Когда двое не виделись два месяца, с чего лучше начать? С поздравления насчет переезда в Лос-Анджелес или с чего-нибудь попроще, например, поинтересоваться, как дела? Наверно, стоило бы представить Келвина своему брату, стоящему позади. Но, обратите внимание, что же я делаю на самом деле? Посмотрев по сторонам, грубовато выпаливаю: — А где Натали? Улыбка Келвина исчезает, и вместо радости на его лице появляется озадаченность. — Что? — нахмурившись, переспрашивает он. — Я думала, она сегодня придет с тобой, — переминаясь с ноги на ногу, говорю я и снова оглядываю зал. Разочарованно застонав и решив, что знакомство явно не состоится, Дэвис уходит. Какое-то время Келвин молча изучает меня взглядом. — Извини, — потом он поворачивается в сторону удаляющегося Дэвиса и снова смотрит на меня. — Я чего-то недопонимаю. Ты решила, будто я сегодня пришел с Натали? — Ну… да. Интересно, почему он удивлен? Ему в голову не пришло, что я видела их совместные фото? Или же понимает, что присутствие Натали было бы неуместно, поэтому не недоумевает, с чего это я ожидала встретить ее здесь? Келвин прищуривается, словно пытается разгадать загадку. — А я думал, мы этот вопрос уже обсудили, — тихо говорит он. — И не предполагал, что Натали для тебя до сих пор проблема. Ведь мы… — Я видела ваши совместные фото, — поясняю я. Чтобы Келвин вдавался в детали, мне не хочется, но я пообещала быть честной как с собой, так и с ним. — Я была в ужасе, когда они попались мне на глаза. Это было как раз перед нашим запланированным ужином. Лучше бы ты сам мне рассказал. — О чем рассказал? Я не… — еще сильнее нахмурившись, говорит Келвин и качает головой. — А что за фото? — Келвин, — я закрываю глаза, внезапно ощутив приступ дурноты и сожалея, что ввязалась в этот разговор. — Пожалуйста, не надо. Он подходит ближе и кладет руку мне на предплечье. — Холлэнд, я не понимаю, про какие фотографии ты говоришь. Судя по всему, Келвин говорит искренне. Наверное, он просто не видел их, поскольку не сидит в Твиттере и не читает сплетни. Я достаю телефон и тут же нахожу нужный сайт — так до сих пор и не закрытый. По части мучений самой себя я профи. Келвин берет у меня телефон, но в этот момент микрофон в зале издает жуткий звук, а потом раздается громкий голос Джеффа: — Эта штуковина уже включена? Все присутствующие смеются над смешной реакцией Джеффа, в то время как напряжение между нами с Келвином как будто рассекается ровно посередине. Я осторожно отхожу в сторону. Смотрю по сторонам в поисках Дэвиса и нахожу его в дальнем углу беседующим с давними друзьями Роберта из Де-Мойна, которых Джефф пригласил на вечеринку. — Уверен, все присутствующие здесь знают Роберта, но немногие знакомы со мной, — начинает Джефф. В ответ на несколько протестующих возгласов мой дядя все же продолжает: — Я Джефф, муж Роберта Окая. Чувствуя онемение во всем теле, я неохотно присоединяюсь к бурным аплодисментам. Хочется насладиться вечером в честь Роберта, но момент кажется странным и нереальным; я словно смотрю на происходящее сквозь стекло. — Хочу поблагодарить всех, кто пришел сегодня отпраздновать день рождения Роберта, его награду и одну новость, которой мы хотим с вами поделиться, — Джефф смотрит на своего мужа, стоящего в другом конце зала. — Я очень счастлив, что свою жизнь делю с тобой, мой дорогой. Под гром аплодисментов Роберт подходит к Джеффу, целует его и занимает место у микрофона. — Процесс сочинения «Его одержимости» был похож на одержимость, — начинает он, и все понимающе смеются. История, как Роберт практически не спал целый месяц, пока писал музыку к спектаклю, уже стала легендарной. — Но как постановка воплощалась в жизнь — это нечто невероятное. Сейчас об этом знают почти все: всего несколько месяцев назад у нас не было ведущего музыканта, при этом к актерскому составу вот-вот должен был присоединиться блистательный Рамон Мартин, и я изо всех сил пытался придумать, как выйти из этой ситуации. Волновался при этом, что со временем спектакль не будет востребован, — посмотрев в толпу, Роберт тут же находит взглядом меня. — И однажды моя племянница Холлэнд силком потащила меня на станцию метро, где играл на гитаре молодой выпускник Джульярдской школы. Все вокруг снова ликуют, а Келвин поворачивается ко мне. Его взгляд напряженный и обеспокоенный, но ему приходится отвернуться, когда его зовет Роберт: — Иди сюда, Келвин. На его лице появляется неохотная улыбка, когда толпа расступается и дает ему присоединиться к Роберту. Я чувствую себя отрезанной от него, поскольку люди тут же возвращаются на свои места. Роберт продолжает речь, рассказывая, как на прослушивание пришел Келвин и всех поразил. Опустив визовые трудности, переходит к тому, как Келвин начал выступать с Рамоном, позвав к микрофону на этот раз и самого Рамона. Потом Роберт подробно рассказывает о первом спектакле и о том, что каждый последующий имел бешеный успех, и вечером у театра регулярно собиралась большая толпа. Он начинает делиться новостью про грядущую премьеру в Лос-Анджелесе, как вдруг ко мне кто-то подходит. — Уверен, тебе сейчас нелегко. Я поворачиваюсь к Брайану, который кивком показывает на Келвина, и чувствую, что краснею. Мой бывший босс смотрит прямо перед собой, сжав челюсть. Мы столько раз ссорились с ним по разным поводам, но сейчас все это кажется бессмысленным. — Ты специально выбрал этот момент, чтобы ткнуть меня носом? Когда Брайан поворачивается ко мне, мне становится странно дискомфортно. Так долго я на него никогда не смотрела; мы словно всегда были незнакомцами — до этого момента я даже не знала, какого цвета его глаза. — Я не подначиваю, — тихо говорит Брайан. — Просто говорю, что это тяжело, поскольку Роберт переезжает в Лос-Анджелес, и паршиво видеть Келвина с другой. Я в замешательстве смотрю на него. — Ты сделала для этой постановки нечто нужное — невероятно глупое, конечно, но исходя из правильных причин, — он хмурится. — А теперь ты здесь, слушаешь все это, и тебе явно больно. Я просто по-человечески хочу тебя пожалеть. — Прошу прощения… — бормочу я и, развернувшись, ухожу, потому что готова расплакаться прямо сейчас. Осторожно пробираюсь сквозь толпу и выхожу в небольшой коридор, соединяющий банкетные залы. Дойдя до конца коридора, я прислоняюсь лбом к двери, ведущей на лестницу. Мне хочется сбежать домой, но мой гардеробный номерок у Дэвиса, а телефон так и остался у Келвина. Сзади открывается дверь, и в тихий коридор врываются радостные возгласы и аплодисменты; видимо, Роберт рассказал про Лос-Анджелес. Но после мягкого щелчка снова наступает тишина. Кто-то подходит ко мне со спины — шаги раздаются неторопливые и уверенные, — а потом с ирландским акцентом произносит: — Холлэнд. — Возвращайся в зал, — отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. Мне не хочется устраивать драму на вечере, посвященном Роберту. — Они еще не закончили с объявлением. — Закончили. Только что, — помолчав, Келвин тяжело вздыхает. — Я видел, как ты ушла, и… кажется, не совсем понимаю, что происходит. Все еще не решаясь повернуться к нему лицом, я пытаюсь проглотить комок в горле. — Ты про что именно? — Про мое фото с Натали, — голос Келвина звучит тихо и мягко. — Ты вообще видела эту фотографию? О чем это он? — Ну конечно. Я не могла перестать на нее смотреть. — А ты уверена? Наконец я оборачиваюсь, совершенно сбитая с толку. Выражение его лица смягчается, когда Келвин видит, что я плачу. Протянув руку, он осторожно вытирает бегущую по щеке слезу. — Посмотри еще раз. Шмыгнув носом, я забираю у Келвина свой телефон, ввожу пароль и, наверное, уже в сотый раз смотрю на фотографию. Прикусив губу, он ждет, а потом тихо усмехается. — Натали Нгуен, — показав пальцем на изображение, он улыбается. — Ты что, решила, будто я встречаюсь с Натали Нгуен? — Так все считают. Вас обоих уже видели вместе, а здесь ты ее обнимаешь, — нервно облизнув губы и беспокоясь, что упустила какой-то важный нюанс, говорю я. — Так написано в Entertainment Weekly. — Я видел ее на нескольких театральных мероприятиях. А это фото вроде бы с премьеры фильма Рамона, да? — я киваю, после чего Келвин показывает на край фото, где, если присмотреться, можно заметить фрагмент чьего-то рукава. — Думаю, тут обрезали изображение Рамона, и складывается впечатление, будто мы позируем с Натали вдвоем. Знаешь, сколько раз меня фотографировали в тот вечер? Я вытираю нос. — Нет. — Наверное, тысяч пять, — Келвин увеличивает фрагмент изображения, где видна его ладонь, после чего передает телефон мне. Это моя наименее любимая часть фотографии — рука Келвина обвивает ее талию, — поэтому мне требуется время, чтобы понять, что именно он пытается показать. На его пальце по-прежнему надето обручальное кольцо. Опустив взгляд на руку Келвина, я вижу, что кольцо у него на пальце и сейчас. — А та Натали, Натали Эджертон — знакомая Марка, — поясняет он, и у меня внутри все ухает куда-то вниз. — Однажды он представил нас друг другу, потом я женился на тебе, а потом влюбился. Ага, именно в таком порядке. Кстати, на то ее сообщение я так и не ответил. Закрыв лицо руками, я издаю протяжный стон.