что в голове начали колоть иголки, наблюдал за действиями двух рабочих, чинивших отопление на противоположном берегу Сены. Когда Мегрэ обернулся, лицо его было усталым, и, направляясь к своему столу, чтобы сесть, он, стараясь не глядеть на Жизель Мартон, произнес: — Вы ничего больше не хотите мне сказать? Она колебалась недолго, а когда заговорила, комиссар непроизвольно поднял голову, потому что она спокойным, размеренным голосом, в котором не было ни вызова, ни подавленности, заявила: — Я видела, как умирал Ксавье. Знала ли она, какой эффект произведет на комиссара? Отдавала ли себе отчет, что внушила ему невольное восхищение? Он не помнил, чтобы в этом кабинете, через который прошли столько людей, хоть раз побывал человек, наделенный такой проницательностью и таким хладнокровием. И еще — он не помнил никакого столь же непринужденного. В этой женщине не ощущалось никакого человеческого чувства. Ни единой слабины.