Июнь 1598, Гринвичский дворец Сесил комкает памфлет и с отчаянным стоном швыряет в угол. Это панегирик Эссексу. – Величайшая надежда Англии, – бормочет он, направляясь в зал совета. В нем бурлит гнев. Он разозлился, когда было принято решение отправить графа с войском в Кадис, и стал еще злее, когда тот разгромил испанский флот и занял город, покрыв себя славой. Сесилу приходилось выслушивать от всех и каждого, вплоть до мальчишки-истопника, о «звездном часе Эссекса». Из окна в Берли-хаусе он наблюдал, как чернь выходит на улицы, приветствуя героя, – такая толпа собиралась разве что десять лет назад, на похоронах Сидни. В ушах до сих пор звучат их вопли: «Эс-секс! Эс-секс! Эс-секс!» В пивных только и судачат, что о великих подвигах графа, как он рассеял армаду и спас Англию. С тех пор минуло два года, но хвалебные опусы продолжают появляться с завидной регулярностью, а популярность Эссекса растет без конца и края. Сесил был убежден, что крамольная книга поможет свергнуть графа. Он в красках представлял, как обвинит его в измене, подаст королеве перо, которым та подпишет смертный приговор, и прекрасная голова Эссекса окажется на пике на поживу чайкам. Однако не прошло и пары месяцев, как Елизавета смягчилась. Эссекс бухнулся на колени, заглянул ей в глаза и убедил в своей невиновности. «Кто-то желает очернить мое имя, ваше величество. Я и понятия не имел об этой… – Он яростно стукнул кулаком по книге. – …чудовищной измене, о грязном католическом заговоре». Возможно, он действительно ничего не знал. Сесилу поручили разыскать автора, а Эссекса ненадолго отправили заседать в Совете Севера[27]. Это выглядело скорее привилегией, чем наказанием, хотя граф сетовал, что его «отлучают от светлейшей королевы», и впал в величайшую хандру. Как всегда, он получил прощение. Сесила заживо сжирало разочарование. Он-то надеялся увидеть соперника в луже крови. Отец прав: терпение, терпение, кап, кап, кап. Впрочем, от него не укрылось, что в последние несколько месяцев очарованность королевы ее фаворитом стала ослабевать. Тому имелись слабые, но вполне очевидные признаки. С тех пор как книга всплыла на свет, их отношения изменились, вдобавок Елизавета начала уставать от того, что граф постоянно подстрекает ее к столкновению с Испанией, ведь прямая угроза миновала. Война стоит дорого, королева предпочитает мир. Кроме того, проявилось нечто неожиданное. Казалось бы, лавры Эссекса должны идти ему на пользу, однако Елизавете это не по душе; не годится, когда подданные почитают графа сильнее, чем свою правительницу. Его слава отравляет их добрые отношения, как труп в колодце. Сесил начал понимать, что угоден королеве именно за то, что все его ненавидят, – кап, кап, кап, – и долгожданное назначение на пост государственного секретаря тому подтверждение. – Вы опоздали, секретарь, – говорит Елизавета. – Надеюсь, у вас имеется достойное оправдание. – Да, ваше величество. – Сесил опускается на одно колено, смотрит в пол. Его плохо протерли, в углах скопилась пыль, вызывая желание отряхнуться. – Так в чем же дело? – Полагаю, ваше величество пожелает выслушать меня наедине. Эссекс, развалившийся в кресле рядом с королевой, громко фыркает. Он ведет себя неприлично, разнузданно, словно правила этикета его не касаются. Сесил занимает место между отцом и Джорджем Кэрью, который с улыбкой кивает ему. Кэрью оказался полезным союзником. – По крайней мере просвети нас, о чем речь, – растягивая слова, произносит Эссекс. – Верно, – соглашается королева. – Дело касается лорда Саутгемптона. – На сей раз Сесил смотрит ей прямо в глаза. Белила и румяна лишь подчеркивают возраст. Раньше она была деятельной, полной жизни и энергии, а теперь слаба и немощна. Он прикидывает годы Елизаветы, насчитывает шестьдесят четыре; при мысли о том, что будет, когда ее не станет, его охватывает тревога. В борьбе за трон без кровопролития не обойдется, и еще неизвестно, достанет ли у него сторонников, дабы пережить эту схватку. – Я его отослала, – говорит королева. – Он не настолько утомителен, чтобы поплатиться жизнью. Несмотря на все проступки, мальчик мне нравился. – Эссекс нервно барабанит пальцами по столу. Елизавета начинает что-то подозревать. – Искренне надеюсь, что он не женился на моей фрейлине, – она бросает на графа недобрый взгляд, – на твоей кузине Лиззи Вернон. Это было бы чрезвычайно опрометчиво. Сесил кивает: – Боюсь, так и есть, ваше величество. – Он не добавляет, что венчание прошло в Эссекс-хаусе при содействии графа и его сестры и что невеста, произнося брачные клятвы, была уже на сносях. Королева и без того скоро узнает, а сейчас ему достаточно вида мучений Эссекса. Впрочем, тот не настолько глуп, чтобы становиться на защиту друга. – Ты приносишь мне лишь плохие вести, Пигмей. – Услышав ненавистную кличку, Сесил вздрагивает. Мерзкое прозвище делает из него скорее забавного уродца, чем государственного мужа. – Разберись с этим. У нас полно важных дел. – Королева небрежно отмахивается, показывая, что тема закрыта. – Ирландия! Надо определиться, кого назначить лордом-депутатом. Мы думаем о нашем племяннике Уильяме Ноллисе. Сесил заронил эту мысль в голову Елизаветы несколько недель назад и рад видеть, что она дала плоды. Влиятельный дядя Эссекса окажется далеко от двора: кап, кап, кап. Сесил бросает взгляд на Берли, рассчитывая увидеть знакомую полуулыбку, которая появляется, когда дела идут по плану, однако замечает на лбу отца капли пота, слышит затрудненное дыхание. Он знаком приказывает пажу принести питье. Берли глотает, морщась, словно от боли. Королева участливо кладет ладонь ему на рукав. Она не может не сознавать, насколько жестоко требовать от него постоянного присутствия при дворе – ему почти восемьдесят, он давно заслужил покой. Елизавета гладит его по руке, словно домашнюю зверюшку. Эссекс, кажется, не замечает их молчаливого общения. – Ноллис будет полезнее здесь, ваше величество, – громко произносит он. – Мы считаем, он нужнее в Ирландии, – твердо отвечает королева. Сесил обращает внимание, что она не использует обычное «я» при обращении к фавориту. Ее ладонь по-прежнему покоится на руке Берли. – Испания готовится к вторжению в Ирландию. Нам нужно как следует укрепиться. Ноллис – дипломат, а не полководец, – возражает Эссекс. – Не думаю, что испанская угроза на ирландском направлении так сильна, как это представляет граф, – произносит Сесил, стараясь говорить ровно, без сарказма. Елизавета смотрит на него, ожидая продолжения, и это придает ему смелости. – Слухи о грядущем вторжении явно преувеличены, мадам. Ни один из моих источников не донес ничего существенного. – Королева слегка расслабляется. – Возможно, ваши источники не стоят платы, секретарь, – ехидно фыркает Эссекс. – Вы слишком много думаете о кровопролитии, милорд. – Берли спокойно смотрит в глаза Эссексу. Из его груди доносятся хрипы. – Полагаю, вам знакомы слова пятьдесят пятого псалма: «Кровожадные и коварные не доживут и до половины дней своих». – Что вы имеете в виду, милорд? – огрызается Эссекс. Советники не сводят с них глаз, словно наблюдают за игрой в теннис. – Мой отец имеет в виду, – отвечает Сесил, – тому, кто сперва бьет, а потом говорит, уготована короткая жизнь. Взгляд Эссекса становится холодным. Через пару мгновений он произносит: – Звучит как угроза. – Хватит! – прикрикивает королева. Однако граф не собирается останавливаться. – Я предлагаю на пост в Ирландии Джорджа Кэрью? Кто за? – Елизавета недовольно поджимает губы. Кэрью тревожно ерзает рядом с Сесилом. – Мы не спрашивали твоего мнения, Эссекс. – Королева говорит величественно, повелительно, ее голос способен остановить любого – но, видимо, не графа. – У него есть боевой опыт. Вы хорошо мне служили в Кадисе, не так ли? – Кэрью неловко кивает. – Достаточно хорошо, чтобы я пожаловал ему рыцарство. – Эссекс поворачивается к королеве. Не самый разумный шаг – напоминать о том, как он вольно швырялся званиями. Граф явно потерял голову. Сесил оглядывается, прикидывая, на чьи голоса может рассчитывать – в их числе его тесть, лорд Кобэм. Позиция Рэли пока не ясна; тот совершенно непроницаем, и это выводит из себя. – Значит, Кэрью теперь твой человек, Эссекс? – В голосе Елизаветы слышен сарказм; весь совет знает, что Кэрью – человек Сесила. – Кэрью можно доверять, – заявляет тот, вздернув подбородок. – А Ноллису, выходит, нельзя? – Королева играет с ним, как кошка с клубком шерсти. – У обоих много замечательных качеств, – подает голос лорд-адмирал Ноттингем, по своему обыкновению стараясь угодить и вашим, и нашим. – Ноллис больше подходит для службы в Ирландии. – Елизавета хлопает ладонью по столу, давая понять, что вопрос решен. Рэли ухмыляется. – Вы ошибаетесь, – почти выкрикивает граф. Советники замирают, ожидая ответа королевы. – Нужно выбить из тебя эту дурь. – Она поворачивается к нему, заносит кулак. На щеках из-под слоя белил проступают розовые пятна, выдающие ярость. – Я не мальчик, которому мать может надрать уши. – Скрипнув креслом, Эссекс резко встает и поворачивается к ней спиной. Елизавета мгновенно вскакивает и бьет его по скуле. – Дерзкий нахал! Эссекс хватается за меч. Все ахают. Лорд-адмирал набрасывается на графа сзади, оттаскивает прочь. Королева невозмутимо садится на место, будто ничего не случилось. – Уберите его! Все ждут, что она добавит: «Посадить под арест!» Угрожать оружием правительнице Англии – самая что ни на есть измена. Однако Елизавета молчит. Адмирал снимает с Эссекса пояс с мечом. Граф сопротивляется, жалуясь, что его достоинству был нанесен урон и он не мог с этим смириться. Меч падает на пол: на рукояти выгравированы инициалы ФС. Сесил и забыл, что Сидни завещал Эссексу свой лучший меч, словно препоручая ему роль самого галантного рыцаря королевства. Адмирал тем временем подталкивает графа к выходу. «Ради бога, возьмите себя в руки!» – шепчет он. Сесил перебирает бумаги, не смея поднять взгляд из боязни, что на его лице написано торжество. Переступив через порог, Эссекс оборачивается, кричит Елизавете: «Вы так же уродливы душой, как и телом!» Дверь захлопывается. Советники переглядываются. Королева – наместница Бога на земле, все до глубины души возмущены поведением графа, который обращается с ней как со сварливой базарной бабой. Бросив взгляд на отца, Сесил замечает на его губах слабый отблеск улыбки. Кап, кап, кап. В зале висит тишина. Адмирал возвращается на место, откашливается. – Так, что у нас еще на повестке дня? – говорит королева. Июль 1598, Дрейтон-Бассетт, Дербишир – Ты не мог бы заставить его взглянуть на вещи здраво, брат? – обращается Летиция к дяде Ноллису. – Я попросила мужа съездить в Уонстед и поговорить с ним, но тщетно. Он отказывается принести извинения. Пенелопа не вслушивается: у нее на душе иные заботы. Ее двоюродная сестра Лиззи Вернон сейчас во Флитской тюрьме из-за брака с Саутгемптоном, совершенного без дозволения королевы. Беременной женщине не место в подобной дыре, среди крыс; все попытки убедить Елизавету отменить приказ потерпели неудачу. Пенелопа полюбила свою пылкую кузину; горько думать, что ее живость и свежесть померкнут в столь ужасном месте. «А если она там умрет?» – спросила она. «Эта потаскушка получила по заслугам», – ответила королева. Пенелопа сама помогала устроить свадьбу; возможно, ее величеству об этом известно и она составляет список проступков леди Рич, чтобы предъявить, когда представится подходящий момент. Похоже, в ней совсем не осталось жалости, и это не на руку Эссексу. Пенелопа непрестанно тревожится за брата: ее пугает его упрямство, огромные долги, пустой взгляд. – Мой сын считает, это королева должна перед ним извиниться. – Летиция возмущенно фыркает: – Как я могла породить такого наглеца?