Июнь 1594, Эссекс-хаус, Стрэнд – Мой брат считает это победой. – Пенелопа передает Блаунту колоду карт и просит лакея, стоящего у входа, покинуть зал. Чем меньше ушей, тем меньше вероятность, что разговор просочится наружу. – Боюсь, Эссекс зашел слишком далеко, пытаясь переиграть Сесила. – Ты сомневаешься в вине доктора Лопеса? – Не знаю, Чарльз… Он был добрым и честным, по крайней мере так мне казалось. Честный человек выделяется среди всеобщего двуличия и… я ему доверяла. – Блаунт тасует колоду, сдает карты. – Возможно, Лопес невольно оказался замешан в этом деле. Уверена, он не настолько сильно виновен, как считает брат. Эссекс вел себя словно пес, вцепившийся в горло кролику. Пенелопе дурно от мысли, что врач закончил жизнь на эшафоте – такова смерть изменника. Ей чудится рев толпы, требующей крови, но это лишь игра воображения: доктор Лопес казнен около часа назад. Заметив настроение Пенелопы, Блаунт нежно берет ее руки в свои. – Знаю, он был тебе дорог. – Он спас жизнь Люси. – Да, но доказательства против него выглядели весьма убедительно. – Ну еще бы. – Пенелопа не может сдержать в голосе горечь. – Несколько лет назад ходили слухи, будто бы он смешивает яды. Возможно, доктор действительно собирался расправиться с королевой. – Человек, который долгие годы заботился о ее здоровье? Знаю, знаю, люди непредсказуемы и их мотивы не всегда поддаются объяснению. – Твой брат совершенно убежден в виновности Лопеса, хотя я пытался заставить его взглянуть на положение иначе, – говорит Блаунт. – Уверен, можно было бы решить дело, не прибегая к… – Он не произнес слово «казнь», однако оно повисло в воздухе, как топор палача. – Мы с тобой сделали все возможное. – Пенелопа попыталась убедить Елизавету отложить приведение приговора в исполнение, однако та ответила, что правосудие должно свершиться. – Иногда люди видят лишь то, что хотят увидеть. В последнее время Пенелопа начала беспокоиться за брата; он так и пышет жаром. Безграничное благоволение королевы ударило ему в голову, а раскрытие заговора, если тот действительно имел место, лишь усилило его самомнение. Этот пузырь непременно лопнет. Пенелопе много раз приходилось собирать брата по кускам, она хорошо знает признаки грядущего приступа. – Удивляюсь Сесилу, – говорит Блаунт. – По его словам, доктор Лопес был двойным агентом. В таком случае сам Сесил должен быть au courante[24], но он упорно утверждал, будто ему ничего не известно об этом деле. – Ему нельзя верить. – Возможно, именно он бросил Лопеса на съедение волкам, думает Пенелопа. Но в чем его выгода? – Тем не менее рвение моего брата чрезмерно. – Как же все непрочно и неопределенно; она сама в любой момент может оказаться в Тауэре, и из нее станут извлекать информацию, так же как из Лопеса. Достаточно малейшего промаха; например, не тот человек шепнет пару слов не тому человеку. Ее охватывает паника. – Пенелопа? – Звук голоса Блаунта успокаивает, страх отступает. – Ты присмотришь за моим братом? – Разумеется. Ради тебя. – Он целует ее в губы, гладит по щеке. – Ради нас. – Иногда я представляю, что мы живем вместе, как муж и жена. – Сложно в полной мере выразить, какой смысл она вкладывает в эти слова: жизнь, не отягощенная тайнами, когда не приходится балансировать по краю пропасти. – Все мои мысли о том же. – Ты преувеличиваешь. Твои мысли только о политике. – А твои разве нет? Блаунт прав. Пенелопа не готова отказаться от ощущения власти, которое дают тайны. Ей нравится чувствовать себя шестеренкой в государственной машине, у нее есть доступ к секретной информации, имеющей важнейшее значение для Англии. В ее воображении Эссекс-хаус представляется корнем лозы, распространяющейся по Европе, Ирландии и Шотландии. – Недавно я получила весть из Шотландии. – Пенелопу не в первый раз глубоко тревожит мысль: если кто-то пожелает от нее избавиться, подобные послания могут быть использованы как доказательство измены. Долгожданное письмо выпало у нее из рукава в королевских покоях. Пег Кэри проворно подхватила его, словно сорока. – Что это? Любовная записка? – Она принюхалась, будто могла учуять содержание. – Ты что-то скрываешь? От Пенелопы не укрылось внимание Сесила к их разговору. – Не глупи, – с делано невозмутимым видом ответила она и протянула руку, удивляясь, что та не дрожит. После невыносимо долгой паузы Пег неохотно вернула письмо. – Благодарю. – Пенелопа бросила его в огонь, решив, что никогда больше не станет читать тайную корреспонденцию при дворе. – Это всего лишь мое прошение к ее величеству. Она делает глубокий вдох, стараясь прогнать воспоминание. – От короля Якова? – спрашивает Блаунт. – От лица, близкого к нему. Там говорится, что его величество склонен одобрить наш союз, – не прямым текстом, однако вполне ясно. – Пенелопа замечает на лице возлюбленного озабоченность: – Что с тобой? – Ничего. – Я шла к этому пять долгих лет и научилась заметать следы. – Блаунт по-прежнему обеспокоен. Пенелопа лишь недавно решилась обсуждать с ним подобные темы. Одно дело – доверять возлюбленному свое сердце, и совсем другое – раскрывать тайны, которые могут привести обоих на плаху. – Думаю, важнейшее качество в государственных делах – терпение. Надеюсь, со временем Эссекс тоже это поймет. Он слишком горяч. – От мысли, что, возможно, когда-нибудь ей придется отмежеваться от своего безрассудного брата, ее пробирает дрожь. Стремительное возвышение часто заканчивается столь же стремительным падением. Пенелопа напоминает себе, что семейные узы нерушимы, а любовь к брату незыблема. Сдерживать его необузданные порывы – ее долг. Так было всегда: как старшей, ей приходилось следить, чтобы Робин не забирался на самые высокие ветки фруктовых деревьев, не садился на необъезженных пони и не сплавлялся по речным порогам на самодельном плоту, желая показать свою храбрость. Воистину, тяжкая ноша – нести груз семейных надежд и мечтаний. Пенелопа хорошо помнит глаза брата, тусклые и мертвые от уныния. Объявив о смерти отца, мать сказала ему: «Теперь ты – граф Эссекс. Ты несешь ответственность за род Деверо. Ты – глава семьи». Он выглядел маленьким и растерянным, гораздо младше своих десяти лет. Его как будто в одно мгновение лишили детства, и вскоре Пенелопа впервые увидела этот безжизненный взгляд. – Будь ты мужчиной, из тебя получился бы выдающийся государственный деятель, – игриво замечает Блаунт. – Будь ты женщиной, из тебя получилась бы ужасная жена. Твой муж опасался бы, что ты повредишься рассудком от постоянного чтения. – Он смеется и быстро-быстро хлопает ресницами, словно девушка. Пенелопа рада веселью, пусть даже немного вымученному. – Только представь, какой была бы наша жизнь, если бы мы жили вместе в Уонстеде, – говорит она, посерьезнев. – Боюсь, ты бы не вынесла. – Не сейчас, когда-нибудь. – Когда-нибудь, – эхом повторяет Блаунт. – Почему ты так любишь Уонстед? – Даже не знаю. Тут спокойно. А еще я нашла здесь убежище в первые годы брака. – Пенелопа умолчала о том, что это место не тронуто воспоминаниями о Сидни. Блаунт переплетает ее пальцы со своими. Дверь открывается. Они поспешно разнимают руки и берутся за карты. – Твой ход, – говорит Пенелопа. В зал врывается Эссекс со свитой, в числе которой Рич. Тот бросает в сторону жены беглый взгляд. Недавно они спорили по поводу Блаунта, и он напомнил о ее обещании соблюдать приличия. «Думаете, я желаю носить рога, чтобы все смеялись у меня за спиной? Разве не довольно, что я позволяю растить его дочь вместе с моими детьми?» Пенелопа не упомянула о возможной беременности. Блаунту она тоже ничего не сказала, поскольку в прошлый раз у нее случился выкидыш, и он был этим крайне удручен. – Я сдержала слово, – ответила она мужу. – Исправно исполняла свой долг, закрывала глаза на ваши… – Она не смогла найти подходящего определения для описания его наклонностей. – Родила вам двоих сыновей, оба славные мальчики. При мысли о детях у Пенелопы сжимается сердце. Летиция неустанно брюзжит, что она их балует, однако по-другому просто не получается. В последний приезд в Лейз Пенелопа привезла им пару морских свинок – редких зверьков, приобретенных у торговца за огромные деньги. Она с умилением вспоминает, с каким восторгом малыши встретили симпатичных питомцев с глазками-бусинками. От брата и его свиты исходит нездоровое возбуждение, словно они пьянствовали или дрались. – Дождь еще идет? – Все лето льет как из ведра, урожай сгниет на корню. – Настоящий ливень. – Эссекс отряхивается, будто собака. Брызги попадают Ричу в лицо, тот вздрагивает. Граф хохочет, Рич тоже заискивающе хихикает. Для него брат Пенелопы непогрешим; возможно, причиной тому тайная страсть. – Тебе письмо. – Эссекс протягивает Блаунту отсыревший конверт. – Твой человек повсюду тебя разыскивает. – Рич бросает на жену злобный взгляд, видимо решив, будто та в нарушение всех приличий уединилась с любовником. – Что случилось? – спрашивает Пенелопа, заметив потрясенный вид Блаунта. – У меня умер брат. – Тот растерян и подавлен. – Мне очень жаль, Чарльз. – Ей отчаянно хочется его утешить, но в присутствии мужа это совершенно невозможно. – На все воля Божья. – Эссекс неловко похлопывает Блаунта по спине, как обыкновенно поступают мужчины, желая проявить участие. – Значит, теперь ты лорд Маунтджой. Пенелопа пинает брата в лодыжку, огорченная его бестактностью. – Разрешите вас покинуть. – Блаунт встает и выходит из зала. Пенелопа хочет последовать за ним, однако чувствует взгляд Рича: так поступать не подобает. Она собирает карты в колоду, перевязывает истрепанной лентой. Эссекс снимает мокрый дублет и швыряет слуге. Внезапно до нее доходит: ну конечно, они только что с казни доктора Лопеса. Вот почему брат столь возбужден. Ее наполняет гнев. Она резко встает, хватает Эссекса за руку: – Ты зашел слишком далеко с делом Лопеса. Надо было послушать меня. Мне страшно… – Ты не знаешь правды, – перебивает тот. – Лопес собирался отравить королеву. Он совершил измену. Я спас ее величество от смерти. – Или просто убедил себя. – Я своими ушами слышал его признание, так что не смотри на меня свысока. Я уже не ребенок, сестра. Видишь, моя звезда в зените, а Сесил плетется в хвосте. – Эссекс приподнимает ее лицо за подбородок: – Как ты не понимаешь, я делаю это ради нас! – Знаю, – говорит Пенелопа, – знаю. – Ты не представляешь, каково мне приходится. Сесил, Рэли и их приспешники жаждут моего поражения, – в бешенстве цедит он сквозь стиснутые зубы. – Может, тебе незаметно, но между нами идет война. А на войне гибнут люди. Брат видит жизнь в черно-белом цвете: все или ничего, убей или будешь убитым, и никаких полутонов.