Пенелопа вспоминает недавнюю переписку с шотландским двором и тайные связи, которые ей удалось установить. – Да, но если мы хотим быть в курсе событий в Европе, нужно иметь там глаза и уши. – Разве не потому я в очередной раз вышла замуж, что мой новый супруг находится в самом сердце шпионской сети Уолсингема? А могла бы несколько лет наслаждаться вдовством. Лучше несколько лет свободы, чем третий муж… – Летиция умолкает. Пенелопе, как и всем присутствующим, известно, что мать не может долго находиться без мужчины, словно рыба без воды, однако в ее словах есть доля истины – она могла бы найти кого-нибудь получше, чем сэр Кристофер, на двенадцать лет моложе ее, не имеющий ни богатства, ни положения в обществе. – Наш новый отчим – хороший человек, – замечает Пенелопа. Летиция бросает на нее укоризненный взгляд. – Даже несмотря на запущенную бородищу, – добавляет она, чтобы разрядить атмосферу. – Связи Уолсингема тянутся гораздо дальше, по всей Европе, – сквозь зубы цедит Эссекс. – Если я женюсь на его дочери… – Глупец! – восклицает Летиция. – Королева вышвырнет тебя прочь. Никакая шпионская сеть не заменит ее благоволения. – Вы понятия не имеете, матушка, каково целыми днями выплясывать вокруг этой женщины, – почти кричит Эссекс. – К тому же все вокруг обсуждают, спал я с ней или нет. Вы считаете, она вас унизила? Подумайте, насколько унизительно для меня, когда толпа льстецов и подхалимов сплетничает, будто я трахал эту… старую ведьму! – Он багровеет от ярости. – У меня тоже есть достоинство! – Эссекс вне себя, его глаза дико сверкают. Пенелопа хорошо знает этот взгляд. Неизвестно, что хуже – яростное возбуждение или свинцовое уныние, из которого ей пришлось выводить его несколько месяцев назад. Увы, третьего не дано. – Прекрати! – Летиция хлопает его по руке. – Если слуги услышат, как ты отзываешься о ее величестве, пострадает не только твое достоинство. – Она же простила Лестера, когда он женился на тебе. Не прошло и пары месяцев, как он вернулся под ее крыло. – А меня нет! На мне до сих пор клеймо паршивой овцы, посмевшей ослушаться королеву. – Но у Фрэнсис Уолсингем нет ни капли королевской крови. Наш ребенок не несет угрозы трону. – Мой ребенок тоже, – возразила Летиция. – Королевская кровь есть у тебя. Ты получил ее от отца, не от меня. – Вы лукавите, матушка. Всем нам известно, откуда в наших жилах кровь Тюдоров. – Вне брака, – огрызнулась Летиция. – Это не считается. Они продолжают пререкаться, словно взбалмошные дети. Пенелопа рада, что унаследовала от отца сдержанный характер. Его считали безжалостным воином, но она ни разу не видела его с такой стороны. Возможно, в ее душе тоже скрывается безжалостность. Под тисовым деревом, пересвистываясь, бродит стайка скворцов с пятнистыми переливающимися грудками. Ребенок шевелится в животе. Пенелопа вновь молится Богу, чтобы родился мальчик. – Сестрица! – Эссекс берет ее под локоть. – Ты витаешь в облаках. Я задал тебе вопрос. – Прости, задумалась. – Она кладет ладонь на живот. – Есть вести из Шотландии? – Пока я не получила прямого ответа. Секретарь, близкий к королю, намекнул, что тот не возражает против нашего союза, однако не хочет рисковать, кладя слова на бумагу. – Да уж, королева не оценит, что шотландский кузен намеревается объявить себя ее наследником, – говорит Летиция. – Вспомните, что стало с его матерью. – Она чиркает ладонью по шее. – Важно, что мы обозначили свои намерения. – И меня не арестовали за измену. – Голос Пенелопы звучит игриво, однако она несколько месяцев провела в страхе, что письма попадут не в те руки. Воцаряется молчание. На самом деле в риске есть своя привлекательность: осознавая опасность, чувствуешь себя живой. Возможно, именно поэтому мужчины возвращаются на поле боя, несмотря на пережитый ужас. – Я женюсь на Фрэнсис Уолсингем, – наконец произносит Эссекс, возвращаясь к прерванной ссоре. – Я глава семьи и поступлю, как считаю нужным. – Советую тебе умерить пыл, мой мальчик, пока не поздно. Получи разрешение королевы, и я благословлю ваш брак. – Она носит моего ребенка, наследника титула Эссекса. – Боже милостивый. – Летиция вытирает лоб. – Еще этого нам не хватало. – Она разворачивается и направляется к дому. – Это чересчур, Робин, – говорит Пенелопа. – Постарайся быть с ней помягче. Он улыбается своей неотразимой улыбкой, напоминающей солнечный луч, пробивающийся сквозь тучи. Неудивительно, что столько женщин оказались во власти его чар, и Елизавета не стала исключением. Интересно, как с ним уживется робкая Фрэнсис Уолсингем. Пенелопа почти уверена – ее брат имеет тайную связь с одной из фрейлин королевы. – Матушка волнуется из-за долгов, оставшихся после Лестера, – напоминает она. – Знаю, знаю. Я уже пытался поговорить об этом с королевой, но… – Эссекс замолкает. Оба понимают: Елизавета не проявит ни малейшего снисхождения к Летиции, несмотря на то что большую часть долгов Лестер приобрел, находясь на королевской службе. – Я собираюсь выкупить Уонстед. – Правда? И чем будешь расплачиваться? Я не позволю тебе воспользоваться мамиными стесненными обстоятельствами. – Пенелопа гневно смотрит на брата. – За кого ты меня принимаешь? – оскорбляется тот. – Семья прежде всего. – Значит, надо оставить Уонстед в семье. – Для Пенелопы это место, полное радостных воспоминаний, убежище от нелюбимого мужа. Будь ее воля, она провела бы там всю жизнь. – В противном случае матушка его лишится, – подчеркивает Эссекс. – Королева так и сказала? – Пенелопа представляет, как проходил их разговор; Елизавета наверняка обвела ее брата вокруг пальца. – Она считает, это подходящее место, где я мог бы принимать иностранных гостей. – Неужели? Но такая покупка тебе не по карману. – Ее величество одной рукой забирает, другой дает, – с обезоруживающей улыбкой отвечает Эссекс. Пенелопа рада видеть брата в добром расположении духа, однако невольно вглядывается в его лицо в поисках признаков надвигающейся меланхолии. Они выходят на берег реки. День стоит тихий, в воздухе ни ветерка. С южного берега доносится рев толпы в медвежьих ямах и голоса рабочих на стройке. Пенелопа задумчиво смотрит на воду; в памяти всплывает образ Чарльза Блаунта. В последнее время это происходит все чаще. Помимо прочих достоинств, ей импонируют его твердость и рассудительность; он всегда хорошо думает, прежде чем говорить, тем самым до боли напоминая Сидни. – Рада, что ты послушал моего совета и подружился с Блаунтом. – Я в нем ошибался. Он хороший человек. – Эссекс замечает улыбку, которую Пенелопа не в силах скрыть. – Он тебе нравится. – Мне нравится любой мужчина с хорошими манерами. Кроме того, я замужняя женщина – притом беременная. Пенелопа нагибается в поисках палки для Сперо. Ей вспоминается вечер, когда Блаунт нанес им визит. Разговор зашел о верности. «Порой ради верности приходится поступиться принципами», – веско сказал он. Его слова запали ей в душу. Пенелопу физически тянет к Блаунту, и она не в силах этому противостоять. Такое с ней случалось всего раз. Тогда, давным-давно, она была целиком поглощена любовью, словно на всем белом свете не существовало ничего важнее. Теперь же она разительно отличается от юной девушки, без памяти влюбленной в Сидни. Сентябрь 1590, Виндзорский замок Заслышав во дворе стук копыт, Сесил направляется в королевские покои. У него срочное дело; он целую вечность ждал, пока Елизавета возвратится с охоты, чтобы испросить позволения поехать к отцу в Уайтхолл. Во Франции назревает война – король Генрих умудрился настроить против себя и католиков и протестантов, следовательно, испанцы смогут высадиться в Нормандии. У Сесила накопилось множество вопросов, которые требовалось обсудить с Берли. Главное – не дать Эссексу убедить королеву отправить войско на помощь протестантам. Мысль о том, что граф вернется с победой и под восторженный рев толпы с триумфом пройдет через весь Лондон, обжигает, словно раскаленные угли. Сесил ожидает назначения на пост государственного секретаря. Он уже больше года исполняет его обязанности, однако к нему относятся как к писцу. Внешне он выглядит успешным и уверенным в себе, но в глубине души терзается ощущением собственной ничтожности, проистекающим из отцовского разочарования; оно проявляется в косых взглядах, мельком брошенных замечаниях, лишь на первый взгляд кажущихся безобидными. Как же ему хочется угодить отцу! Сесил останавливается перед входом в королевские покои, дабы привести себя в порядок. Туго накрахмаленный воротник царапает шею, но сама мысль о том, чтобы чуть ослабить его, представляется малодушной и недостойной. Из-за двери доносятся женские голоса. Никем не замеченный, Сесил входит внутрь и отступает в тень. – Уже заметно, – громким шепотом произносит одна из женщин. – Ты должна найти способ покинуть двор. – Она меня не отпустит. Мне и так пришлось солгать ей, чтобы не ездить на охоту. Сесил узнает Фрэнсис Уолсингем. Ее собеседница – леди Рич, эти настойчивые интонации и нежный голос ни с чем не перепутаешь. Он заинтригован: ранее дамы не водили дружбу и тем более не состояли в доверительных отношениях. – Скажи, что скорбишь по отцу и тебе требуется время его оплакать. Попроси позволения уехать к матери, – говорит леди Рич. – Она тебе не откажет, ведь твой отец умер совсем недавно. – Но это же ложь, – отвечает Фрэнсис. – Я не могу использовать смерть отца в неблаговидных целях. – Боже милостивый! А утаивать замужество, по-твоему, не ложь? Сесил весь как на иголках от возбуждения. – Уедешь к матери в Барн-Эльмс, там родишь. Скажем, что с тобой приключилась какая-нибудь хворь, расстройство организма. Через несколько недель вернешься ко двору. Королева ни о чем не догадается. Сесил не в первый раз завидует, что у его соперника столь хитроумная сестра. Год назад он женился на тихой покладистой девушке с хорошими связями: ее отец, лорд Кобэм, стал его союзником в Королевском совете. Однако она так и не смогла скрыть ни отвращения при виде его уродства, ни удовольствия от роскоши, которую ей принес брак с ним. Наплевать, лишь бы родила сына; однако какой удачей было бы иметь рядом такую женщину, как леди Рич. – Я боюсь. – В голосе Фрэнсис звучат слезы. Сесил даже немного сочувствует бедняжке – королева сожрет ее с потрохами. Анна Вавасур дорого заплатила за то, что забеременела от Оксфорда, а она была гораздо более стойкой, чем эта робкая овечка. – Не время поддаваться страху, Фрэнсис, – следует спокойный ответ. Вот она, хваленая выдержка леди Рич. Восхищение Сесила усиливается. – Мой брат на пути к славе, мы не должны создавать ему препятствия. Значит, муж – Эссекс! Сесил торжествует. Он-то думал, что выслеживает кролика, а это по меньшей мере лев. Вот и представился случай свергнуть противника – после интрижки с Вавасур Оксфорд впал в немилость на пять долгих лет. Непонятно, что Эссекс нашел в этой девице. Или дело не в ее красоте? Сесил делает мысленную заметку: надо перебрать информаторов и выяснить, кому они верны. Особенно тех, кто раньше был связан с отцом Фрэнсис. После смерти Уолсингема его шпионская сеть стала заметно менее надежна, многие агенты просто испарились. – Приветствую, дамы, – говорит Сесил, выходя из тени. – Я не думал, что здесь кто-то есть. – Добрый день, – невозмутимо отвечает леди Рич. – Мы не на охоте. Когда ваша дорогая супруга подарит вам ребенка, вы поймете, что женщине нужно подождать месяц-другой после родов, прежде чем садиться в седло. Каждый раз леди Рич поражает Сесила своей красотой. Светлые локоны рассыпались по плечам, воротник расстегнут, открывая белую грудь, к юбке прилипла собачья шерсть, но ее словно не волнует беспорядок в одежде. Полные нежные руки безупречны, словно у мраморной статуи. Твердый взгляд черных глаз устремлен на Сесила. – Счастлив поздравить с новорожденным, миледи, – говорит он. – Надеюсь, мальчик? – Вероятно, за словами «когда ваша дорогая супруга подарит вам ребенка» скрывается укол, что его жена до сих пор не родила. Во время безрадостного исполнения супружеского долга Сесил не раз представлял леди Рич. Он переводит взгляд на бедняжку Фрэнсис, миловидную, с нежной кожей и лучистыми серыми глазами, однако совершенно бесцветную на фоне своей собеседницы. Та взволнованно ерзает на стуле и нервно общипывает бахрому с платка. – Да, мальчик. – Леди Рич торжествующе кивает. – Мы назвали его Генри. – Двое сыновей; полагаю, после стольких лет лорд Рич доволен. – Вполне, – горделиво отвечает она, пропуская мимо ушей замечание о годах, которые заняло рождение сыновей для мужа. – Выпьете эля? – Сесил потрясен ее самообладанием; ни малейшего намека на страх, что он мог подслушать разговор, резко оборвавшийся при его появлении.