Она сидела у окна в гостиной, наблюдая за улицей через мокрое стекло. – Пожалуйста, помолчи, – сказала Элиза, подходя к зеркалу, чтобы поправить прическу. Был вечер среды, и они собирались на концерт, облачившись в свои лучшие наряды. Маргарет была в голубом креповом платье поверх белой атласной нижней юбки и надела по такому случаю серьги, ожерелье и браслеты с сапфирами и жемчугом – на ней этот комплект выглядел даже более блистательно, чем в ювелирной лавке. Элиза, поскольку заканчивался одиннадцатый месяц ее траура, начала понемногу добавлять в свой гардероб белое и потому надела двуслойное платье: черное узорное кружево поверх белого атласа. – Ты приготовилась к тому, что с тобой будет, когда он уедет? – спросила Маргарет. – На этой неделе? – Завтра, – ответила Элиза, твердо глядя на свое отражение. – И да, приготовилась. Ее голос не дрогнул – Элиза была в этом уверена, потому что приложила много усилий. Но Маргарет все равно фыркнула: – Ты упрямо зарываешь голову в песок. И должна добавить, не только в этом вопросе. – Прошу, продолжай, – без энтузиазма откликнулась Элиза. – Ты хоть немного думала о том, что будешь делать, когда уеду я? Мне самой не нравится в это углубляться, но до апреля остался всего лишь месяц, и Лавиния удалится из общества. Ты должна начать поиски новой компаньонки. В Бате множество респектабельных женщин, которые вполне подойдут на эту роль. – Кто, например? – брюзгливо поинтересовалась Элиза. – Что скажешь о мисс Стюарт? – Слишком… бесцеремонная. – Тогда миссис Гулд? Она довольно смешная. – В самом буквальном смысле слова. – Когда ты успела взрастить в себе такую высокую требовательность к остроумию? – удивилась Маргарет. – Перестань, они не так уж плохи. – Они – не ты. – Строго говоря, они в этом не виноваты, – рассудила Маргарет, и ее улыбка стала печальной. Элизе казалось, что виноваты. – Мелвиллы прибыли, – сообщила Маргарет, выглянув в окно. – «Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом»?[12] Элиза кивнула, накинула плащ, взяла ридикюль и веер. Они отправились на концерт. Все пребывали в прекрасном расположении духа. Граф потешил спутниц забавной историей о том, как однажды делил наемный экипаж с известным актером и его ручной обезьянкой. Маргарет и леди Каролина осыпали его добродушными насмешками. Одна Элиза молчала. Разговор с кузиной растревожил ее, она не могла выбросить его из головы. Свою умиротворенность она обрела совсем недавно, ценой больших усилий, и размышлять о том, насколько это состояние шатко, было неприятно. Они добрались до Верхних залов, отдали служителям плащи и накидки. – Новый наряд? – спросила Элиза у леди Каролины, не без труда включаясь в беседу, чтобы восхититься платьем из сияющего белого кружева – такой пышной юбки в форме колокольчика Элиза еще ни у кого не видела. – Да, наконец-то, – ответила леди Каролина, бросая хмурый взгляд на брата. Тот возвел очи к небесам. – Каролине понравилось величать меня скрягой, – сказал он Элизе, когда они пересекали холл, – с тех пор как однажды я осмелился предположить, что туфли, инкрустированные бриллиантами, это немного… – De trop?[13] – шаловливо подсказала Маргарет, и Мелвилл весело рассмеялся. – Я не позволю, чтобы мои уроки французского использовались против меня, – сурово сказала ученице леди Каролина и хлопнула ее веером по руке. В дверном проеме они приостановились. Как и во время первого посещения Элизой Верхних залов, все присутствующие повернули головы в сторону вновь прибывших, только теперь рядом с Мелвиллами шли она и Маргарет. Окинув взглядом собрание, Элиза нашла леди Хёрли и мистера Флетчера у камина, рядом с ними стояли Сомерсет и Селуины. Она сделала глубокий дрожащий вдох. – О боже! – пробормотала Маргарет, тоже заметив леди Селуин. – Постарайся вести себя повежливее, – напомнила ей Элиза. – Я всегда вежлива, – фыркнула Маргарет. – Если меня не разозлят. Леди Каролина тихо рассмеялась, и, взявшись под руку, две дамы прошествовали в зал с уверенностью самых очаровательных ведьм на шабаше. – «Пламя, прядай, клокочи! Зелье, прей! Котел, урчи»![14] – процитировал Мелвилл Элизе на ухо, и она заулыбалась. Граф, казалось, пребывал в отличнейшем расположении духа, просто лучился жизнелюбием. – Поэма продвигается успешно? – предположила Элиза, когда они прокладывали путь сквозь толпу. – На сегодняшний день написана тысяча строк, – ответил ее спутник. – Будь я дома, в Элдерли-парке, написал бы больше. Здешняя библиотека может предложить Еврипида только в редакции Порсона, а это не самая предпочтительная для меня версия. Но я все равно доволен. Как вы догадались? – В такие дни вы особенно… оживлены, – ответила она, слегка смутившись оттого, что это заметила. – Я не приспособлен к праздности. Что бы там ни думал обо мне Сомерсет. Он понизил голос, когда они приблизились к камину. Пытаясь собраться с силами, Элиза снова набрала в грудь воздуха, прежде чем присесть в реверансе. Она вытерпит общество леди Селуин с грацией и стойкостью. «Грация и стойкость», – повторила она про себя, как молитву. – Из вас получилась изумительная сорока, миледи! – язвительно проронила леди Селуин, окидывая взглядом черно-белый ансамбль Элизы. – Да, конечно, именно сорокой я и хотела нарядиться, – раздраженно ответила Элиза, мгновенно забыв свои благие намерения. – Или чайкой. – Ваше платье тоже недурно, леди Селуин, – резко заметила Маргарет. – У моей матери было очень похожее в прошлом сезоне. Леди Каролина фыркнула, а леди Селуин покраснела. – У вас глаз наметан, мисс Бальфур, – сказала она. – Впрочем, не думаю, что было бы правильно тратить новое платье на такое провинциальное событие. – Подобная снисходительность воистину восхитительна, – не замедлила с ответом леди Каролина. – Не думаю, что концерт в Бате когда-либо посещала столь высокочтимая публика! – вмешалась миссис Винкворт, подошедшая к компании позже и топтавшаяся за спинами. Как и во время званого ужина у Элизы, было очевидно, что столкновение настолько неподходящих друг другу людей закончится бедствием. Но, в отличие от того случая, сейчас Элиза не считала себя обязанной предотвращать неизбежное. – На сегодняшний концерт действительно пришло много зрителей, не припомню столько, – заметила леди Хёрли, окидывая взглядом зал. – Могу предположить, что в этом нам следует обвинить Мелвилла, – вмешался Сомерсет. – Толпа молодых дам, желающих получить его автограф, растет день ото дня. – Мой дорогой Сомерсет, я готов взять на себя вину за дам, – сказал Мелвилл, – но могу вас заверить, джентльмены здесь не ради меня. Он повернулся, чтобы устремить многозначительный взгляд на Элизу, которая не залилась краской только благодаря усилию воли. – И кого бы вы могли иметь в виду, Мелвилл? – поинтересовалась леди Селуин. – Позвольте мне вас просветить, миледи, – ответил тот. – Бат стремительно заполняется джентльменами, желающими сосредоточить свое внимание на нашей леди Сомерсет. Как только она отбросит прочь вдовьи одежды, город подвергнется осаде. Проиграв битву с собой, Элиза покраснела, а Мелвилл улыбнулся, словно он, наоборот, одержал победу. – Возможно, если бы я была моложе, – возразила Элиза, – но я уже старая карга. Это заявление было встречено недовольными восклицаниями. – Никуда не годится! – с жаром воспротивился мистер Флетчер. – С моей точки зрения, вы еще зеленая девчонка, – решительно заявила леди Хёрли. – То-то мне показалось, что из вас песок сыплется, – сказала леди Каролина, притворившись, что рассматривает пол возле ног Элизы. – Вы все очень добры, – рассмеявшись, сказала Элиза совершенно искренне. За десять лет союза с человеком, более склонным к возмущению, чем к восхищению, у нее было мало поводов считать себя желанной. Но с такими друзьями она начала понемногу расправлять плечи. – Это не доброта, а прозорливость, – сказал Мелвилл и взглянул на Сомерсета. – Поскольку отец леди Сомерсет здесь отсутствует, роль стража возьмете на себя вы, милорд? Лицо Сомерсета застыло. – Я не нуждаюсь в страже, – торопливо вставила Элиза. – И я не смог бы исполнить эту роль, даже если бы захотел, – добавил Сомерсет. – Это мой последний вечер в Бате. Разумеется, Элиза, считавшая дни с растущим смятением, это знала, но вопреки здравому смыслу восприняла его слова как удар.