Мелвилл отрешенно провел рукой по волосам. Кажется, сочувствие Элизе сразило его сильнее, чем она ожидала. – Как они могли задумать такое? – Я давно привыкла к этой мысли, – заверила собеседника Элиза, не предполагавшая, что огорчит его. – Пока у меня затруднений не возникало. – Пока? Вы опасаетесь, что они еще могут возникнуть? – Опасалась раньше, – призналась Элиза. – Но с тех пор как… Она умолкла, прикусив губу. – С тех пор как?.. Элиза помешкала. Ей не хотелось прибегать ко лжи в разговоре с человеком, которого она считала другом. Но мысль о том, чтобы рассказать Мелвиллу об изменениях в своей жизни, внушала ей скорее беспокойство, нежели радость. – С тех пор как?.. – продолжил настаивать Мелвилл уже более серьезно. Ничего не поделаешь, придется ему сказать. – С тех пор как Сомерсет и я решили обвенчаться. Часы пробили один раз, и Мелвилл заговорил только после того, как затих последний отзвук удара. – Понимаю, – сказал он. – Да… понимаю. Черты его лица и голос вдруг застыли, утратили всяческую выразительность в странном противоречии с его руками, казалось потерявшими твердость. Мелвилл сжал пальцами подлокотники кресла, словно пытаясь остановить мелкую дрожь. – Разумеется… я подозревал, как вы знаете. У Элизы засосало под ложечкой. – Мелвилл… – сказала она встревоженно, сама не понимая почему. – Я желаю вам счастья, – произнес Мелвилл все тем же бесцветным голосом. – Спасибо, – ответила Элиза. Почему ей так смертельно неуютно? – Прекрасно, – сказал Мелвилл, неискренне рассмеялся, внезапно встал и поправил шейный платок. – Боюсь, меня ждет множество дел, я должен писать письма, сочинять поэмы и так далее и тому подобное. Он размашисто зашагал к двери. – Мелвилл! – воскликнула Элиза, сжимая палитру окоченевшими пальцами. Она не хотела, чтобы он уходил, только не так… – Мелвилл? Но он уже исчез из виду. Глава 19 На следующей неделе Мелвилл пропустил все заранее оговоренные сеансы. Он присылал записки с извинениями, ссылаясь на дела, но эти оправдания выглядели слабыми, и истинная причина тревожила Элизу безостановочно. Работа над портретом не пострадала – затруднение состояло в другом. Элиза провела так много времени, разглядывая Мелвилла, что, казалось, изучила его лучше, чем самое себя. Она отчетливо помнила форму его глубоких карих глаз, каждую линию костяшек его пальцев, звуки его смеха… Даже если бы она не исследовала его столь досконально, на этом этапе создания портрета (она приступила к работе над фоном), другие художники обошлись бы и вовсе без модели. Но хотя присутствия Мелвилла уже не требовалось, Элизе остро его недоставало. Без графа салон казался слишком просторным, холодным и тоскливым. Невозможно смеяться наедине с собой, и даже Маргарет не развлекала кузину, поскольку ее уроки с леди Каролиной продолжились без малейшей заминки. Прислушиваясь к их ясным голосам, доносившимся из гостиной, Элиза жалела, что испортила последний разговор с Мелвиллом, и ломала голову: в чем она совершила ошибку? Что его так расстроило? То, что она солгала, сначала отрицая помолвку? Или нечто другое? После отъезда Сомерсета они с Мелвиллом сблизились еще больше, и Элиза, почувствовав себя намного свободнее в его обществе, перестала конфузиться. Да и себя не одергивала тоже. И ей подумалось, что в таких обстоятельствах было бы вежливо предупредить джентльмена о том, что дама, с которой он привык флиртовать, помолвлена. Разве нет? Какой бы ни была причина, Мелвилл пропал из виду, и напрасно Элиза высматривала его темные кудри в Галерее-бювете, его желтые панталоны на Мильсом-стрит, прислушивалась в библиотеке, не прозвучит ли его голос. Без Сомерсета и Мелвилла в Бате стало исключительно тихо. По крайней мере, в случае с Сомерсетом унять тоску по нему помогали его еженедельные письма. Разумеется, нельзя было сравнивать этих двоих, учитывая, что один был почти ее женихом, а другой… не был. К дню, на который был назначен раут у леди Хёрли, Элиза окончательно погрузилась в жестокое уныние. Не помогало даже разглядывание завершенного портрета. Вернее, почти завершенного. Ибо хотя художница уже не могла придумать, что еще с ним сделать (после того как провозилась с пуговицами на сюртуке и жилете, соскоблив и заново нанеся краску четыре или пять раз, пока они не приняли идеальный вид), глядя на картину, она не могла отделаться от ощущения, что чего-то не хватает. Если бы только знать, чего именно! – Нам пора собираться, – сказала Маргарет, постучав в открытую дверь, чтобы привлечь внимание подруги. – Леди Хёрли будет очень недовольна, если мы опоздаем. Элиза в последний раз взглянула на портретную версию Мелвилла. «Я разберусь, что не так, и исправлю», – мысленно пообещала она изображению. Прибыв на Лора-плейс, Элиза мгновенно поняла, что ее представления о скромном собрании близких друзей значительно отличались от представлений леди Хёрли. На ужин было приглашено двадцать человек, а еще ожидалось прибытие дополнительной партии гостей на танцы. Грандиозный городской дом леди Хёрли был очень велик: за одним только обеденным столом помещалось двадцать человек, и это был единственный дом в Бате, где гостиная на нижнем этаже продолжалась террасой, выходившей во внутренний дворик. Однако, присоединившись к длинной очереди гостей у входа, готовящихся поприветствовать хозяйку, Элиза впала в недоумение: как они все здесь поместятся? – Сущая давка, – заметила, подходя к очереди, Каролина, одетая в изысканное платье из сиреневого шелка и кисеи. Было бы сложно найти более элегантную даму, чем Каролина Мелвилл тем вечером. – Чудесно выглядите! – сказала она Элизе и Маргарет. – Спасибо, – откликнулась Элиза. Ей самой очень нравился сегодняшний наряд: черная газовая сетка поверх белого атласного платья с короткими пышными рукавами, отделанными по низу богатым зубчатым кружевом, жемчужное ожерелье в три нитки вместо украшений из агата, к которым она была приговорена весь последний год. – Я не похожу на сороку? Но Каролина не ответила, поскольку слишком увлеклась разглядыванием платья Маргарет из изумрудного крепа. Трудно было ее в этом обвинить, ибо этот туалет производил самое сильное впечатление из всего, что носила Маргарет. Элиза могла только порадоваться, что Каролина, похоже, пришла к такому же выводу, ибо ее алчный взгляд задержался на атласном лифе, красиво отделанном белым шитьем и пуговицами в военном стиле. – Вы выглядите совершенно чудесно, – повторила Каролина специально для Маргарет и более серьезно. – Как и вы, – ответила Маргарет, покраснев, а Элиза попыталась исподтишка заглянуть за спину Каролине – туда, где Мелвилл протягивал прислуге свой редингот. – Ну разве вы все не прекрасны! – воскликнула леди Хёрли, когда дамы подошли к ней. Она была одета в откровенное желтое платье, придававшее ей сходство с роскошным чувственным подсолнухом. – Скоро приглашу к ужину, сегодня мой Франсуа превзошел самого себя. Наготовил желе, фондю и бланманже столько, что можно накормить тысяч пять! – Восхитительно, – сказал Мелвилл без единой восхищенной нотки в голосе. Хотя он и мистер Флетчер были одеты элегантно (Мелвилл во фраке из первоклассной синей шерсти и жилете темно-синего бархата с тонкой серебристой вышивкой), оба джентльмена выглядели утомленными. Элиза попыталась перехватить взгляд Мелвилла, но безуспешно. – Не обращайте на него внимания, – посоветовала Каролина. – Они с мистером Флетчером вчера вместе поужинали и напились как сапожники. Теперь способны только стенать. – Бесподобно, – простонал мистер Флетчер, прижимая к груди ослабевшую руку, – но вообще никуда не годится. – Не то слово, сэр, – согласился Мелвилл, потирая лоб. – Полагаю, мы заслуживаем всяческих похвал за то, что пришли на этот раут. Отправляясь за стол, Элиза и Мелвилл составили пару как леди и джентльмен самого высоко ранга среди присутствующих. Впервые за последнее время Элиза не знала, что сказать своему спутнику. И впервые на ее памяти Мелвилл, похоже, не был склонен заговорить первым. – Как ваше самочувствие? – спросила она. – Сносно, – ответил граф. – Приятный был вечер с мистером Флетчером? – Несомненно. – Как продвигается «Медея»? – Хорошо. Никогда прежде Элиза не видела его столь немногословным. Возможно, во время их первых сеансов он чувствовал то же самое, пытаясь завязать разговор. Элизе захотелось вернуться на неделю назад, соскоблить слой, как с картины, восстановить легкость, некогда царившую между ними. Как только подали первую перемену блюд, Мелвилл в полном соответствии с этикетом повернулся к леди Хёрли, сидевшей справа от него, а Элизе достался в качестве собеседника неподатливый адмирал Винкворт. Громкий и оживленный разговор между Мелвиллом и леди Хёрли (они принялись с удовольствием обсуждать любимых поэтов) достигал ушей Элизы и не способствовал поднятию ее духа. Под влиянием леди Хёрли обычная живость Мелвилла вернулась, и, стараясь не слишком огорчаться, Элиза лишь прихлебывала восхитительное на вкус шампанское. К тому моменту когда подоспела вторая перемена блюд (на смену королевскому супу и цыплятам в сливочном соусе с эстрагоном пришли запеченный карп, устрицы в льезоне, тушеное мясо с белой подливкой и пирог, подкрепленные обильным войском овощных блюд), Мелвилл неохотно повернулся к Элизе, а в ее голове уже образовалась изрядная легкость. – Вы читали «Божественную комедию» Данте? – спросил он. Элизе почему-то вдруг показалось очень важным продемонстрировать такую же начитанность, как у леди Хёрли. – Да, – беззаботно солгала она. Маргарет читала, а это почти одно и то же. – И что вы о ней думаете?