–Не кипятись. Я был не прав. Живя в сдержанной и пуританской Англии с детства, ты, всё же, осталась страстной и подвижной итальянкой. –Это плохо? –Это замечательно! Ты просто чудо, как хороша. –Уходи, на Лэсли нет надежды. Она меня ненавидит, может сообщить Освальду о твоём визите. –Когда я увижу тебя снова? –Не знаю. Освальд стал подозрительным. Я пришлю письмо. –Вон на втором этаже, где римская синяя штора окна моей спальни. Поглядывай изредка туда. Орин спрыгнул во двор. Отта закрыла створки окна и помахала ему. Парень по аллее пошёл к своему соседнему дому. –Господин барон!– окликнул его Чезорино. –Уважаемый скульптор Малевольти, добрый вечер. –Ваш славный родственник Генри Филдинг писал о народе и вымышленных партиях тори и вигов: «…публика принимает участие в ваших ссорах и отдаёт предпочтение той или другой шайке, в то время как обе нацеливаются на её кошельки». Вы же, сэр, пошли дальше, чем тори и виги, Вам ещё и честь простых людей подавай. Да как ты смеешь, щенок, позорить имя моей сестры и нашу фамилию! –Наши отношения с Оттавией не глупый флирт, не интрижка, мы любим друг друга. Воткнув кинжал в мягкую плоть, итальянец сказал: –Доказывать свою честность будешь на небесах перед святыми и ангелами. Орин, согнувшись, упал. Чезорино вернулся в дом сестры. Представ перед Оттой в её комнате, глухо сказал: –Тебе больше не придётся отбиваться от ухаживаний Филдинга – я его зарезал. –Нет, нет, нет!– запричитала Оттавия. Она опустилась на пол и сквозь рыдания вопрошала: –Почему мне нельзя любить? Я должна жить в доме с постылым стариком и не мечтать о счастье? Брат поднял сестру. Отта вырвалась из его рук, истерично вопя: –Не смей прикасаться ко мне своими окровавленными руками! –Наша семья была горда тем, что ты вошла в семью дворянина. А сейчас ты ломаешь то, что строила с мистером Боу годами. –Я спасла Боу от тюрьмы и дала дочерям отца, что ещё надо требовать от меня? Любви к мужу? Но её никогда не было! Как ты мог убить того, кто стал мне дороже всех на земле? Разве я препятствовала твоим встречам с Августой? –Ты – женщина! Ты – лицо семьи! –И, что, мне надо забыть о себе и жить монашкой? –Ради дочерей – да. –Тётя Оттавия,– приоткрыв дверь, позвал Франческо. –Что, мой бесценный?– отозвалась женщина, вытирая слёзы. –Ваш Филдинг жив!– радостно сообщил мальчик,– Папа лишь ранил его. –Где? Где Орин?– оживилась Отта. Она подскочила к племяннику и обняла его. –Откуда ты знаешь о происшествии?– с сомнением спрашивал Чезорино у сына. –Когда тётя Оттавия оставила меня в комнате одного, я услышал, как Лэсли её куда-то звала, прошёл за тётей, и нечаянно услышал её разговор с неким господином, мне стало интересно, где живёт этот человек, и я вышмыгнул из дома. И всё видел… –Ах ты, гадёныш!– вскричал отец мальца. –Орин дома, да?– допытывалась женщина у Франческо. –Ага,– подтвердил сорванец. Она поцеловала племянника в щёку и сунула крупную купюру. А брату строго наказала: –И впредь не смей даже слова дурного сказать про Орина Филдинга! –Как скажешь, сестра…Я не пущу тебя одну. Пойдём, провожу. Думаешь, тебя впустят в дом баронов? Орин успел прикрыть живот рукой, лезвие лишь оцарапало живот, когда Чезорино размахивался. Затем упал, делая вид, будто оружие настигло цель. Если бы итальянец сделал попытку подойти, Филдингу бы пришлось уронить его, схватив за ногу, но скульптор ушёл. Зажимая раненую руку, он побрёл домой. Зашёл через чёрный ход, собираясь посвятить в свою тайну только верного слугу Руперта. Но, как назло, в коридоре ему попался Норман. Тот, видимо, шёл в подвал за очередной бутылкой виски. –Сэр Филдинг, впредь снимайте одежду. Когда в следующий раз соберётесь искупаться в болоте,– ехидничал адвокат, думая, что шурин в подпитии извалялся в грязи. –А Вам, сэр Сэндлер, надо перенести кабинет в винный погреб, чтоб лишний раз не бить ноги, бегая в день по несколько раз,– стараясь не выказать страдание от боли, язвил Орин. –Постой, что это у тебя грязь странного цвета? Кровь! –Ничего страшно, упал, а там штырь… –Заворачивай на кухню, там есть кипячёная вода и чистые полотенца. Норман перехватил руку шурина жгутом, останавливая кровь. Затем промыл рану, наложил повязку. –Нашёл с кем иметь дело! С итальянцами! Да они мстительны и коварны! За обиду, нанесённую любому члену семьи – убьют! Кто тебя пырнул? Чезорино? Энрике? Парень молчал. –Покрываешь убийц?! –Не хотел говорить…Но на меня напали бандиты в масках. –Врёшь! –Могу поклясться на «Библии». –Дурака никакими лекарствами не вылечишь. В дверях кухни появилась Наяда. –Что это с тобой? Мужчины молча уставились на неё. –Понятно…Прилетело от родственников Малевольти. –Что, уже весь город знает о моём похождении? Нет, меня порезали бандиты. –Порезали?! Не смей больше приближаться к Оттавии ближе, чем на сто метров! –Вас не касаются мои любовные дела. –Ты всегда был твердолоб…и глуп, как Граветин! –Не смей касаться памяти Граветин! Ты, грязная завистница, что подобралась к её мужу! –На что ты намекаешь? –Ты и твоя подруга Беула – одного поля ягоды.