– Должен сказать, я впечатлен. Я прослежу, чтобы твои усилия были должным образом вознаграждены. – Не сомневаюсь. – Бэкон самодовольно улыбается. Сесилу остается лишь восхититься его дерзостью. Июнь 1600, Эссекс-хаус, Стрэнд – Мне никогда в жизни не приходилось так унижаться! – Эссекс, сопровождаемый Ноллисом и Саутгемптоном, заливается громким смехом, будто присутствовал не на суде, а на театральном представлении. Пенелопа не сводит глаз с брата, радуясь, что он наконец восстановил силу духа. Многочисленные родственники и друзья ждали его возвращения из Йорк-хауса, где специальная комиссия во главе с генеральным прокурором целых двенадцать часов склоняла опального графа на все лады. Он осунулся, борода нестрижена, лицо бледное, как белый атласный дублет, болтающийся на исхудавшем теле. Под напускной бравадой заметны следы безумного страха, который Пенелопа наблюдала в Нонсаче. – Я простоял на коленях битых два часа. – И снова звучит его звонкий смех. – Это помогло, – говорит Летиция. – Наконец-то мы вместе! – Снаружи, со Стрэнда, раздается восторженный гул: толпа, собравшаяся взглянуть на Эссекса, еще не успела разойтись. – Но ты пока не свободен. – Пенелопа кивком указывает на двух стражников, которые стоят в дверях, делая вид, будто не замечают семейного воссоединения. Она машет им рукой – ни один ни шелохнется, хотя их глаза слегка загораются. – Ваша служба окончена? – На этот счет нет никаких указаний, миледи, – отвечает бородатый стражник, видимо старший. – Это вопрос времени. – Летиция подходит к сыну: – Продолжай молить королеву о прощении. Как только ее величество даст тебе аудиенцию… ну разве можно отказать такому красавцу? – Она пытается ущипнуть его за щеку – тот мягко, но твердо отстраняет ее от себя. – Совсем скоро ты вернешься ко двору, мой милый мальчик. – Лучше бы мне уехать в деревню, – говорит Эссекс, однако все понимают: этому не бывать. Его долги слишком велики. – Дайте-ка взглянуть на мою малышку. – Он берет девочку из рук жены и подбрасывает в воздух; та взвизгивает, то ли от страха, то ли от удовольствия. Фрэнсис бледнеет, но молчит. Доротея успокаивающе ее обнимает. – Она же совсем маленькая, головку повредишь, – останавливает брата Пенелопа. Эссекс передает дочь сестре и присаживается на корточки, чтобы поприветствовать сына. Юный Роберт медленно подходит, одеревеневший, словно кукла. Губы мальчика плотно сжаты; ясно, что отцу придется заново заслужить его любовь. – Сынок, как же ты вырос. Тебе уже восемь. Гляжу, ты стал настоящим мужчиной, пока меня не было. Роберт снимает шляпу, чопорно кланяется: – Мне девять, милорд. – Пенелопа чувствует, что мальчик не знает, как вести себя с отцом. Возможно, он думал, что больше его не увидит и теперь ему придется стать главой семьи. На момент смерти отца Эссексу не было и одиннадцати. В памяти встает сцена, как мать с напором объясняла ему, что он теперь граф, глава рода Деверо; при виде его испуганного личика сердце кровью обливалось. Однако наследник ее брата вовсе не напуган и, кажется, даже возмущен тем, что Эссекс испортил дело, сбежав из Ирландии, попав под арест и утратив королевское благоволение. Или просто пытается скрыть дурное предчувствие, как все присутствующие. Пенелопа ободряюще кладет ладонь на худенькое плечо; Роберт поднимает на нее глаза, улыбается. За время заточения Эссекса они с племянником очень сблизились. Паж подносит бокалы. Все поднимают тосты. Пенелопа стоит поодаль, наблюдая за родными. Ей хочется, чтобы рядом был Блаунт. Они обмениваются письмами. Он пишет о гарнизонной жизни, наверняка опуская подробности, которые могут ее расстроить. В своем последнем послании Пенелопа сообщила ему о комиссии, собранной для суда над братом. Какое облегчение они испытали, узнав, что дело будет рассматривать не Звездная палата, и как удивились, когда выяснилось, что заместителем генерального прокурора станет не кто иной как Фрэнсис Бэкон! Пенелопа высказала коварному Фрэнсису все, что о нем думает. – Ты жил под нашей крышей, пользовался доверием и поддержкой моего брата. Тебе самому не стыдно? – Это мой долг как советника королевы. – Шмыг. – Я не мог отказаться. – Бэкон ерзает, будто школьник, застуканный за кражей на кухне. – Я приложу все усилия, чтобы смягчить приговор. – Шмыг. – Даже хорошо, что меня назначили заместителем прокурора. Я не искал этой должности, – шмыг, – но намереваюсь использовать представившуюся возможность на благо Эссексу. Оправдания сыпались как из рога изобилия, сопровождаясь предательским шмыганьем. Пенелопа заметила, что он слишком бурно возражает. Разумеется, Сесил не допустил бы Фрэнсиса до участия в суде, если бы не был уверен в его преданности. Неужели Бэкон рассчитывает, что она поверит отговоркам? Впрочем, он всегда относился к ней свысока, считая ее неспособной осмысливать ситуацию. Возможно, он так же относится и к королеве. Пенелопа написала очередное послание сегодня утром, едва пришла весть об освобождении Эссекса: он по-прежнему отлучен от двора, отстранен от всех должностей, зато свободен и окружен родными и близкими. Блаунту нет нужды спешить с войском в Лондон, вызволять ее брата и расправляться с его врагами. Вот и хорошо, ибо он еще не получил от короля Шотландии явной поддержки, а без нее затея слишком рискованна. К счастью, в отличие от Эссекса, Блаунт не склонен к необдуманным поступкам. В послании королю Якову они особо подчеркнули, что ставят целью не свержение Елизаветы, а устранение злых сил, оказывающих на нее пагубное влияние. Пенелопа рассеянно касается черного шнурка, на котором висит кошель с письмами, представляет, как гонец что есть сил мчится к Блаунту. – Сестрица! – Эссекс отрывает ее от размышлений. – Ты витаешь в облаках. Споешь нам? – Кто-то сует ей лютню. Пенелопа усаживается у камина, просит Лиззи Вернон подпеть вторым голосом. Они запевают веселую песню, однако все ее мысли о Блаунте, терпящем лишения в дикой Ирландии. Неужели жестокая судьба уготовила ей схоронить обоих возлюбленных на поле брани? В зал, хромая, входит измученный подагрой Энтони Бэкон, с тяжелым вздохом падает в кресло. Ему приносят скамеечку для ног. Он подзывает к себе Эссекса, что-то негромко говорит (слова не разобрать из-за музыки), достает из кармана лист бумаги. Эссекс пробегает его глазами, объявляет, что ему нужно поговорить наедине, и кивает Ноллису и Саутгемптону, приглашая остаться. Гости начинают покидать зал. Эссекс удерживает Пенелопу за локоть: – Не уходи, сестра. Ты мне нужна. Летиция возмущенно фыркает, берет под руки Фрэнсис и Доротею и с обиженным видом направляется к выходу. – Вижу, ты больше не ценишь советов матери. Как только все уходят, оставшиеся собираются вокруг Энтони Бэкона, повернувшись спиной к стражникам. Пенелопа продолжает перебирать струны, чтобы заглушить разговор. – В чем дело? – спрашивает Ноллис. – Этот документ опубликован и передается из рук в руки. – Бэкон разглаживает на коленях листок. До Пенелопы доносятся обрывки фраз: «общие враги», «орудие зла», «втереться в доверие» – ее собственные слова. Написанное ею послание Елизавете вышло в печати. – Королева знает? – спрашивает она, через силу продолжая наигрывать на лютне. – Боюсь, что так. Это письмо принес мой брат, – отвечает Энтони. – Твоему брату нельзя доверять, раз он участвует в суде над Эссексом, – твердо говорит Пенелопа. Удивительно, насколько разными могут быть родные братья. Энтони всей душой предан семье Деверо, а Фрэнсис – скользкий, как ил на дне пруда. Отвлекшись, она сбивается с ритма и опускает лютню на колени. – Сукин сын! – восклицает Саутгемптон, привлекая внимание стражников. – Я недавно видел его при дворе у покоев Сесила, – добавляет дядя Ноллис. – Нет! Фрэнсис Бэкон мне верен, – возражает Эссекс. – Я в нем не сомневаюсь. Он вынужден якшаться с Сесилом, это его долг как советника королевы. – Боюсь, вы ошибаетесь, милорд, – произносит Энтони. – Мой брат сменил флаг, однако мы сможем обратить его предательство нам на пользу. Эссекс, подавленный, что-то бормочет себе под нос. Снаружи доносятся выкрики: «Эс-секс! Эс-секс! Эс-секс!» – Прежде чем думать о моем брате, должен предупредить, миледи, что Сесил поручил лорду Бакхерсту допросить вас касательно этой бумаги. – Энтони хлопает по листку. – А это тоже вам. – Он достает письмо за королевской печатью. Пенелопа поспешно открывает его, роняя куски красного воска на пол. «Эс-секс! Эс-секс! ЭС-СЕКС!» – Мне предписано оставаться дома до последующего уведомления. – Она беспечно рвет письмо. Обрывки падают на пол, точно яблоневые лепестки. – Хорошо, что у меня много разных домов. – Ее смех, словно звон одинокой струны, пронзает повисшую тишину. Пенелопа оглядывается. Саутгемптон в ужасе прикрыл рот рукой, лоб Энтони прорезали глубокие морщины, Ноллис смотрит на руки, Эссекс отводит взгляд. – Взбодритесь! Бакхерст мне не соперник. Весной я уже отвечала на его вопросы касательно письма. Он утверждал, будто я совершила «дерзкий, неприличный, бесстыдный поступок», а я возразила, что это был чистосердечный порыв и проявление любви к моей обожаемой королеве. – Ее смех снова остается без ответа. – В конце концов ему пришлось со мной согласиться. – На сей раз все иначе, моя дорогая, – говорит Ноллис. – Они будут пытаться доказать, что ты опубликовала письмо, дабы возбудить мятеж. Это может привести к… более серьезным обвинениям. – Он явно избегает слова «измена». «ЭС-СЕКС! ЭС-СЕКС! ЭС-СЕКС!» – Но я его не публиковала. Нельзя судить меня за то, чего я не совершала. – Пенелопа и сама понимает, что сморозила глупость: множество людей судят и подвергают наказаниям за то, чего они не совершали. Если Сесил решил от нее избавиться, ему представилась прекрасная возможность. Ей внезапно вспоминается доктор Лопес и его печальная участь. – Я буду бороться до последнего вздоха. – У нее кружится голова. Она обмахивается веером, прикрывает глаза, наслаждаясь волнами прохладного воздуха. – Господи! – в отчаянии восклицает Эссекс. – Это уж слишком! Пенелопа резко встает, подводит брата к окну и распахивает его настежь. При виде героя, избавившего Англию от испанской угрозы, толпа взрывается радостным ревом. – Смотри, как тебя любят. – Пенелопа машет рукой, вызывая очередной восторженный вопль, эхом разносящийся по улице. Стражники переминаются с ноги на ногу, вероятно, гадая, не следует ли им это прекратить. Пенелопа закрывает окно. – Можем попробовать выяснить, кто заказал публикацию, – негромко произносит Энтони. – Хорошее начало, – поддерживает его Ноллис. – А тем временем, – говорит Пенелопа брату, вновь берясь за лютню, – ты должен подать прошение королеве о возобновлении монополии на сладкие вина. Твоя лицензия ведь истекает к Михайлову дню? – Тот медленно кивает. – Теперь, когда тебя отстранили от всех должностей, ты лишился доходов, а твои долги… – Думаешь, я не знаю? – резко перебивает Эссекс. – Она хочет удержать тебя в узде. – Энтони имеет в виду королеву. Та прекрасно знает: без денег граф – ничто. – Это как осада. Она считает, что заморит тебя голодом и ты сдашься. – Саутгемптон взволнованно расхаживает туда-сюда. Эссекс обхватывает голову руками. Снаружи по-прежнему доносятся восторженные выкрики. – Здесь замешан Сесил, – говорит Пенелопа. – Он коварен, как змей. Нарочно притворился добреньким и отложил слушание. Его показное великодушие с самого начала дурно пахло, а теперь воняет вовсю. Пиши королеве, убеди ее в своей невиновности. Ты ни в чем не виноват. – Она вспоминает его жалобные слова в Нонсаче. – Ты действовал в интересах Англии… заключил шестинедельное перемирие с Тироном, чтобы твои войска могли собраться с силами… – Ее голос затихает. – Поэтому на слушании я отказался признать, что нарушил приказ, – бормочет Эссекс, не поднимая головы. – Я не стану лгать и не унижу себя бесчестьем. – Твоя сестра права, без Сесила не обошлось, – подтверждает Саутгемптон. – Именно он льет яд в уши королеве. – Я пыталась выразить это в письме, – вздыхает Пенелопа. – Огонь надо выжигать огнем. Энтони, найди мне сведения, компрометирующие Сесила. – Она переходит на шепот: – Наверняка он не безгрешен, где-нибудь да оступился. В глазах Бэкона появляется блеск. – Помните Переса? – Он заговорщически приподнимет бровь. В душе Пенелопы начинает теплиться огонек надежды. Всем известно, что Перес владеет тайнами испанского двора; если Сесил переступил черту в переговорах с испанцами, он должен об этом знать. – Есть одна зацепка. Стражники, словно учуяв интригу, медленно направляются через зал, делая вид, будто хотят выглянуть в окно. – Как насчет партии в «примеро»? – предлагает Саутгемптон. В его руке словно из ниоткуда появляется колода карт. – Присоединитесь? – обращается он к стражникам. Те не знают, как реагировать. – Невинное развлечение никому не причинит вреда. – Почему бы и нет? – соглашается бородатый. – Пожалуй, не стоит, – отвечает второй, помоложе. – Бросим монетку, – говорит Пенелопа. Саутгемптон с усмешкой вручает ей пенни. – Выбирайте, – обращается она к более сговорчивому стражнику. – Решка, – осторожно произносит тот. Энтони уже начал тасовать колоду. Саутгемптон подтаскивает столик, расставляет стулья. Эссекс молчит; его взгляд полон отчаяния. Пенелопа садится рядом с ним, берет за руку, целует ее и кладет себе на колени.