Сесил ищет, чем бы смахнуть пыль со стула, не находит ничего подходящего и в конце концов протирает сиденье собственным платком. На манжетах и воротнике леди Рич заметны серые полосы – вероятно, ее арестовали в этом платье, и никому не хватило соображения за три дня предложить ей смену одежды. Тем не менее она по-прежнему производит неизгладимое впечатление. Сесил невольно смотрит на ее грудь; она перехватывает его взгляд и с едва заметной улыбкой прикрывает обнаженную плоть шалью. В паху разгорается жар. – Я прослежу, чтобы ваш муж прислал вам еду и одежду. – Хорошо. Однако мы оба знаем, что королева не стала бы посылать своего доверенного советника ради обеспечения моего удобства. – Леди Рич широко улыбается; зубы у нее белые и крепкие. Сесил разглядывает ногти, делая вид, будто не подозревает об обезоруживающих свойствах этой улыбки. Он рассчитывает, что его молчание выбьет леди Рич из колеи, однако та сохраняет непоколебимое спокойствие. – Это безмолвный допрос? – поддразнивает она его. – Может, оно и к лучшему, ибо я буду крайне удивлена, если вы найдете, в чем меня обвинить. – Найти вину не составит труда. Ваша подпись на письме, адресованном… – Сесил выдерживает паузу для пущего эффекта. – Например, королю Шотландии. – Все бумаги графа сгорели, никаких писем не осталось. – Что, прямо все? – Почему она так улыбается? – Неужели все до единой? Значит, злосчастное письмо испанскому послу, величайшая ошибка в его игре, тоже сгинуло в пламени? На Сесила обрушивается волна облегчения. Возможно, эта история всплывет на суде над Эссексом – граф, разумеется, не упустит случая облить его грязью, – однако без вещественных доказательств слова останутся словами. – Для обвинения не требуется письменных подтверждений, миледи. Во время ареста при вас нашли оружие. Тому имеется много свидетелей. – Церемониальный меч Сидни? Что за чушь! – Церемониальное оружие столь же смертоносно, как и боевое, – отвечает Сесил, переплетя пальцы. Вероятно, это тот самый меч, который ее брат едва не обнажил против королевы. – Вам прекрасно известно: если ее величество пожелает от вас избавиться, вина непременно будет найдена. – Разумеется. Я в курсе, как дела делаются. – Поразительная выдержка; леди Рич даже бровью не повела. – Вы боитесь смерти, Сесил? Он не знает, что ответить. – Ну… ну… это не относится к делу. – Думаю, ее боятся все, даже безгрешные праведники. Что уж говорить об остальных… – Она замолкает. В душе Сесила шевелится страх. Уловка сработала – разговор о смерти вывел его из душевного равновесия. – Предлагаю сделку, – произносит леди Рич, не сводя с него бездонных глаз. – Сделку? Думаете, вы в том положении, чтобы торговаться? – Сесил собирает всю силу воли, стараясь сохранять спокойствие. Он представляет, как она вытаскивает из-за корсажа послание, адресованное испанскому послу. Нет, быть такого не может: если она сказала правду, письмо превратилось в пепел. Леди Рич не отвечает, лишь продолжает сверлить его взглядом. До Сесила медленно начинает доходить, в чем заключается сделка. Эта женщина попрала все приличия со своим любовником и совершенно не заботится о репутации. Он протягивает руку, кончиком пальца касается нежной кожи на ее шее. Она резко отшатывается, словно от огня. Ножки стула противно скребут по полу. Входит слуга с подносом закусок, за ним – лакей Сесила, несущий позолоченный кувшин. – Вижу, хозяева расщедрились в вашу честь. – Леди Рич принюхивается: – Хорошее красное вино. До сих пор я пила здесь разбавленный эль из кожаной фляги. – Она берет с тарелки пирожок и бесцеремонно впивается в него зубами. К губе прилипает крошка. Сесил представляет, как снимает ее языком. Слуга топчется на месте. – Желаете ли… – Оставьте нас, – говорит он, жестом приказывая лакею ждать снаружи. Когда дверь со щелчком закрывается, Сесил встает, шагает к леди Рич. Во рту пересохло так, что слова не вымолвить. Собравшись с духом, он сдвигает шаль с ее белых плеч, но она тут же прикрывает их обратно. – Вы думали, в этом и заключается мое предложение? Сесил цепенеет, устрашенный тем, как плотские желания взяли над ним верх, ввели в заблуждение, лишили бдительности. – У меня есть для вас кое-что получше, чем мое тело. – Леди Рич хохочет. Лицо Сесила горит от стыда. – И что же? – произносит он, наконец обретя дар речи. Мысли возвращаются к злополучному письму. – Оно у вас? – Оно? – Леди Рич смотрит в окно, будто увидела там что-то интересное. – Письмо. Она снова поворачивается к нему, сверлит цепким взглядом: – Письмо? Нет, я про… Сядьте же, бога ради. – Сесил подчиняется, как послушный пес. – Я считаю, не стоит упускать возможность заключить сделку, если она выгодна для обеих сторон. Сесил берет себя в руки. Только сейчас ему становится ясно, что речь не о нем и его письмах. Он тут же успокаивается, сосредоточивается. – Я весь внимание. – Я хочу поговорить о престолонаследии, – произносит леди Рич. – Думаю, вы понимаете, что король Шотландии – единственный подходящий кандидат на трон. По спине Сесила пробегает дрожь. Возможно, сейчас она предложит то, что ему следовало бы предложить первому. – Вероятно, – скупо отвечает он. – Никаких «вероятно». Инфанта – пустой номер. Ни одна живая душа на этих берегах не примет испанку, да еще женщину. Это ясно как день. Арабелла Стюарт, кузина короля Шотландии, судя по тому, что я слышала, полубезумна. Бошам – о нем и говорить не стоит. Яков Шотландский ближе всего по крови, у него есть сын и плодовитая жена. Думаете, Англия упустит такой шанс? – И что же? – Сесил держится спокойно, не желая выказывать нетерпения. Разумеется, леди Рич права, но он не доставит ей удовольствия, согласившись с ее рассуждениями. – Помяните мои слова: именно он и унаследует престол. – Не понимаю, какое это имеет отношение к делу. – Яков Шотландский – добрый друг семьи Деверо, в особенности мой и лорда Маунтджоя. – Леди Рич делает паузу, наслаждаясь произведенным эффектом. – Однако к вам он приязни не питает. Более того, считает вас… как же он выразился в своем последнем письме? – Она облизывает губы, снимая ту злосчастную крошку. – Ах да, изворотливым гадом. Именно так он вас охарактеризовал. «Я не потерплю рядом с собой всяких изворотливых гадов вроде Сесила. От него избавлюсь в первую очередь». Леди Рич смотрит ему прямо в глаза, словно бросая вызов. Одного упоминания Якова Шотландского в качестве наследника престола достаточно, чтобы отправить ее на плаху. Тем не менее она уверена в себе, поскольку понимает, что Сесил заинтересован упрочить свое положение в будущем. Кажется, эта женщина зрит прямо в его душу. – Король Яков узнает, что именно вы стали зачинщиком заговора против моего брата. Как только он придет к власти, то захочет отомстить. – Леди Рич делает паузу, чтобы ее слова достигли цели. Сесил невольно ежится. – Однако я могу сказать ему, что он в вас ошибся. А ваше милосердие ко мне станет тому порукой. Избавьте меня от плахи, и я избавлю вас от гнева Якова Шотландского. Я заставлю его поверить, что ему нужен такой советник, как вы. Возможно, при новом короле вам даже удастся занять пост первого министра. Сесил лихорадочно размышляет. Если согласится, они с леди Рич окажутся повязанными общей изменой. Однако согласие также сулит славу и богатство – все то, чем отец мог бы гордиться, наследие, которое можно передать сыну. Либо взлет, либо падение. Он пытается прикинуть, как наилучшим способом преподнести это королеве. – Скажите ее величеству, – произносит леди Рич, словно прочитав его мысли, – что полностью убеждены в моей невиновности. Если этого будет недостаточно, напомните ей, что под началом лорда Маунтджоя тринадцать тысяч воинов. Не стоит навлекать его гнев, расправившись с его женой. – Она произносит слово «жена» с вызовом, будто подначивая оспорить. – Кроме того, за несколько месяцев он добился в Ирландии успехов, каких никто не мог достичь в течение тридцати лет. Лорд Маунтджой нужен королеве, а если с моей головы упадет хотя бы один волос, то… – Она с удовлетворенным вздохом закидывает руки за голову. – С вашей изобретательностью, Сесил, вы наверняка что-нибудь придумаете. – За участие в заговоре, организованном вашим братом, вам придется предстать перед Тайным советом. – Тайный совет… с ними я справлюсь. – Леди Рич склоняет голову набок, жеманно лепечет: – Я была ослеплена всепоглощающей любовью к брату… – Она выпрямляется, протягивает руку: – Так мы договорились? Сесил пристально смотрит ей в лицо; на нем нет ни малейших признаков, что она блефует. Возможно, король Шотландии ничего подобного не говорил… «Изворотливый гад» – пф-ф! Скорее всего, его великая дружба с Деверо – очередная ложь. Мраморная рука по-прежнему перед ним. Сесил подсматривает сквозь щелку в шторах. Сверху с галереи хорошо виден Вестминстерский зал приемов. Внизу сидят Эссекс и Саутгемптон: их лиц не разглядеть. Перед ними лорд Верховный судья в алой мантии, коллегия из восьми судей и лорд Бакхерст в качестве председательствующего. На другой стороне девять графов и шестнадцать баронов – пэры, которые вынесут вердикт; среди них лорд Рич. Напротив коллегии восседают члены Королевского совета, в том числе Фрэнсис Бэкон. Эссекс, должно быть, вне себя от ярости, видя среди обвинителей своего бывшего поверенного. Сесилу приходит на ум доктор Лопес – бедолага, загнанный на эшафот; сам он давно стер все воспоминания о своей причастности к его гибели и приписывает вину Эссексу. Тогда Бэкон тоже был одним из обвинителей – между прочим, по настоянию графа. Сесил гонит мысли о Лопесе, опасаясь нежелательного пробуждения совести. Но вопрос леди Рич ему прогнать не удается: «Вы боитесь смерти?» Да, он боится Страшного суда, однако иногда видит знаки Божьего милосердия. Возможно, Господь поймет человека, творившего зло ради высшей цели. В конце концов, все его деяния направлены на благо королевы и отечества. Один такой знак Сесил получил сегодня утром. Случайно заглянув в старую конторскую книгу, он наткнулся на вложенный между страницами листок бумаги и мгновенно узнал собственный почерк. В глаза бросилась строка: «Уверен, мы можем достичь некоторого взаимопонимания в отношении прав инфанты на трон». Вне себя от счастья, он воскликнул: «Слава богу!» – так громко, что его секретарь осведомился, все ли в порядке. «Да, превосходно. – Сесил разорвал листок на куски, стиснул в кулаке. Память сыграла с ним злую шутку; он был уверен, что запечатал и отправил проклятое письмо. Ему и в голову не пришло обыскать кабинет. – Все встало на свои места». Секретарь проводил его непонимающим взглядом. Сесил швырнул обрывки в камин, через пару мгновений они обратились в пепел. Пожалуй, этим письмом Господь преподал ему урок. Бэкону дали слово, и он, орудуя своим острым интеллектом будто шпагой, наносит графу удар за ударом. Сесилу нравится выбранный им наблюдательный пункт; никто не подозревает о его присутствии. Он не пэр Англии и не судья, поэтому не обязан сидеть в общем зале. Вероятно, леди Рич там, если до сих пор не заперта в мрачной комнате у Генри Сакфорда. Сесил по-прежнему чувствует ледяное прикосновение ее гладкой, как мрамор, руки и последовавшее за этим возбуждение. Он честно выполняет свою часть сделки – теперь при упоминании леди Рич лицо королевы смягчается. Сесил нередко видел подобный взгляд, когда речь шла о графе. Впрочем, не в этот раз. С Эссексом покончено, однако нежная шейка леди Рич не пострадает. Он, Сесил, уже начал готовить почву для объявления Якова Шотландского наследником престола. В столь деликатном деле требуется осторожность, а ее у него в избытке. Однако по ночам его терзает опасение, что он заключил сделку с темными силами и предал королеву. Сесил гонит такие размышления прочь, чтобы не прийти к выводу, будто он предал и Господа. На допросе у Бэкона Эссекс впервые теряет самообладание. Слушая показания Попхэма, Рэли и ерзающего Фердинандо Горджеса, он ничем не выдавал своих чувств, но теперь ему явно не по себе. Бэкон вооружен знаниями; они с Сесилом допросили основных участников дела. Те выкладывали все подчистую, как паписты на исповеди, один лишь отчим Эссекса, сэр Кристофер, полумертвый от удара копьем в лицо, отказался говорить. Он сплюнул на грязный пол Ньюгейтской тюрьмы со словами: «От меня вы ничего не добьетесь». На следующий день его повесили вместе с Мерриком и Каффом. Женщины из рода Деверо крайне неудачно выбирают мужей. Бэкон продолжает нападать, подчеркивая каждое обвинение выразительными жестами. Эссекс вскакивает, кричит: – Хотите услышать о настоящей измене? Что ж, я расскажу вам, как английскую корону едва не продали испанцам. Я узнал об этом от своего доверенного советника, а тот слышал собственными ушами. Собственными ушами, – громко повторяет он. Его голос гулко разносится по огромному залу. – Роберт Сесил, лорд-хранитель Малой печати, утверждал, будто у инфанты столько же прав на трон, как и у остальных. У Сесила перехватывает дыхание. Он пытается вспомнить, говорил ли подобное и кому. Может, мельком намекнул в частной беседе с испанским послом, рассчитывая заключить злополучный мирный договор, но чтобы сказать такое члену Тайного совета? Никогда! – Разве это не веская причина желать устранения столь пагубного влияния на ее величество? – восклицает Эссекс. Он опускается на скамью. В воздухе повисает тишина. Сесил собирает всю свою храбрость, встает, резко отдергивает штору. Она отодвигается с громким металлическим лязгом, напоминающим звон меча. Присутствующие ахают. Сесил выпрямляется во весь рост. Все взгляды обращены на него. Он медленно спускается по ступеням. В нем бурлит гнев, словно в кипящем котле, у которого вот-вот сорвет крышку. Он успокаивает себя мыслями о сгоревшем письме и ледяном рукопожатии леди Рич. Сейчас он, а не граф контролирует ход игры. Сесил опускается на колени перед Бакхерстом; так полагается поступать только в присутствии королевы, но сейчас подобный жест представляется ему как нельзя более подходящим. – Прошу разрешения ответить на это ложное обвинение, милорд. – Разрешаю. – На дряблом лице Бакхерста отражается нескрываемое любопытство.