— А травмы? Часто? Шею малая на нем себе не свернёт? Да, хочется спать спокойно, знаете ли… Хотя нет — спокойно уже в любом случае не получится. — Как вы забавно её называете… — умилилась рыженькая. — Как вас зовут? — Егор. — Очень приятно, а я Маша. Так вот, Егор, в нашей школе есть все необходимое, к абсолютно каждому снаряду прилагаются маты. Конечно, используют их не все, но тем не менее риски получить травму они существенно снижают, — в подтверждение собственных слов Маша уверенно качнула головой. — К тому же, каждый новичок на первом же занятии проходит подробный инструктаж от тренера, падения отрабатываются, тренер всегда на подстраховке. Совру, если скажу, что пилон абсолютно безопасен, это не так, но волноваться особо не о чем. Я работаю тут почти два года, и на моей памяти серьезных травм ученицы не получали. По крайней мере, на скорой отсюда никого не увозили. А может, и будет. Может, и будет спокойно спать. Нет, вряд ли — двор, в котором сие заведение находится, в глазах того, кто на улице вырос, доверия не вызывал. В таких местах невольно подбираешься, выключаешь наушники и включаешь органы чувств. — Понятно, спасибо за разъяснения, — кивнул Егор. Раз уж администратор расположена к беседе, он продолжит свой допрос. — А почему занятия так поздно? — Сейчас же лето: все предпочитают погулять на свежем воздухе, а не потеть в зале, — усмехнулась Маша. — Так что мы оптимизировали расписание, чтобы предоставить ученикам возможность всё успеть. Ну… А если честно… Даже не в этом дело. Тренеры у нас… Одна уволилась и замену ей пока не нашли, а вторая может вести уроки только в такое время. Расписание вот висит, если вас интересует, — взмахом руки девушка указала на постер по правую от Егора руку. — Актуальное. Егор на автомате повернул голову, и взгляд побежал по таблице: «Воздушная акробатика: вторник — 20:30, пятница — 20:30, воскресенье — 19:00. — «Ах, вон оно как нынче называется… “Воздушная акробатика”…». — Шаффл: вторник — 19:00, пятница — 19:00» «Наверняка совмещает» — Могу я вас попросить, чтобы этот разговор остался между нами? — взял Егор доверительный тон. — Она меня уроет, если узнает, что я наводил справки. Не любит контроль. Вранье. Не уроет. Обидится, что не поверил. Так что знать об этом малой точно не нужно. Взмахнув ресницами, Маша завлекающе заулыбалась и зарделась румянцем. — Если пригласите меня на чашечку кофе… Пригласить, что ли, в самом деле? Ну вот как тут не пригласить — такую? Не на кофе, конечно, кофе она пусть с упомянутым в телефонной болтовне Петей гоняет. И глазки пусть тоже Пете строит. На массаж… Раз уж сама напрашивается. На фиг. Егор трагично вздохнул и покачал головой, усиленно изображая на лице смущение и сожаление, хотя ни того, ни другого не испытывал и в помине: — Свадьба через месяц. Очень хочу, чтобы сестричка до неё дожила и присутствовала… А то домой она во вторник приковыляла. Чего только не наплетешь иногда. — О-о-о… Поздравляю… — мгновенно теряя к нему прежний интерес, протянула девушка. — Не скажу, не переживайте, — И добавила, чуть помолчав: — А сами-то не хотите на что-нибудь походить? У нас тут и брейк есть, и тот же шаффл, и классический танец — вальс там, танго… Вальс? Он невольно представил себя — человека, который каких-то пять лет назад выходил на сцену, обвешенный металлом с головы до ног, и херачил хард-рок до сбитых, кровящих подушечек пальцев, — вальсирующим под Шостаковича, Шопена или Брамса с какой-нибудь Машей. Шумно выдохнул. — Нет… Времени не хватит. В любом случае, спасибо — за приглашение и информацию. — Жаль. Ну что ж, ладно. Заходите еще. «Всенепременно» *** — Уль, ты ж понимаешь, что я с тебя не слезу теперь? «“Одиночество — как голод: ты не замечаешь, как ты проголодался, пока не начнешь есть”. Отлично сказано». Ульяна беспомощно уставилась в экран ноутбука, по десятому кругу перечитывая абзац: сосредоточиться не выходило, хоть ты тресни. Процесс перевода технической документации приводил к возникновению ощущения тошноты, но почему-то последнее время только техпаспорта на холодильники и руководства по эксплуатации автомобилей ей и подсовывали, уверяя, что она прекрасно справляется. Нашли дуру безотказную. Юлька, не выдержавшая двухдневной пытки упорным молчанием, на третий прибежала сама. Даже не предупредила, что заскочит, видимо, чтобы не оставить подруге никаких шансов в очередной раз слиться под надуманными предлогами. А в голове, отвлекая, заела ещё час назад присланная Томом цитата про одиночество. И осознание заложенного в несколько слов смысла вызывало неясное беспокойство и зуд в районе солнечного сплетения. — Юль, слушай, мне работать надо, я этот перевод должна была еще вчера сдать… — да, еще вчера. Но вчера она полдня обнималась с гитарой, благополучно запорола дедлайн и огребла от куратора. Так что кровь из носу сдаться надо сегодня. — Дай мне буквально полчасика, и я закончу! И всё обсудим, обещаю! — Всё-всё, молчу-молчу! — клятвенно заверила Новицкая. Достав телефон, уткнулась носом в экран, и пространство наконец наполнила благословенная тишина. «The instruction manual to the Margarita machine doesn’t really count as a book», — в пятый раз перечитала предложение Ульяна. Как баран на новые ворота! Смотрим в книгу, видим фигу! Ведь элементарно же вроде всё тут, но какой смысл в фразе: «Не считается за книгу»? «За справочник»?.. Может, просто: «Не считается»?.. Не может же она объяснить тупой перевод фразой: «Там так написано»? Или может? Бред. — Только не пойму никак! — раздался вдруг недоуменный возглас Юльки. — Ты же вроде мне в среду писала, что собираешься «сегодня» поговорить с Вадимом. После «сегодня» так-то уже два дня прошло. Как я понимаю, разговор так и не состоялся. Что тебе помешало? — Юлька! — взмолилась Ульяна. — Отсутствие времени помешало, у меня все дедлайны горят… Работала я! «Работала ты… Ага… Врушка…» — А, ну да. Логично, — согласилась подруга. Сама она уже который месяц находилась в очень вялотекущем поиске работы, а потому свободное время вообще не считала. — О, а это что, на моей гитаре, новые струны?.. — Да, Егор поменял… — пялясь в текст, ответила Уля на автомате. Чёртов смысл чёртова предложения никак не желал проясняться! А может, дело всё даже и не в том, что Юлька трещит трещоткой, а в том, что она сама с облачков своих никак не желает спускаться? И не поговорила с Вадимом не потому, что «работала», а потому, что знает, что в этот момент испытает массу всевозможных неприятных эмоций — в диапазоне от досады и смущения до стыда и унижения, и от них захочется, не сходя с места, сгинуть в никуда. Вот и оттягивает, как умеет — под всякими благовидными предлогами. — Черно-о-ов? Ильина! Всё, молчу-молчу, — замахала Юля руками под её негодующим взглядом. — Но ты готовься отвечать. О, слышишь? Вопли! — навострила она уши. — Наши, что ли, играют? Пойду гляну! — Иди-иди… «“Count as a book”… “…as a book”… “Count as a…”» Нет, это невозможно! Какой смысл в этой фразе?! И главное, контекст понимание вообще не облегчает! На последней странице этого руководства каждое следующее предложение никак не связано с предыдущим. «Инструкция по эксплуатации машины Margarita не считается справочником», — раздраженно отстучали по клавиатуре пальцы. Что за бред сивой кобылы?! В бессильной ярости захлопнув крышку ноутбука, Уля устало откинулась в кресле и с тоской взглянула на сиротливо ютящуюся у книжного шкафа гитару, к которой сегодня в рабочем угаре даже притронуться не получилось. И не притронется: надо уделить время жаждущей информации Юльке, вечером спорт, придёт — там уже и спать пора. Да и «время тишины» власти вроде как не отменяли. 17:30 Кому: Том: Если вдумываться в смысл, становится грустно. Безысходностью и отчаянием веет. Наверное, тем, кто не ощущал одиночество собственной шкурой, сложно полностью прочувствовать состояние, которое хотел передать автор. Если честно, такое ощущение, что я тоже не улавливаю до конца. Но знаешь, все равно сейчас мне отзывается больше, чем отозвалось бы еще месяц назад. Не узнаю цитату. Сдаюсь:) Что-то Юлька там затихла. Посидев еще немного, чуть успокоившись и смирившись с предложенным вариантом перевода, Ульяна открыла ноутбук, рабочую почту, прикрепила файл и отправила письмо куратору, попросив того при считке обратить внимание на нелепую фразу про «справочник». Закрыла. Вздохнула. Поднялась из кресла и отправилась к подруге. То, что искать её надо в маминой комнате, сомнений не возникало. Из тамошнего окна просматривалась спортивная площадка, откуда, судя по всему, и доносился сейчас нестройный хор восклицаний и переругиваний. Новицкая, распахнув створки настежь, высовывалась наружу чуть ли не на треть корпуса. На её беду, высаженные перед домом деревья мешали полноценному обзору, скрывая внушительную часть огороженной сеткой площадки. Но её данный факт ни капельки не смущал. Чтобы Юлька упустила возможность полюбоваться на хорошо сложенных потных мужиков? Да никогда! — Что показывают? — встав рядышком и облокотившись локтями о подоконник, миролюбиво уточнила Ульяна. Несмотря на то, что это Юля заявилась в гости среди рабочего дня, жутко неудобно перед подругой было именно Уле. За упорное молчание, за то, что всё еще не готова выворачивать наизнанку душу, за то, что желает спрятать внутренний хаос подальше от любопытных глаз. Не сейчас… — Волейбол! — с воодушевлением возвестила Юля. — Нет, ну ты погляди на них! Смотри, какой Смирнов красавчик! Видала, какая подача? Да он мяч в космос может отправить! Представляешь, что эти руки способны делать с хрупкой, беззащитной девушкой?.. — Избавь меня от необходимости представлять, — пробормотала Уля, вспоминая, как «эти руки» в детском саду то и дело дергали её за косички. А один раз «эти руки» положили в пакет с её сменной одеждой высококлассно исполненный муляж мыши. О, как же она верещала, когда нащупала в сумке, вытащила наружу и рассмотрела на своей детской ладошке мышиный «трупик»! Сбежались воспитатели не только из её группы, но и из соседней. И медсестра. И повариха. Охранника остановили на полпути. — А это кто? Ежов? — выдохнула Новицкая, продолжая неотрывно следить за гомонящими парнями. — По-моему, подкачался. Да? — Без понятия, — равнодушно ответила Уля. Ну, может и подкачался, пофиг ей. Ей и помимо Ежова было, о ком подумать — своих мужиков рой, зачем ей еще? Мысли бродили где-то далеко-далеко, беспокойно кружились вокруг цитаты об одиночестве и Тома, вокруг Вадима, гитары и соседа. В общем, меньше всего Ульяну заботило происходящее прямо перед носом. — Может, мы в монастырь тебя сдадим, Ильина? А что? Это мысль… — не отрывая взгляда от играющих, задорно подначила Юля. — Тебе кого не подсунь, всё не вариант. Слу-у-ушай, я поняла! А вдруг ты на самом деле по девочкам? А? Как ты меня находишь? Сгожусь? Уля развернулась к Новицкой с выпученными глазами, в замешательстве не находясь с ответом. Чего таить? Как-то на сон грядущий она уже об этом думала и пришла к выводу, что нет — не её это песня, однозначно! Юлька же изо всех сил старалась сохранять серьёзное выражение лица, но уже через две секунды прыснула. — Ладно, дурацкая шутка, — согласилась та. — Просто странно всё это. Ты на них смотришь, как на красивые картинки, не более, тебя не торкает. Не понимаю… Не торкает, нет. В чем её вина? Сердцу разве прикажешь? «Люби давай, будь добро». А оно в ответ тебе: «Слушаю и повинуюсь, моя госпожа!». И голова такая: «Есть любить!». Может, она вообще любить не умеет. Как-то попалось Уле на глаза интервью одного психолога, в котором тот рассказывал, что четвёртая часть людей не испытывает этого чувства — им недоступна романтическая любовь. Потому что возникновению чувства влюблённости сопутствует идеализация, а идеализировать кого бы то ни было такие люди боятся, ведь это поставит их самих в зависимое, уязвимое положение. Иногда за неготовностью идеализировать стоит критика — как в отношении других, так и в отношении себя самого. И вот что? Вот это вот всё сейчас Юльке рассказывать? Может, не всё так уж и плохо, может, просто не встретился ещё такой человек… Тот же психолог говорил, что большую романтическую любовь обычный человек способен испытать один, два, ну, предел, три раза за жизнь… Уля не хочет быть с кем ни попадя просто ради того, чтобы «как у всех». Это тоже пытаться сейчас объяснить? Новицкой, которая считает, что оптимальный подход при поиске этой самой любви — это хладнокровный методичный перебор? — Ну, слушай, если Вадим тебе и правда не нужен, мне отдай, — чуть помолчав в ожидании комментария и так его и не дождавшись, продолжила Новицкая. — Я тебе уже говорила. Мне такие мальчики нравятся — всё при нем. — Да забирай, — ответила Уля без раздумий, не ощущая ровным счетом никаких сомнений и сожалений. Верный признак. «Да забирай». Словно речь не о человеке идет, а о надоевшей сумочке. От собственных слов стало не по себе, и в то же время — это ли не набат? Вот теперь настала очередь Юли пялиться на подругу: — Ты серьезно? Я так-то пошутила… Ульяна хотела было ответить, что серьезна как никогда и что Юлька окажет ей просто неоценимую услугу, если сможет переключить внимание Вадика на себя, но её нагло перебили: — Мяу! Обе синхронно опустили головы вниз, на трущегося об Улины ноги кота. — О, кто тут у нас! Какая честь! А я думала, хозяйка твоя мне врёт и тебя не существует в природе, — хихикнула Юлька, явно намекая на нелюбовь Коржика к гостям. А затем недолго думая подхватила кошака на руки, хитро прищурилась и прежде чем Ульяна успела сообразить, что вообще происходит, усадила ей на лопатки со словами: «Замри! А ты, хвост, сиди и тоже смотри! Отсюда виднее!». На удивление, Корж не слетел со спины, как ошпаренный. Потоптался немного и уселся, как ни в чем не бывало. Чудеса… — Ты уверена? Насчет Вадика? Хорошо подумала? — налюбовавшись на дело рук своих, то есть, на мирно восседающего на Улином загривке Коржа, вернулась к актуальной теме Юлька. Хорошо ли Уля подумала? Да, хорошо. Последние три дня она только и делает, что взвешивает все за и против. Только и делает последние три дня, что пытается быть честной хотя бы перед собой. Так вот, если быть честной — вовсе не Стрижов её голову занимает, чем бы этот вопиющий факт не объяснялся. О нём напоминали только сообщения в мессенджере, на которые Уля исправно отвечала: «Погребена под переводами». — Мне с ним неинтересно, Юль. Ничего как не ёкало, так и не ёкает, — пробормотала Ульяна, краем глаза наблюдая за передвижениями на площадке. — Для меня его много. Я не ощущаю ни намёка на подъем. Песенку помнишь? Там лирическая героиня говорит, что если бы ей платили за мысли об её ухажере и за мечтания о нём, она бы обнищала и превратилась в бомжа{?}[Монеточка — Каждый раз], — удрученно закончила Уля. Да, ту песню словно с неё писали. Юля понимающе усмехнулась. Кажется, удалось наконец до неё донести — эта пара не состоится. — Труба дело, мать, — резюмировала она. — Если уж до цитирования Монеточки дошло… Надо признаваться. «А то я не знаю…»