–Мадонна! Да где же вы отыскали цветы?– ахнула мачеха. –На пристани. Моряки иногда привозят цветы жёнам из тёплых стран, вот мы и упросили одного продать букет,– рассказал старший. –Какие вы предприимчивые! Уж не открыть ли нам своё дело? –У папы есть шляпный салон,– напомнил Артур. –Я не хочу всё время сидеть дома, малышек можно будет брать с собой, ведь везде есть склады и подсобки,– заявила Отта. –По-моему, папа обрадуется такому повороту событий,– рассуждал, как взрослый, старший мальчик,– Чем платить управляющему, лучше будет, если кто-нибудь из семьи будет вести дела. –Ну, идите же поближе,– подозвала мачеха. Мальчики приблизились. Эммит поставил букет в вазу. –Та, что зевает – Умбриэль. А та, что хмурится – Джессика. –Ой, мама, как же Вы их различаете?– удивился ребёнок помладше. –У Джесс губы чуть-чуть потолше и брови изогнуты домиком. Хотите их подержать? –Они такие маленькие и хрупкие, что страшно брать малышек на руки,– заволновался Артур. –Тогда садитесь на кровать рядом, уж отсюда никуда их не уроните. Братья уселись. Оттавия аккуратно переложила им в руки живые свёртки. –Так, ребята, обязательно поддерживайте голову младенцу, мышцы на его шее ещё слабы и не могут держать такой груз. Малевольти села на колени напротив детей и счастливо улыбалась тому, что видела с какой нежностью и восхищением братья глядят на сестёр. Достопочтенный судья Остин Филдинг светился от счастья, когда Граветин разрешилась младенцем мужского пола. Мальчика назвали Джозеф. Роды хоть и были преждевременными, но прошли успешно. У ребёнка был отменный аппетит, и он быстро набирал вес. К удовольствию дедушки малыш Зэф повторил все черты лица матери. Норман Сэндлер стал бароном, поместье вверил сестре Илларии, и получал солидные дивиденды с земель, ничем себя не утруждая. Его карьера и слава стремительно росли. В свои 25 лет он уже слыл популярным адвокатом в городе. Вот и сегодня, 25 февраля, довольный делом, что завершил с честью для себя, Норман вернулся домой, и хвастался за ленчем перед тёщей: –Применил метод диалектики, что разработал ещё Сократ в своё время, путём наводящих вопросов отыскал истину! Джобет задумчиво кивала. Наяда же «вся обратилась в слух». Глава семьи отсутствовал, задерживаясь на работе. –А почему Граветин всё ещё не присоединяется к нам?– рассеянно спросил Норман, вспомнив о существовании жены. –Я не позволяю ей вставать. Она всегда отличалась хрупким здоровьем,– взывая к состраданию зятя, оповещала миссис Филдинг,– Вы бы, Норман, зашли к ней. Она Вас ждёт. Уже пять дней, как родился ваш сын, а Вы были у Граветин всего пару раз. –Работа, работа…Вот и сегодня я не могу навестить жену: мне нужно написать отчёт и подготовить обвинительную речь для нападок на врагов очередного подсудимого. Встреча с женой взбудоражит меня, а мне нужна светлая голова. Вечером Норман уединился в саду. Сидя на скамейке, мечтательно вглядывался в звёздное небо. Рядом, ёжась от вечерней прохлады, села Наяда, укутанная в кашемировую шаль. Сэндлеру не понравилось, что кто-то врывается в его мир грёз. Девушка сбивчиво заговорила: –Норман, я была сегодня на заседании суда…ты просто очаровал публику своим выступлением. –Благодарю за комплимент, сестричка. –Пожалуйста, не называй меня так…это звучит фамильярно… –Вот уж не хотел выглядеть фигляром! С каких это пор проявление симпатии к родственникам возбраняется? –Я повторяю: для Вас я – мисс Наяда. Она нервно тёрла руки. –Вы замёрзли? Надо было перчатки надеть потолше,– то ли надсмехался, то ли говорил серьёзно Норман. –Я выражаю протест Вашей глупой опёке, если я замёрзну, то уйду домой! –Чего Вы злитесь? В чём же я провинился перед Вами? –Спокойной ночи, мистер Сэндлер,– нарочито холодно пожелала ему Наяда. –Спокойной ночи, дорогая сестра,– в высшей степени любезно, с доброжелательной улыбкой на лице, дразнил самообладание самоуверенной Наяды Норман. В её глазах отразилась ярость, и Сэндлер возликовал, он любил дразнить мегер. Он догадался. Что неспроста сестра жены ищет «нечаянных» встреч подальше от глаз родни. Его забавляло, что гордячка Наяда терзается от безответной любви. В дверях Наяда столкнулась с Джоанной, любимой служанкой матери, и женщина укоризненно глянула на молодую госпожу. От одного из окон отошла Джобет, покинув пункт наблюдения. Давно ушедшая любовь к Остину Филдингу перешла в чувство неприязни к его любимице Наяде. Теперь к развитию отчуждения была причина. С того дня на Наяду со стороны матери посыпался шквал упрёков, укоров и придирок разного характера. К концу лета Оттавия Малевольти расширила бизнес мужа. В городе появилось ещё несколько магазинов разных профилей. Умбриэль и Джессика росли на руках прислуги. Зато Артур и Эммит, как заправские бухгалтера помогали названной матери вести документацию. Они играючи демонстрировали головные уборы покупателям, и никто не мог устоять перед милыми, вежливыми улыбками мальчишек. Отта не забывала и об отдыхе. Всё лето она с близнецами и пасынками уезжала за город на пикники. Туда же доставляли её отца, Чезорино и Берту с их семьями. Мальчики Боу и гувернантка Сьюзан, конечно же, не выдавали тайну Освальду, всем нравилось веселиться в большой, итальянской семье. Когда карета с вензелем Боу первый раз остановилась у дома, где жила семья Малевольти, ещё не видя, кто выходит из неё, старик Марко сердцем почувствовал: приехала его Оттавия. –Цветочек,– запричитал он, отложил в сторону инструменты и подбежал к окну. Действительно из кареты вышла его девочка. Марко и Чезорино со всех ног бросились вниз. Оттавия упала в объятия отца, потом обняла и поцеловала в обе щеки брата. Все заливались слезами. –Как тебе, дочка, живётся с этим чудовищем? –Я практически не вижу Освальда. Из кареты донёсся плач Джессики. –Ты привезла малышек!– обрадовался новоиспечённый дед. –Чезорино, зови Зилу, поедим на уик-энд. Отец влез в карету. На руках у молоденькой, пухлой служанки Сюзанны лежало два свёртка. –Мои лапуленьки, мои маленькие итальяночки,– заворковал Марко над младенцами. –Папа, поздоровайся и с внуками, это – Артур и Эммит,– подсказала Оттавия, влезая в карету вслед за отцом. Мальчики, оробев, сидели, помалкивая. –О, моя семья выросла в три раза!– обрадовался старик, здороваясь с мальчиками за руку,– Я научу вас, что значит: быть итальянцами! Мы стоим горой за любого члена семьи! После родственников привозили за город или в гостиницу наёмные экипажи. Одна только Лэсли избегала мачеху. Она и с братьями разговаривала сквозь зубы. Зато теперь Освальд, жалея дочь, часто разрешал ей играть в своём кабинете. Лэсли как-то утром и вовсе «забыла» поздороваться с мачехой и братьями. Оттавия сразу дала определение этому поступку: