–Я видела тебя с кралей. –Я проводил до дома невесту друга…– неуверенно залепетал Энрико. –При этом, лапая за все выступающие места?– напирала жена. –Клянусь: брошу эту потаскуху, только не уходи от меня,– жалобно взмолился муж, падая перед ней на колени. –Я всё расскажу брату, и он тебя прирежет!– свирепея, угрожала Берта, она вырвалась из его рук и отскочила подальше. –Я люблю тебя, но ты витаешь где-то далеко, не замечая меня! Никогда не обнимешь, не поцелуешь. Неужели вся твоя голова забита узорами для ткани? Я ухожу. Я зря трачу силы и средства на бездушную дрянь. Мужчина встал и направился к выходу. Её Энрико будет принадлежать другой? –Я тебя никому не отдам. –Что?– остановился у дверей мужчина, оборачиваясь. –Ты мне нужен, Энрико. –Зачем? Чтоб деньги носил? –Я не представляю жизни без тебя. –Не верю. Докажи. Покажи мне силу своей любви. Берта с разбега бросилась в объятия мужа. Её поцелуи были отчаянностью. Со слезами она молила о прощении: –Прости, я не ценила тебя. Я не могу жить без тебя. -Ваша Милость, Вы просили меня прийти?– с этим вопросом Чезорино появился в кабинете Бернхарда. Итальянец был готов на всё. Если Драммонд достанет пистолет, он успеет метнуть нож. Ударить себя он тоже не позволит – даст сдачи. Барон сидел спиной к вошедшему. Так и не разворачиваясь, хозяин дал распоряжение: –Я хочу, чтобы Вы расписали потолок в спальне гостей. Полагаюсь на Ваш художественный вкус. –Но я же не закончил работу с оформлением миниатюрного фонтана… –Вы могли бы совместить эти два задания. Во времени я Вам ограничений не даю. Оплата почасовая. Можете расписывать потолок, если Вам будет удобно и угодно, хоть ночью. Домашние спят крепко, и мы Вам полностью доверяем. –Хорошо, я преступлю к переделке потолка. –Отлично. Пройдите к лакею, он покажет Вам какую комнату нужно преобразить. Малевольти-младший делал наброски в блокнот, придумывая оформление потолка в освобождённой для ремонта комнате, когда сзади его кто-то обнял. –Испугался,– коварно и игриво звучал голосок Августы. –Ты подвергаешь себя опасности. –Вовсе нет. Я же говорила, что Бернхард всё знает. Он принял правильное решение: каждый живёт сам по себе. –И всё же он может прийти в бешенство, завидев пренебрежение приличиями. –Ты прав: я потеряла осторожность, страсть вскружила мне голову, ведь в доме кроме мужа есть ещё дети, свёкор и слуги. Я прейду ночью. Берни распорядился не тревожить тебя во время работы, так что нам некого бояться. –Очень похоже на западню. –Ты так считаешь? А что…вполне вероятно…Вдруг Бернхард решил развестись и лишить меня детей? –Ты этого боишься?– испытующе глянул на неё Чезорино. Баронесса на минуту задумалась. Пряча глаза, она признавалась: –Если честно: то нет. Я была ужасной эгоисткой. Жила только для себя. Муж и дети никогда не были мне важны…и не слишком нужны…Любовь к тебе дала мне возможность переосмыслить жизнь. Я просто существовала, плыла по жизни, ничего не делая изо дня в день. Не пыталась ничего изменить, понять, привлечь чьё-то внимание. А сейчас я хочу знать, что происходит вокруг, что было раньше в глубине веков, почему и зачем существуют законы природы. Я наслаждаюсь каждым глотком воздуха и всё готова отдать за то, чтобы ты был рядом. –Зила заболела,– вдруг угрюмо поведал её любимый человек. –Пусть Драммонд осмотрит её. –И так всё ясно: чахотка. Мне стыдно перед ней. Она угасает, а я совсем не уделяю ей внимания. Августа всхлипнула, зажав рот ладонью. –Работай, я не буду тебе мешать,– еле выговорила она и ушла. Это были слёзы не только сочувствия, но и ревности. Её обожаемый Чезорино принадлежал не ей одной. Какие отношения у него в семье с женой? Может, он лжёт, что давно не любит Зилу? Мучения доставляли измышления по поводу того, как Чезорино и Зила проводят время наедине. Определившись с узором и цветом, Малевольти-младший к вечеру велел принести стремянку. Он хотел опробовать фактуру краски, спектр цветов и прочность потолочного покрытия. Полусонные слуги принесли требуемое, и удалились. Им было невдомёк: чего этот итальянец так надсажается на работе, им был неведом творческий порыв, пыл и изыскание. Чезорино взобрался по лестнице с кистью и палитрой в руке, перебрался на стремянку, дощечки которой как-то жалобно заскрипели. Художник-оформитель не придал этому значения. Сделала пару мазков, оценивая и наблюдая, как впитывается краска. Вдруг доски под его ногами ушли куда-то в бок. На шум от грохота упавшей стремянки прибежали слуги, Бернхард и Августа. Итальянец распластался на обломках лесов без сознания. Драммонд цыкнул на слуг, давая распоряжения: одному принести саквояж с лекарствами, другого, посылая за Оттавией, что живёт по соседству. Баронесса, заламывая руки, подскочила к Малевольти. Положила его голову себе на колени, зачем-то растирала ему щёки. –Он живой,– со слезами радовалась она. –Принесла бы холодной воды,– проворчал муж. –Я не оставлю тебя наедине с Чезорино, и не позволю ставить никакие уколы! –Я же врач. –А с Вирджем ты был врачом или убийцей? –Ну и сиди тут одна со своим скульптором. –Это ты подпилил стремянку, негодяй,– догадалась женщина. –Не докажешь,– ухмыльнулся Бернхард. Вбежал слуга с саквояжем. –Достань нюхательной соли,– распорядилась хозяйка. Слуга перевёл взгляд на хозяина. –Слушайся госпожу, болван!– прикрикнул на нерасторопного барон,– У потерпевшего ничего страшного, я его осмотрел, моя помощь ему не нужна. Затем Драммонд всё же сам открыл чемоданчик и достал нужный бутылёк, после чего ушёл. После нескольких подношений к носу потерпевшего целебной соли, итальянец открыл глаза. –Где болит?– быстро спросила Августа. –Немного отшиб ноги… Стремянка удачно накренилась, я упал не с самой верхотуры потолка,– слабым голосом поведал Чезорино. В комнату вбежала переполошенная Оттавия в сопровождении Артура Боу. Внимательный взгляд сестры сразу распознал правду: слишком нежно руки Августы держат лицо её брата, слишком трепетно глядят эти двое друг на друга, и с какой стати баронессе укладывать себе на колени голову бедного скульптора?