Девушка обмерла. «Как поверить столь юному существу? Разве может его сердце отвечать глубоким и верным чувством? Шалит мальчик, ох шалит…»– не верила Оттавия. Она целесообразно и благоразумно отстранилась от юного капитана. Со всех сторон на неё посыпались поздравления за победу другого пасынка. –Такая прыть и сноровка Артура радует,– восхищался Росс. –Перси, отчего ты не хочешь проявить себя на скачках? Не поучаствовал в забеге…– укоряла его жена. –Ты хочешь, чтобы я, как Берни Драммонд позорно плёлся в последних рядах? –Спортивные состязания – дело молодых,– поддакнула Тина Бонэм. –Норман, у Вас слёзы на глазах…– заметила Беула,– Залетела в глаз мошка? Сэндлер перевёл взгляд с Оттавии на подругу жены и сказал первое, что пришло в голову: –Вспомнил о новом случае пропажи ребёнка. –Зачем же так близко принимать к сердцу чужое горе?– заохала баронесса Бонэм. Малевольти внимательно и сочувственно глянула на адвоката. –Когда дело касается детей – нет понятия «чужой ребёнок»,– заявил Норман. Окружающие с уважением посмотрели на Сэндлера. –Пусть он иногда выпивает, но у него – золотое сердце,– шепнула Наяде престарелая аристократка. Уполномоченный от имени Георга Третьего объявил, что победитель приглашается на королевский забег в Аскот, который состоится на следующий год 20 июня. Когда вручали призы, Оллинхэм заговорил с Артуром Боу: –В нелёгкой схватке сегодня мой грум отвоевал у Вас победу. –Ну да…– неуверенно промямлил юноша. –Зачем Вы приостановили свою лошадь?– в лоб спросил банкир. –Я не слишком честолюбив. Я хотел, чтобы глаза Вашей жены светились радостью победы. –Держитесь подальше от моей жены,– не оценил благих намерений Тайлер Оллинхэм. Затем банкир сменил выражение лица на улыбку, получая приз из рук мэра города. Бернхард Драммонд уехал с состязаний сразу после финиша. Насмешки друзей доконали бы его совсем. Он любил острые ощущения, пыл борьбы, но, видно, старость уже накидывает на тело невидимые, но крепкие путы. Пасынки Оттавии возвращались домой верхом, они уже давно скрылись из виду. Она же ехала в карете, которая едва плелась. Вдруг на ходу в её карету ворвался мужчина. Итальянка вскрикнула от неожиданности. Кучер остановился. –Поезжайте, это свои!– крикнула девушка слуге, а испугавшего её Филдинга она укоряла,– Что Вы себе позволяете, барон? –Вы не ответили мне. Ваше лицо оставалось бесстрастным. Это жестоко. –Вы нарываетесь на крупные неприятности, сэр Филдинг. –Прекратите называть меня «сэр» и «барон»! Для Вас я – Орин. –Господин барон, Вы перепутали карету,– злила его Отта. –Надо быть толстокожим носорогом, чтоб не чувствовать моего расположения к Вам. –Вы не справедливы к бедным животным, они заботливы и чутки по отношению к сородичам. Притягательная близость красавицы сводила с ума, а её ирония выводила из себя, и Орин, повинуясь порывам, прильнул с жаром к губам Оттавии. А она и не знала, какая могучая сила таится в поцелуе. Как восхитительно отзывается тело на это, казалось бы, пресловутое действие. Но Отта всё же оттолкнула нахала от себя. –Если тебе нужна опытная женщина для интима, то иди к проституткам!– всё же перешла на «ты» Отта в порыве гнева. –Зачем ты так? Я преклоняюсь перед тобой, как перед целомудренной богиней, как перед прекраснейшим созданием природы. –Ни разу не слышала, чтобы на идолов нападали с поцелуями. –Целуют, когда почитают и обожают. –Но когда, когда бы ты успел так сильно влюбиться? Мы знакомы едва-едва. –А я потерял счёт дням…С тех пор, как увидел тебя, то засыпаю с трудом: воспоминания и мечты о тебе подолгу не дают сомкнуться глазам. –А в тарелке с яичницей Вам не видится моё лицо?– смеялась Оттавия, всё ещё не веря юному поклоннику. Она ожидала, что юноша рассмеётся и сдастся, откажется от дальнейших попыток завоёвывать её. Девушка чувствовала, что он не очень твёрд в намереньях, называя её, то на уважительное «Вы», то, переходя на дружественное «ты». Но Орин обиженно говорил: –Я понимаю, мой обескураженный вид веселит Вас, но позвольте Вам тоже заметить: у Вас каменное сердце. –Наверное…– задумчиво проговорила Отта,– Я никогда не обращала внимания на мужчин…как на объект любви. –Я понимаю: Ваша жизнь посвящена детям мужа и своим детям, но, может, настал момент увидеть кого-то ещё? –Мой дом уже близко,– напомнила Малевольти. Филдинг быстро поцеловал ладони Оттавии и выскочил из кареты, оставив женщину в смятении. Любовь всегда неожиданна. Сокрушительным ударом она обрушивается своими жгучими чувствами, заполняя собою все цвета жизни. И вот ты уже с каждым вздохом думаешь только о предмете своих грёз. Всё остальное становится второстепенным. Куда бы Отта ни шла – повсюду с ней был образ Орина. Его зовущие глаза, полные надежды. В эту ночь ей снилось, будто океан добрался до её ног. Прикосновения волн были приятными и ласкающими. Мелкие рыбки щекотали кожу. Жадная вода поднималась всё выше, дотянулась до талии…Но испуга Оттавия не чувствовала, её охватило умиротворение, сменившееся тихим оргазмом. Утром она склонилась на коленях в самую жалобную позу перед образом Мадонны. –Пресвятая Дева, желаю тебе всех благ земных и небесных, и молю, и взываю к тебе о помощи от напастей и болезней. Но о самом сокровенном чувстве девушка побоялась поделиться с Богородицей: ведь грех любить замужней даме чужого мужчину, но как отнять у сердца мечту? Её уединение нарушил племянник, тринадцатилетний Франческо. –Бесценный мой малыш, почему ты не пошёл в цирк вместе с Артуром, Эммитом и девочками? –Тётя, меня по дороге к вам пытался похитить какой-то господин!– ошарашил её племянник. На пороге дома им встретился Освальд Боу. Старик заворчал: –Куда вы бежите, грязные итальяшки? –Это ты, старое чудовище, убиваешь молоденьких девушек! Больше некому!– обвинила мужа Оттавия. –Я бы очень хотел им быть, но, к сожалению, я теперь только могу безобидно погладить по попке, вожделенно пуская слюну. Я стал совершенно безопасен для женского пола,– с вздохом признавался Боу. Цирк. Натянут шатёр шапито. Взволнованная болтовня зрителей перед началом выступлений мгновенно стихла, стоило лишь заиграть оркестру туш. Братья пожали руки сёстрам-близнецам. Девочки в ожидании чуда во все глаза уставились на арену. На яркий ковёр выскочили акробаты в пёстрых одеждах. Их быстрые движения, стремительные сальто приковали всех к действу. Затем куролесили на сцене клоуны. После дрессировщица заставляла прыгать своих пуделей.