— Боже мой! — громким шепотом восклицает Лулу. Мой пульс стремительно учащается. Сократив расстояние между нами за несколько уверенных шагов, Келвин оказывается прямо передо мной. Мой взгляд от чисто выбритого подбородка спускается к его шее. Я тут же представляю Келвина с гитарой летом в парке, когда кружевная тень ляжет на его волосы, а травинки будут цепляться за обувь и низ джинсов. — Ты хорошо выглядишь, — сильно преуменьшая, говорю я. — А ты выглядишь… — его зеленые глаза внимательно оглядывают меня с ног до головы. По ощущениям это схоже с прикосновением рук. — Сногсшибательно. Кто-то стоящий рядом вежливо покашливает. — Привет, — из-за спины Келвина выходит мужчина с копной черных волос и бледно-голубыми глазами и протягивает мне руку. — Я Марк. Свидетель. — Надеюсь, не Иеговы? — неловко шучу я. — Шафер, — поясняет Келвин и обходит его. — Его зовут Марк Верма. Друг. — Приятно познакомиться, друг, — с улыбкой говорю я. Тот поднимает темную бровь и поворачивается к Келвину. — А она мне нравится. Я притягиваю к себе за руку топчущуюся позади Лулу. — Это моя лучшая подруга Лулу. — Приятно наконец официально познакомиться, — шагнув вперед и протянув ей руку, говорит Келвин. Какое-то время они болтают между собой, и только сейчас, когда Келвин стоит от меня в нескольких шагах, я замечаю, что у него в руках. Проследив за моим взглядом, он смотрит на венок с нежно-лиловыми цветами. — По ирландской традиции невеста украшает волосы цветами — в моей семье, по крайней мере. И хотя у нас… не совсем обычный брак, маму удар хватит, если я как минимум не предложу. Моему удивлению нет предела. Он собирается рассказать родителям? Хотя мои живут в той же стране, я уже давно убедилась, что лучше соврать прямо в лицо, нежели выслушивать их беспокойство и неодобрение. Его же родные живут на другом конце земного шара. И жест Келвина как будто из мира «Пока смерть не разлучит нас», хотя на самом деле наша ситуация больше похожа на «Все изменится в любой момент». Почему он решил им рассказать? Моей инстинктивной реакцией — и, по видимому, действительно зрелой — является желание нажать на паузу и обговорить, что и как мы будем делать. Оглядываясь назад, я понимаю, что мы с Келвином почти ничего не обсудили, а если расскажем своим семьям о нашем браке, все сильно усложним. Но он выглядит сейчас таким серьезным и нетипично неуверенным, что мне хочется поскорей избавить его от страданий. — Конечно я надену. Спасибо. В венок не туго вплетены веточки лаванды. Я забираю его у Келвина и осторожно надеваю на голову. Лулу помогает поправить лиловые цветы, после чего, склонив голову набок, критично меня осматривает. — Вот. Выглядишь идеально, — говорит она и делает несколько фото. — А теперь давайте вас поженим. Мне кажется, из всего происходящего я замечаю лишь то, как моя рука устроилась в ладони Келвина, пока он вел меня через всю толпу к служащим ратуши. Обойдя женщину, одетую в жемчужного цвета сари, я улыбаюсь мужчине в кипе. Здесь присутствуют пары всех возрастов. На ком-то надеты традиционные костюмы и платья, а кто-то пришел в джинсах и футболках. — Тут неожиданно много народу, — тихо говорю я. Келвин усмехается. — Ага. На станции я видел так много женщин в свадебных платьях — ты точно удивилась бы подобному зрелищу. Помещение, в котором мы находимся, длинное и узкое, с зелеными диванами с одной стороной и мраморными стойками и вращающимися стульями с другой. Потолки отделаны белыми панелями с мелкими золотыми деталями. На подвешенном за две цепи экране высвечивается номер пары, которая сейчас обслуживается и у какой стойки, а под ним стоит автомат по выдаче талонов. Тут даже есть небольшой сувенирный магазин, где продаются важные мелочи, которые оказываются необходимы в последнюю минуту, вроде цветов и галстуков-бабочек. Взяв талончик, Келвин показывает мне наш номер: C922. Поблизости срабатывает вспышка, и мы оба вздрагиваем. — Вот этот снимок будет хороший, — смотря на экран камеры, говорит Лулу, а потом замечает мой недоуменный взгляд. — Что? Искренние эмоции самые лучшие. А свадьбу тебе обязательно нужно запомнить, — она многозначительно смотрит на меня. — Любая пара захотела бы иметь фотографии, чтобы при случае поделиться с кем-нибудь. — Точно, — ведь все должно быть по правилам. А о таких важных мелочах я и не подумала. Черт, когда пытаюсь быть спонтанной, я как будто краду зажигалку и не глядя бросаю ее в лужу бензина. — Хорошая мысль. Мы с Келвином садимся на диван и в ожидании нашей очереди, стараясь не обращать внимание на ежесекундные щелчки затвора камеры, ведем светскую беседу: — Как прошло твое утро? — Хорошо, хотя сегодня я совсем не спала. — Я тоже. — На улице холодно. — Ага. Я чуть не забыла надеть пальто. Келвин неловко смеется. — Да уж, это было бы… плохо. И в том же духе примерно полчаса кряду мы обсуждаем, что ели вчера и как не знали, во что одеться сегодня. Нам обоим почти удается расслабиться лишь в тот момент, когда Келвин говорит, что чуть было не принес с собой гитару. — Гитара казалась странным образом уместной, — замечает он. — Но потом я забеспокоился, что она причинит хлопоты или все сочтут этот поступок нелепым. — Я была бы не против. Это чистая правда. Его музыка волшебным образом расслабляет мои натянутые нервы; мне уже заранее не хватает его игры в метро. В то время как мы оба привыкаем к безумной новости под названием «Черт побери, мы сейчас поженимся», Лулу и Марк непринужденно болтают в сторонке. Проблем с общением у них явно нет. Марк — как и большинство людей — совершенно очарован Лулу, но каждый раз, когда она фыркает или громко хохочет от его шуток, мне становится все тревожнее и тревожнее. Начиная с этого момента — и чтобы не случилось потом, — я объединяю свою жизнь с Келвином. Наконец объявляют номер нашего талончика. У стойки я наблюдаю, как Келвин подписывает последний из документов. Вместе с нашими свидетелями мы ставим подписи, но из-за гипса моя получается неразборчивой. После еще одного недолгого ожидания настает минута Икс. Нью-Йоркское бюро регистрации браков работает как часы. Нас ведут в небольшую комнату с персикового цвета стенами и пастельных оттенков акварелями на них. Сочетать браком нас будет приветливая женщина с темными волосами и ярким румянцем. Никаких свадебных маршей не звучит; она говорит нам встать друг напротив друга, в то время как остальные могут стоять или сидеть где им вздумается. Келвин берет обе мои руки в свои. — Келвин и Холлэнд, — начинает женщина, — сегодня наступил один из самых замечательных моментов в вашей жизни. Сегодня вы празднуете ценность красоты любви и готовитесь связать себя узами брака. Я перевожу взгляд на лицо Келвина — в уголках глаз появились морщинки, а его веселое настроение почти похоже на радость. Кусаю губы, чтобы сдержать улыбку, но безуспешно. — Келвин, — обращается к нему служащая бюро, — согласен ли ты взять в жены Холлэнд Лину Баккер? Сначала его голос звучит хрипло, но потом он откашливается. — Да. Мне нравится звучание этого слова с его акцентом. Женщина поворачивается ко мне, и Келвин мягко сжимает мои руки. — Холлэнд, согласна ли ты взять в мужья Келвина Эйдана Маклафлина? Я киваю. Дышать становится трудно, и впервые с начала этой церемонии мне жаль, что рядом нет ни Джеффа с Робертом, ни остальных родных. — Да. Мы обещаем любить, уважать, заботиться и поддерживать друг друга — позабыв обо всех других. Обещаем быть друг с другом в болезни и здравии, в богатстве и бедности. Внутри все сжимается, когда Келвин осторожно скрещивает мои и свои пальцы, освобождая нас обоих от необходимости следовать этим клятвам. Дрожащей рукой я беру кольцо и надеваю его ему на палец, после чего Келвин делает то же самое. Кольца выглядят такими безупречными и невинными, они так гордо сияют на наших пальцах. Мой внутренний голос нервно хихикает, ведь у меня явно не хватит духу сказать этим прекрасным кольцам, что они всего лишь реквизит. Церемония бракосочетания заканчивается вспышкой камеры, и нас объявляют мужем и женой. — Келвин, можешь поцеловать свою невесту. Не сумев сдержаться, я недоверчиво смотрю по сторонам. Мне и в голову не приходило, что нам придется целоваться. Заметив мои вытаращенные глаза, Келвин со смешком говорит: — Не волнуйся, я все сделаю как надо. Все имеющиеся силы у меня уходят на то, чтобы оставаться в вертикальном положении. — Я… тебе верю.