– Да, – решительно ответил Сомерсет. – Я понял это уже очень давно. Воззрившись на него, Элиза произнесла: – Но за ужином… – Моему поведению нет оправдания, – сказал Сомерсет. – Возвращаясь в Англию, я думал, что давно преодолел тот… гнев, который испытывал по отношению к вам, когда покидал эти берега. Но, снова встретив вас, я оказался не готов к тому, что эти чувства вернутся. Он поморщился и огорченно пожал плечами: – Время от времени мне казалось, я вернулся в свои восемнадцать. – Мне тоже, – прошептала Элиза. – Значит, в этом я не одинок? – Нет, – выдохнула Элиза, – совсем не одиноки. Облегчение, охватившее ее, было всепоглощающим. Она не смела думать… не смела надеяться… – И признаюсь, – продолжил Сомерсет настойчиво, – причина столь длительной моей задержки в Бате, вопреки зову долга, заключается в том… в том, что я по-прежнему… Элиза знала, что он собирается сказать, пусть он и колебался. И знала, что, как только эти слова прозвучат, обратного пути не будет. – Я тоже по-прежнему вас люблю, – сказала она. Поступка смелее она не совершала ни разу в жизни. Сомерсет резко отстранился, словно в него выстрелили. – Миледи, – промямлил он, – особенности места нашего пребывания не позволяют мне… Но после десяти лет ожидания Элиза не могла позволить ему столь нелепое благородство. Она вытянула дрожащую руку, коснулась его плеча, ее пальцы соскользнули вниз и сжали лацкан. – Сомерсет, – сказала она, ясно давая понять, чего ждет, и добавила мягко: – Оливер. – Элиза. Он поцеловал ее. И хотя это объятие было для них всего лишь вторым, они прильнули друг к другу легко и естественно, словно делали это тысячный раз. – Я очень по вам тосковала, – прошептала Элиза, когда они прервали поцелуй, но не разомкнули объятия окончательно, соприкасаясь лбами. Его дыхание еще веяло на ее губах. – Когда я увидела вас снова, то подумала, что вы совершенно забыли обо всем случившемся между нами. Сомерсет многозначительно покачал головой: – Значит, лицедей из меня получился лучше, чем я думал. Меня обуревали чувства. Он снова привлек ее к себе. Она успела забыть, каково это, когда тебя целуют вот так. Не из чувства долга, не по обязанности, но с такой страстью, что казалось немыслимым оторваться даже для того, чтобы глотнуть воздуха. – Что же нам теперь делать? – прошептала Элиза, когда они наконец отстранились друг от друга. – Надеюсь, после таких поцелуев вы намерены выйти за меня замуж, – ответил Сомерсет, рассмеявшись. – Мы не можем обручиться, пока не пройдет год и один день, – напомнила она. – Иначе позор… – Пока вы не войдете во второй период траура, – согласился он. – А до той поры все следует держать в тайне. – А что насчет Маргарет? – с тревогой спросила Элиза. – Что насчет Маргарет? – Она должна будет поехать к сестре, чтобы помочь с новорожденным. Но потом, после этого, она будет жить с нами. – У вас останется потребность в компаньонке и после того, как мы обвенчаемся? – с сомнением спросил Сомерсет. – У меня всегда останется потребность в обществе Маргарет. Сомерсет поцеловал ее руку. – Какая вы милая, – сказал он. – Конечно. Уже очень скоро она станет и моей родственницей. Это ободрило Элизу лишь на мгновение. – Ваши родственники меня презирают, – простонала она, прикрывая лицо ладонями. Сомерсет не мог не согласиться. – Они пытаются меня защитить, – сказал он, бережно опуская ее руки и накрывая своими. – Думаю, они смягчатся к вам теперь, когда Тарквин все-таки унаследует Чепстоу. – Что вы хотите этим сказать? – насторожилась Элиза. – Только то, что… право, это очень поможет улучшить ваши отношения с моей сестрой… – произнес Сомерсет. – Но Чепстоу – мое. – Когда мы обвенчаемся, оно станет нашим, – напомнил Сомерсет. – Но… его оставили мне. Элиза сама не понимала, почему она так настаивает. В конце концов, этот вопрос был сущей безделицей по сравнению с тем, что ей предстояло наконец выйти замуж за человека, которого она любила с семнадцати лет. – Его оставили мне, – повторила она тихо. Ведь это что-то да значит, не так ли? Сомерсет вопросительно смотрел ей в глаза, словно пытаясь понять, о чем она думает. – Элиза, разве мы не получили второй шанс? – спросил он, не дождавшись от нее продолжения. – Возможно, подобное не входило в намерения моего дяди, но разве этот шанс не заслуживает любых жертв? В направленном на нее взгляде было столько нежности, столько ранимости, что Элиза едва могла это выдержать. И если им представился второй шанс, она не хотела ничего другого, как вцепиться в него обеими руками и не отпускать, но… Как она ни пыталась сосредоточиться только на Сомерсете, ее мысли неслись вскачь. Им предстояло еще многое обсудить. Он еще многого не знал о ее новой жизни. Она даже не рассказала ему о портрете. Но как заговорить на эту тему сейчас, в экипаже, когда время и без того на исходе? – Нам о многом нужно поговорить, – произнесла она тихо. Сомерсет наклонил голову, чтобы поймать ее взгляд. – Время у нас есть, – сказал он нежно. – Мы любим друг друга. Все остальное мы преодолеем. Послушать его – все так просто. Но все и правда просто. Элиза перестала хмуриться. – Да, преодолеем, – согласилась она. – Пусть в прошлом обстоятельства не были к нам добры, – продолжил он, – но у нас появилась возможность это изменить. Мы справимся. В ответ Элиза сжала его руки. – Мы справимся, – эхом откликнулась она. Коляска остановилась, и по крыше постучали. – Пять минут! – крикнул Сомерсет кучеру. Обхватив ладонью щеку Элизы, он торопливо заговорил: – Я все равно должен завтра покинуть Бат. Необходимо объехать поместья, поскольку я опасаюсь, что после продолжительных дождей их затопило. Но я буду писать. И через шесть недель вернусь. – Хорошо, – прошептала Элиза, прижимаясь щекой к его ладони. Она ждала десять лет. Может подождать еще. – Через шесть недель начнется второй период траура. И я попрошу вас стать моей женой. – И через шесть недель, – ответила Элиза, поднимая к нему глаза, – я скажу «да». Он снова притянул ее к себе. – После моего отъезда вы останетесь одна. У вас все будет хорошо? – спросил Сомерсет, запечатлевая легкий, как перышко, поцелуй в уголке ее рта. – Со мной Маргарет, – сказала Элиза, прикоснувшись пальцами к его щеке. – А еще леди Хёрли и Мелвиллы…