– Предполагается, что мы сочтем эти отметины случайными? – спросил Сомерсет. – Или вы решили покрасоваться, жеманно изображая эдакую артистическую таинственность? Леди Хёрли и мистер Флетчер испуганно воззрились на него. Они впервые стали свидетелями пикировок между этими двумя джентльменами и не понимали, откуда взялась резкость Сомерсета. – Милорд, вы действительно считаете меня таинственным? – откликнулся Мелвилл. – Как чудесно! А я уже начал думать, что никто не заметил. – Милорд, вы снова принимаете за комплимент то, что таковым не является. – Видите ли, благодаря этому беседы с вами более приятны. – Скажите, все ли собираются на концерт на следующей неделе? Думаю, мы обязательно пойдем послушать игру Линдли, – вмешалась Элиза, прежде чем Сомерсет успел парировать. Казалось, чем жизнерадостнее становился Мелвилл, тем в больший гнев впадал Сомерсет. Собравшиеся выразили готовность. – Я пойду, – сказал Сомерсет. – Могу я вас сопроводить? – Боюсь, леди Сомерсет уже согласилась присоединиться к нашей компании, – заявил Мелвилл, и Элиза бросила на него испуганный взгляд, ибо это было совершенной неправдой. – Неужели? Еще до того, как узнала о концерте? – Ах, я давно уже догадался, что она провидица, – отшутился Мелвилл. – Вы знаете ее совсем недавно, – сказал Сомерсет. – Макс, нам пора идти, – вмешалась леди Каролина, прежде чем Мелвилл успел ответить, к облегчению Элизы. От перебранки этих двоих у нее разболелась голова. Но в тот момент, когда они собрались уходить, небеса решили пролиться дождем. – Проклятье! – неподобающе воскликнула Маргарет, глядя на мелкую морось за окнами. – В такое время нам ни за что не раздобыть кеб. Поскольку Галерею-бювет посещало множество людей, наемных экипажей и портшезов всегда не хватало. – Никуда не годится, – согласился мистер Флетчер. – Мы же утонем! – заявила леди Хёрли. – Вы собираетесь улечься лицом в лужу? – шутливо поинтересовалась леди Каролина. – Думаю, нам лучше поспешить, – сказала Элиза, подняв глаза к зловеще темнеющему небу. – Пока не стало хуже. – Браво, леди Сомерсет Отважная, – сказал Мелвилл. – По крайней мере, получится романтическая прогулка. – Вам легко говорить, милорд, – сказал Сомерсет, запахивая редингот, – но леди Сомерсет одета в шелк. Он зашагал к дороге, остальные скептически посмотрели ему вслед. – Возможно, мы видим его в последний раз, – предсказал Мелвилл. Однако Сомерсет вернулся в мгновение ока, целеустремленно ступая под дождем, а по пятам за ним следовал наемный экипаж, словно влекомый исключительно силой воли. Зрелище было впечатляющее. И вновь Элиза не могла не обратить внимания, как восхитительно облегает его фигуру темный редингот. Уж конечно, он не нуждался в верхней одежде со специальной подкладкой из клееного холста, какую носили некоторые господа, чтобы выглядеть массивнее. – Джентльменам придется идти пешком, – сказал Сомерсет, – но леди мокнуть не должны. – Вы волшебник, милорд, – восхитилась леди Хёрли. – А вы льстица, – мягко обвинил ее Сомерсет. Леди Хёрли хихикнула и, опершись на его руку, поднялась в экипаж. За ней последовали Маргарет и леди Каролина, затем пришла очередь Элизы. Сомерсет протянул руку, Элиза ее приняла, и ей показалось, что он едва заметно сжал ее пальцы. Она повернула голову, чтобы взглянуть ему в лицо, но оно оставалось непроницаемым. Видимо, почудилось. – Встретимся завтра, миледи, – сказал он, закрывая дверцу. Мелвилл поднял руку и бодро помахал на прощание. – Боже правый! – выдохнула леди Хёрли, когда кеб тронулся с места. – Если это продолжится, леди Сомерсет, за вас примутся все сплетники Бата. – Совершенно не понимаю, что вы имеете в виду, – произнесла Элиза, отводя глаза. – В какой-то момент мне показалось, что один вызовет другого на дуэль. Весьма впечатляюще! Леди Хёрли принялась бурно обмахиваться веером, хотя в экипаже было прохладно. – Я не против еще раз полюбоваться таким зрелищем, – добавила она. – Дать вам нюхательные соли, миледи? – спросила леди Каролина с веселой улыбкой. – Их поведение продиктовано взаимной неприязнью, – сказала Элиза, – и потому не доставляет мне ни малейшего удовольствия. Это было правдой лишь отчасти – какая леди не ощутит мимолетной радости оттого, что джентльмены соревнуются за ее внимание, вне зависимости от их побуждений? Но наблюдать это соперничество и усилием воли запрещать себе видеть в нем глубокий смысл… Это было довольно мучительно. Конечно, Мелвилл записной волокита, Элиза это понимала, а Сомерсет… кем был Сомерсет, она не знала и предпочитала больше не строить догадок на этот счет. Сидящая напротив леди Хёрли вперила в нее взгляд, словно решая, верить ли собеседнице, а потом хихикнула. – Как скажете, – проронила она. Глава 14 Февраль приближался к марту, и погода становилась все более ненастной. Каждый день приносил новые потоки ледяного дождя, заполнявшие улицы Бата лужами. От пронизывающих ветров кренились деревья. Впрочем, в доме на Кэмден-плейс было тепло. На взгляд лишенного проницательности наблюдателя, в жизни Элизы мало что изменилось за последнее время, учитывая, как мало возможностей для развлечений ей позволял траур. Разумеется, посторонние не могли знать, что два дня в неделю она посвящает деятельности, совершенно неподходящей для леди, – портретной живописи; что она делает один набросок за другим: лицо Мелвилла, его глаза, руки. Не могли зеваки знать и того, что обычные ее занятия наполнились радостным волнением теперь, когда почти всюду ее сопровождал Сомерсет. Дружба воистину никогда не была столь приятной. Как и договаривались, Сомерсет и Элиза встретились с управляющим. Мистер Пенни разговаривал с ней так снисходительно, что ей хотелось закричать, однако Сомерсет внимательно выслушивал ее соображения, поэтому в конечном итоге Элиза получила удовольствие от встречи. Ей нравилось, что наконец нашелся человек, с которым можно было обсудить все сложности управления имениями. Она не могла обратиться с этим к родственникам, ибо они непременно попытались бы взять над ней верх, а Маргарет не испытывала ни малейшего интереса к сельскому хозяйству, в чем и заверила подругу, не запнувшись ни на секунду. А вот Сомерсет преследовал ту же цель, что и Элиза: сделать все от них зависящее, чтобы изучить обязанности, к которым их не готовили. – Вы быстро схватываете, – сделал ей комплимент Сомерсет, когда мистер Пенни покинул Кэмден-плейс, а они решили выпить еще чаю. – Большинство леди назвали бы эти материи смертельно скучными. – Полагаю, по той причине, что большинство леди лишены такой возможности? – насмешливо предположила она. – Наверное, вы правы. Впрочем, я все равно считаю, что ваш интерес достоин похвалы. Мой дядя гордился бы тем, как серьезно вы воспринимаете свои обязанности. – Возможно. – Вы не согласны? Элиза помедлила с ответом. Хотя за последние несколько дней она привыкла запросто расспрашивать Сомерсета о его службе в военном флоте: в каких местах он побывал, что видел, какими друзьями обзавелся, – однако разговоры о старом графе не относились к числу тех, в которых она держалась на плаву уверенно. – Обычно он не находил во мне поводов для гордости, – произнесла она осторожно. Даже в самом начале супружества – особенно в самом начале – граф частенько выказывал разочарование ее невежеством. Семейство Бальфур, несомненно, имело благородное происхождение, но не принадлежало к аристократии, и Элиза не знала многого, очень многого. «Глупая девчонка, – нередко отчитывал граф молодую жену, когда она совершала очередную оплошность и, несмотря на все свои старания, снова ошибалась. – Глупая девчонка!» – В своем завещании, – сбивчиво начал Сомерсет, – он упомянул вашу верность долгу и… – Покорность! – резко перебила его Элиза. – Да, я помню. Сомерсет моргнул. – Я… конечно, я благодарна за земли, которые он мне оставил, – продолжила Элиза более спокойно. – Но не думаю, что им руководило стремление наградить меня. Видите ли, на него это совсем не похоже. Он изменил завещание после ссоры с Селуином, от злости. Если бы прожил дольше, возможно, изменил бы его обратно. Вероятно, это случилось бы сразу после того, как Элиза в очередной раз перепутала бы баронессу Дигби и баронессу Дадли, – ошибка, которая неизменно приводила его в ярость. – Он от природы не был чувствительным человеком, – признал Сомерсет. – Он выказывал больше чувств по отношению к своему коню, чем ко мне, – сдавленным голосом произнесла Элиза. Повисло молчание. Сидящий на диване Сомерсет поднял руки, задержал их в воздухе и опустил. – Впрочем, Мисти был не простым конем, а андалузским серым, – добавила Элиза, и Сомерсет деликатно рассмеялся, сообразив, что собеседница хочет оставить эту тему. И в этот момент, и в последующие пять дней, принося ей воду в Галерее-бювете, прогуливаясь с ней, когда прекращался дождь, сопровождая ее в конюшни, чтобы помочь выбрать лошадей для нее и Маргарет, Сомерсет снова и снова доказывал, что остался тем же добрым, заботливым, дельным человеком, которого Элиза когда-то полюбила… Право, ведь этими качествами можно восхищаться и в друге? – Можно, если это друг, которого ты хочешь поцеловать, – съязвила Маргарет, когда кузина поделилась с ней этой мыслью.