Когда захожу в квартиру, в гостиной пусто. Бросив ключи на стол, я снимаю пальто и вешаю его на спинку стула. Дверь в ванную открыта, но Келвина там нет. Квартира кажется странно необитаемой — не слышно ни постукивания в батарее отопления, ни звяканья посуды. Как будто меня не было здесь неделю, а не чуть больше суток. Келвина я обнаруживаю в постели, сидящего прислонившись спиной к изголовью и смотрящего в сторону двери. Его лицо сразу же расслабляется, едва он замечает меня. — Привет. Разувшись, я несмело ему улыбаюсь и сажусь на край кровати, но Келвин приподнимает одеяло и приглашающе похлопывает рукой по матрасу. — Забирайся. Мы можем поговорить и здесь. От такого предложения отказаться трудно. Я снимаю спортивные штаны и толстовку, после чего ныряю под одеяло и моментально ощущаю тепло его тела. Келвин лежит совершенно голый и кажется горячее полуденного солнца. Проведя рукой по моей спине, он расстегивает бюстгальтер и бросает куда-то себе через плечо. От его еле слышного стона меня охватывает трепет и сильное желание прижаться как можно ближе. — Прости меня, — кусая свою губу и глядя мне в глаза, произносит Келвин. — То, что я тебе наговорил… это нечестно. Наверное, я был озадачен, поскольку не понял, что в иммиграционном центре ты говорила чистую правду. Или же был расстроен, что в течение того времени, когда я жаждал тебя, ты притворялась, будто ничего по отношению ко мне не испытываешь. Причин, казалось, для этого не было. Вот я и почувствовал себя сбитым с толку. Келвин радостно улыбается в ответ на мою улыбку. — Я не могу сказать с уверенностью, что полностью доверяю твоим действиям, — положив руку ему на грудь, говорю я. Опустив взгляд, Келвин слегка качает головой; он не понимает, что я имею в виду. — Ведь ты можешь оставаться в этой квартире и иметь работу, не занимаясь со мной сексом. — А, — закрыв глаза, понимающе произносит он. Как будто я подтвердила какие-то его домыслы. — Мы вполне можем выглядеть убедительно и без этого, — тихо продолжаю я. — Но теперь, когда ты знаешь, что нравился мне еще до нашего знакомства, я не могу продолжать, не понимая сути наших отношений. Иначе чувствую себя без почвы под ногами. Келвин внимательно смотрит мне в лицо. — Мое чувства по отношению к тебе не имеют ничего общего с желанием иметь работу, которую ты мне нашла. Из-за влияния, которое оказывают на меня его слова, мне становится трудно говорить. — Правда? Потому что, как ты сам недавно сказал, было бы дерьмово играть со мной таким образом. Келвин наклоняется меня поцеловать, но в последний момент останавливается. — Правда. Конечно же, на мои чувства влияет твоя способность понимать музыку. И твое мнение значит для меня больше, чем мнение Роберта или Рамона. Но дело здесь не в работе, а в том, что музыка — это часть тебя. Подавшись вперед, я прикасаюсь своими губами к его, и Келвин со стоном переворачивает меня на спину, оказавшись сверху и положив ладонь мне на щеку. Напряжение в теле мгновенно тает, и я приподнимаю бедра, когда он устраивается у меня между ног. Целоваться и обниматься… это так приятно. Немного отодвинувшись, Келвин хитро ухмыляется. — Значит, за полгода до нашего знакомства, да? — Не меньше, — смеясь и краснея, отвечаю я. — Это было грандиозное увлечение. Проведя руками по его плечам, я зарываюсь в волосы, в то время как Келвин поцелуями спускается по моей груди к животу, а потом, нырнув под одеяло, целует сначала одно бедро, потом другое и проводит языком между ними. Мне хочется наблюдать за его действиями, поэтому я отбрасываю одеяло. Подняв голову, Келвин улыбается, не переставая меня целовать. Он дразнит и ласкает, не таясь — как будто это его выступление. И только для меня. — Я знаю, о чем ты думаешь, — шепчу я. — О чем? — после неспешного посасывающего поцелуя интересуется он. — Мой ответ «Да, я фантазировала, что ты это делаешь, еще до того как мы познакомились». Когда Келвин слегка отодвигается, в его глазах горит огонь. — Фантазировала, что я целую тебя вот здесь? Я киваю, и требовательная ноющая боль между ног нарастает лишь от того, что он сейчас на меня смотрит. — А когда фантазировала, ты к себе прикасалась? — Иногда. Проведя по моей влажной коже пальцем вверх и вниз, Келвин погружает его внутрь. — Ты становишься мокрой, всего лишь рассказывая мне об этом. — Извиняться, что рисую тебя в воображении, я не стану, — сжав в кулаке пряди его волос, говорю я. — Очень на это рассчитываю, — отвечает Келвин, наблюдая за своими действиями. — И не хочу, чтобы ты перестала. — А о чем фантазируешь ты? Закрыв глаза, он наклоняется ко мне и снова проводит языком, будто размышляя. Подняв голову, отвечает: — О многом. Я влажной кожей чувствую его горячее дыхание. Тяну Келвина за руку, чтобы он поднялся повыше и коснулся губ жадным поцелуем. Взяв его ладонь в свою руку, кладу ее себе на грудь. — Расскажи. Сжав грудь, Келвин наклоняется и с силой втягивает сосок в рот. — Я представляю, как говорю тебе что-нибудь грубое и непристойное, когда мы вместе сидим на диване. А еще — что ты оседлаешь мое лицо, чтобы у тебя был полный доступ к моему языку. Ого. Меня бросает в жар, и я выгибаюсь всем телом. — Еще я фантазирую, как беру тебя у окна, а папарацци все видят. Такой кайф — представлять эти фото в Твиттере. Потянувшись вниз, я обхватываю его ладонью, и, громко застонав, Келвин с поцелуем возвращается к моим губам. — Я думаю о том, как ты выглядишь, когда берешь меня в рот. Как быстро я кончаю, когда ты это делаешь, — опустив руку между нашими телами, он скользит внутрь двумя пальцами и начинает говорить быстрее: — Еще я фантазирую о том, как мы с тобой куда-нибудь пойдем, а ты опустишься передо мной на колени, но никто об этом не узнает. — Куда-нибудь — это, например, в театр? — Куда угодно, — обдавая горячим дыханием мою щеку и двигаясь в моей ладони, отвечает Келвин. Он находится так близко от места, где я хочу его почувствовать, поэтому направляю его себе между ног, оттолкнув его руку. От погружения настолько глубоко я вскрикиваю, после чего Келвин тут же сцеловывает этот звук. Ничего подобного мы раньше не делали… Нам надо надеть презерватив. — Об этом я тоже думал, — шепчет Келвин. — Да, чтобы именно так. Боже, как приятно… И это действительно невероятно приятно, поэтому никто из нас не останавливается. За последние две недели Келвин понял, как именно мне нравится, так что найти нужный угол и ритм легко и просто; войдя глубоко и практически не подаваясь назад, он двигается, в то время как мои руки путешествуют по его шее, спине и бедрам — куда только я могу дотянуться. Должно быть, Келвин понял, что прощен, потому что ничего не говорит; даже не вглядывается мне в лицо, чтобы понять, в порядке ли я. Мне кажется, именно это я в нем обожаю больше всего. Что он доверяет мне и моим желаниям. Что я обязательно сказала бы ему, захоти вдруг чего-то другого. И что он не дал бы повиснуть недосказанности между нами. Но даже в этот идеальный момент я чувствую неуверенность. Потому что если мы сейчас налаживаем отношения, то ради чего? Я уже дала ему понять, что нам нет нужды быть любовниками, чтобы Келвин здесь жил. И уж тем более нет нужды быть влюбленными. Но поцелуи Келвина похожи на прикосновения влюбленного, а его стоны — как у мужчины, охваченного очень сильными чувствами. Когда он переворачивается на спину, чтобы я оказалась сверху, в его взгляде светится что-то похожее на любовь. Но разве я могу знать точно? — Почему ты остановилась? — обхватив ладонями мои бедра, спрашивает Келвин. — Все в порядке? От напряжения его грудь поблескивает от пота, и когда я кладу на нее руку, чувствую, как сильно бьется его сердце. Внимательно оглядев его лицо, я не замечаю ничего подозрительного — лишь беспокойный взгляд. — Все хорошо. Просить желаемое у меня всегда выходит довольно плохо. — Я сделал тебе больно? — шепчет он. — Нет, — покачав головой, отвечаю я. Келвин садится под мной и, обняв меня за талию, смотрит в лицо. — О чем ты думаешь? Что мне сказать, чтобы это уладить? — Я задумалась, что мы делаем? Он многозначительно улыбается. — Ну, я думал, мы занимаемся любовью. — Вот, значит, что это такое? — я никогда не испытывала подобных чувств, поэтому понятия не имею, каким словом их назвать. Но совершенно точно не смогу продолжать в том же духе и не влюбиться при этом в него.