Летиция улыбается дочери: – Я отправлю послание в Эссекс-хаус, чтобы готовились к твоему приезду. Пенелопа обнимает брата за плечи. – Не позволяй своим людям давать волю фантазии, – она кивает в сторону двери. – Их может занести, а это тебе лишь навредит. Держи их в узде, не то их честолюбивые устремления навлекут на нас беду. Февраль 1601, Уайтхолл Сесил приказывает кучеру проехать мимо Эссекс-хауса, дабы лично убедиться, что слухи о возвращении графа правдивы. При дворе только об этом и шепчутся. Его союзники колеблются, будто ожидают, кто первый откроет карты. Секретарь, сидящий рядом, громко сморкается в замызганный платок. Сесила передергивает. Он отодвигается подальше, высовывается из окна кареты, с удовлетворением оглядывает две пары лоснящихся черных лошадей, каждая с одинаковыми белыми пятнами на ногах. При виде его экипажа все оборачиваются: так и было задумано. Ворота Эссекс-хауса открываются, выпуская всадников. Во дворе царит суматоха: слуги носятся туда-сюда, люди группками собрались вокруг жаровен: одни курят, болтают и смеются, другие чистят мушкеты, третьи упражняются с мечом. Нет сомнений – граф здесь. Сесил замечает в одном из окон женщину: либо леди Рич, либо ее сестра – с такого расстояния не разобрать. Она машет ему. Он прячется внутрь кареты, но тут же чувствует себя дураком. Надо было помахать в ответ или хотя бы не отводить взгляда. Секретарь громко чихает. Сесил прикрывает рукой нос и рот, бормочет: «Ради всего святого!» – Выясни, кто сейчас находится в Эссекс-хаусе, – приказывает он. – Мне нужно точное число слуг, прихлебателей, всех до единого. Используй все доступные средства. – Секретарь ошалело смотрит на него. – Чего стоишь, пошел! – Тот хватает плащ, выпрыгивает на ходу. Сесил стучит по крыше кареты, чтобы привлечь внимание кучера: – В Уайтхолл! – Простуженный парень, скорее всего, провалит поручение, зато по крайней мере не будет распространять заразу. После письма леди Рич ничего особенного не произошло; ни один из страхов Сесила не сбылся, но это не означает, что опасность миновала. Он целый месяц провел в ужасе, подскакивая от малейшего шороха. Воспаленное воображение рисовало жуткие картины, как его хватают и бросают в Тауэр. В самые мрачные мгновения Сесил даже начал сочинять предсмертную речь, стараясь не думать о том, каково это, когда петля затягивается на шее, – такому, как он, не полагается быстрый топор (еще одно напоминание о недостаточно благородном происхождении): отчаянная борьба за каждый вдох, а дальше – пустота, небытие или вечные муки, ибо его, разумеется, ожидает ад. Он начал молиться с удвоенным пылом, в надежде, что еще не поздно вымолить прощение. Во дворце Сесил встречает Ноллиса. Тот отводит его в сторону, тревожно потирая руки. – Меня беспокоит мой племянник. Боюсь, он завел собственный двор в противовес королевскому. Ее величество, мягко говоря, недовольна. – Я только что проезжал мимо Эссекс-хауса. Там действительно толпа народу. – Сесил представляет Елизавету в гневе. Даже в воображении это зрелище не для слабых духом. – Я старался внушить ему, что он совершает крайне неблагоразумный шаг, позволяя всем этим людям собираться в его доме. – Ноллис по-прежнему мнет руки, будто месит тесто. – Увы, племянник полон ярости и не воспринимает доводы разума. – Ярости? – Сесил не знает, что и думать. Они с Ноллисом направляются к лестнице, ведущей в главный зал. – Уныние племянника переродилось в озлобленность. Эссекс неистовствует. Как по мне, он не в себе. Ему всюду мерещатся враги. – Когда вы видели его в последний раз? – Сесил еле сдерживается, чтобы не отметить: у графа действительно повсюду враги. – Я был у него сегодня утром, пытался урезонить. Сесил опять еле сдерживается, чтобы не отметить: графа можно урезонить только силой. – Несчастный нуждается в нашей помощи. Я обращусь с прошением к ее величеству. – Ноллис явно испытывает облегчение. – А кто с ним? – Многие… очень многие. Боюсь, среди них есть те, кто отравляет его разум. Люди, служившие с ним в Ирландии… Генри Кафф, Фердинандо Горджес, кое-кто из недовольных дворян. Ну и привычное окружение: Меррик, Энтони Бэкон, Саутгемптон; их вы знаете. – Горджес, случайно, не родственник Рэли? – Кажется, – кивает Ноллис. – Говорят, буйный малый. – Рэли не понравится, что его кузен принял сторону Эссекса. – Верно. Рэли никогда не жаловал моего племянника. У него во дворе собралось целое войско. – У вас есть причина для беспокойства. – Сесил ободряюще касается плеча Ноллиса: – Я приложу все усилия, чтобы задобрить королеву. В большом зале репетируют актеры. Один, в женском платье, тонким голосом произносит речь, преувеличенно жестикулируя. Ноллис заставляет Сесила остановиться на целых пять минут, пока парень с воплем не валится на пол, видимо, мертвый. Сесил не понимает, как столь грубая игра может нравиться. Он уже вознамерился высказать свое мнение, однако с противоположного конца зала доносятся медленные хлопки. Это королева в окружении фрейлин. – Ваше величество, – Сесил снимает шляпу, низко кланяется. – Иди сюда, – приказывает она ему, будто собаке. – Что думаешь? Он вглядывается в лицо Елизаветы, надеясь угадать правильный ответ. – Невероятно, ваше величество. – Ты не так искусно скрываешь свои мысли, как тебе кажется, Сесил. Он думает – точнее, надеется, – что углядел на ее губах тень улыбки. – Я много в чем недостаточно искусен, ваше величество. Увы, мои проступки неисчислимы. К сожалению, драматическое искусство выше моего скудного понимания. – Притворная скромность тебе не к лицу. – От ее взгляда у него внутри все сжимается. – Думаешь, я пожаловала бы тебе столь высокий пост, если бы считала тебя недалеким? Не удивляюсь, что твоему прагматичному разуму подобные вещи, – Елизавета кивает в сторону актеров, – кажутся легковесными. – Она снова обращает на него суровый взор: – Однако я ценю честность. – Сесил нервно ежится. Его взор падает на ниточку, прилипшую к платью королевы. Ему отчаянно хочется ее снять. – Тебе ведь это известно, не так ли? – Да, ваше величество. Если откровенно, я считаю, что театр развращает нравы. – Ха! – Кажется, Елизавета развеселилась. – Кому как не тебе об этом знать. – Сесила бросает в дрожь. – А еще он способен спровоцировать мятеж. – На сей счет ты прав, но это не повод его не любить; скорее повод для уважения. – Не могу не согласиться, ваше величество. – Кстати, о театре: какие новости о моем любимом графе? – Углы ее рта опускаются вниз – то ли от недовольства, то ли от печали. – Я так понимаю, он вернулся в Лондон. – Верно, ваше величество, – подает голос Ноллис, по-прежнему нервно стискивая руки. – Боюсь, у нас есть неотложный разговор. – Сесил оглядывает зал. Придворные с любопытством вытянули шеи. – За закрытыми дверями. – Ясно. – Елизавета подает ему руку без перчатки. Он видит ее будто впервые – искривленную, покрытую старческими пятнами, с набухшими венами и распухшими костяшками. У королевы всегда были такие красивые руки – изящные, нежные. Сесил отмечает увядшую кожу на ее шее и груди, лицо, испещренное морщинами, помутневшие глаза. Перед ним старуха, чьи дни сочтены. Он думал, у него есть время укрепить союзы, подготовиться к пришествию нового монарха, но ошибся. Елизавета отдергивает руку, прежде чем он успел ее взять. Войдя в кабинет, королева опускается в кресло. Сесил услужливо подает ей подушку для спины. Они с Ноллисом нерешительно топчутся на месте. – Итак? Сесил сглатывает: – Боюсь, граф окружил себя плохими советчиками. – Его сестра то же самое говорит обо мне. Дескать, рядом со мной находятся те, кто… – Она останавливается на полуслове, не сводя глаз с Сесила. У него темнеет в глазах. – Впрочем, оставим это. – В Эссекс-хаусе собралось большое число… – Ноллис мнется, подбирая подходящее слово, – …недовольных. Боюсь, они втянут графа в мятеж. – Вероятно, они слишком часто ходят в театр, – замечает королева, приподняв брови. – Не так ли, Пигмей? Услышав эту кличку, Сесил расслабляется. Вероятно, так чувствует себя человек, снятый с дыбы. Елизавета самозабвенно смеется собственной шутке. – Да, слишком часто ходят в театр, – подхватывает он. Ноллис не смеется, он напряжен, словно тетива: наверняка тревожится о заблудшем племяннике. – Если… если позволите выразить предположение, мадам… Королева поворачивается к нему, вытирает глаза тыльной стороной ладони, пачкая ее белилами, размазывает белое пятно по темной юбке. – Ты прав, это не смешно. Сколько их? – Добрых две сотни. – Надо же. – Веселье сразу же исчезает с ее лица, сменяясь не гневом, как ожидал Сесил, а скорее унынием. – И что же ты предлагаешь, Ноллис? – Было бы благоразумно призвать графа и позволить ему объясниться. Я мог бы отправиться к нему с парой сопровождающих и привести к вам. Королева поворачивается к Сесилу, ожидая его мнения. Тот кивает: – Полагаю, это наилучший выход. – Он так привык делать вид, будто поддерживает графа, ради сохранения собственной репутации, что сам удивился своему искреннему стремлению дать Эссексу шанс. Он мог бы воспротивиться предложению Ноллиса; в конце концов, толпа, собравшаяся в Эссекс-хаусе, представляет серьезную угрозу безопасности королевы и благополучию Англии. Сесил, не в силах отвести глаз от белого пятна на платье Елизаветы, подавляет желание вытереть его влажной тряпкой. Ему представилась возможность сокрушить своего злейшего врага, а он ею не пользуется. – Подобный шаг поможет разрядить ситуацию. Сесил давно подозревал, что между Эссекс-хаусом и Шотландией долгие годы курсируют письма с предложениями дружбы; правда, как он ни старался, попытки добыть хотя бы одно не увенчались успехом. Все прочие кандидаты на престол – инфанта, Арабелла Стюарт, лорд Бошам или его брат – небезупречны. У короля Якова самые лучшие карты: он ближе по крови, у него двое сыновей и плодовитая жена, и, что важнее всего, он мужчина. Англия устала от женщины на престоле; да, Яков не был рожден на английской земле, но в свете прочих достоинств эта мелкая подробность выглядит незначительной. Если он благоволит Эссексу, так же должен поступать и Сесил, если хочет выжить при новом правителе. – Уверен, граф и в мыслях не имеет ничего дурного, мадам. – Искренне надеюсь, что ты прав. – Королева глубоко вздыхает: – Леди Рич тоже там?