– Вы превосходно управляете фаэтоном, – сказал Мелвилл, когда Элиза остановила коляску. – Спасибо, – откликнулась она и впервые за много миль повернулась к нему. Шляпа Мелвилла давно лежала на сиденье (этот головной убор все равно не мог предложить надежной защиты от дождя), темные кудри влажно поблескивали над открытым лбом. – Вы сильно промокли, – сказал Мелвилл, окидывая взглядом спутницу. – Да, – печально отозвалась Элиза. – Боюсь, моя шляпа безнадежно испорчена. – Жаль, – промолвил Мелвилл, – ибо это очаровательный ансамбль, впрочем… Он протянул руку, деликатно приподнял влажный локон, прилипший к шее Элизы, и искусными движениями заправил прядь в прическу. Обыкновеннейшее прикосновение – его пальцы дотронулись до ее шеи лишь на короткий миг, но, несмотря на то что Элиза промокла до костей, ей потребовалось огромное усилие, чтобы укротить вспыхнувшее в груди пламя. Она задрожала, сама не зная отчего: от тревоги, желания или чувства вины. Мелвилл на мгновение задержал пальцы на ее шее. Он неотрывно смотрел Элизе в глаза, и она ощутила, как ее тело безотчетно потянулось к нему. Это было так просто, самое естественное побуждение на свете – позволить себе… – Ах, Мелвилл, – прошептала она. – Зовите меня Макс, если пожелаете, – произнес он так же тихо. Элиза зажмурилась, пытаясь обуздать себя. Нельзя. Нельзя! – Миледи… – Не надо, – перебила она его. – Не надо. Ибо что бы он ни намеревался сказать: объясниться в своих чувствах, или сделать предложение, или что-то еще, Элизе неизвестное, – и как бы отчаянно, каждой частичкой тела, ей ни хотелось это услышать, она не могла. Нельзя позволить ему говорить – ведь она обещана другому. – Тогда не стану, – мягко промолвил Мелвилл и отвел руку. – Просто… – начала Элиза, чувствуя, что обязана ему объяснением, хотя он такового не просил, – просто если кто-то не ожидал ничего подобного и не может… потому что этот кто-то уже… и он думает лишь обо всех причинах, почему это невозможно, даже если ему хотелось бы… Ее речи путались так же, как мысли. – Вы понимаете, что я имею в виду? – Кто-то не понимает, – произнес Мелвилл мрачно. – И этот кто-то задается вопросом: понимаете ли вы сами? С губ Элизы сорвался бесцветный смешок. – Я не знаю, – ответила она, внезапно ощутив, что вот-вот разразится слезами. – Не знаю. – Все хорошо, – по-прежнему мягко сказал Мелвилл. Он взял ее руку и запечатлел один-единственный поцелуй на ее затянутой в перчатку кисти, отчего Элиза снова задрожала. – Доброй ночи. Он спрыгнул с коляски и, взмахнув на прощание промокшей шляпой, исчез в дверях здания на Лора-плейс. Домой Элиза добралась без происшествий, за что следовало поблагодарить отнюдь не ее собственные умения, а грума, тихо напоминавшего о необходимости посматривать на другую сторону дороги. Отдав груму поводья, она спустилась с фаэтона – ни дать ни взять промокшая насквозь крыса – и мысленно порадовалась, что миссис Винкворт давно отбыла в Лондон, ибо эту даму поразил бы апоплексический удар, доведись ей увидеть леди Сомерсет в столь плачевном состоянии. Элиза поспешила в дом, вздохнула, ощутив окружившее ее тепло. Из глаз потекли слезы. – Маргарет? – позвала она. – Маргарет? Подруга появилась почти сразу, сбежав по лестнице. С волос ее падали капли. – У тебя все хорошо? – спросила Элиза. – Что-то случилось? – Элиза, – ответила Маргарет. – Здесь Сомерсет. Он в гостиной. Глава 25 – Сомерсет? Здесь? Сейчас? – изумилась Элиза. – Да, – ответила Маргарет на все три вопроса сразу. – По-видимому, он прибыл в середине дня и настоял на том, чтобы дождаться твоего возвращения. Элиза в смятении взглянула на подругу. Она ждала Сомерсета не раньше чем через неделю и совершенно не успела подготовиться. Она думала, у нее будет больше времени. – Сохраняй спокойствие, – твердо сказала Маргарет. – Он не людоед из сказки. Но Элиза хватала ртом воздух. Она не могла встретиться с Сомерсетом сейчас. Сейчас, когда ее мысли в таком разброде, когда ей казалось, что она оставила рассудок там, рядом с Мелвиллом, в фаэтоне. Ей нужно больше времени. Ей нужно подумать. – А если… если, увидев его, я пойму, что больше его не люблю? – прошептала она, прижимая ко лбу дрожащую ладонь. А если Сомерсет, увидев ее, в точности догадается, что она натворила? – Мы придумаем, как выкрутиться, – сказала Маргарет. – Обещаю. Элиза бросила нерешительный взгляд на свои безнадежно забрызганные грязью юбки. Маргарет деликатно подтолкнула ее к лестнице: – Иди, пока окончательно не потеряла самообладания. И Элиза пошла. Она могла бы попытаться отложить встречу, но Маргарет права. Каким бы страшным ни было то, что ей предстояло, если она не решится сейчас, то потом и вовсе не наберется храбрости. Она распахнула дверь в гостиную. Сомерсет стоял у камина, заложив руки за спину, и на какое-то мгновение, когда он повернулся к ней – освещенный пламенем, половина лица в тени, – его сходство с покойным дядей показалось Элизе столь разительным, что она едва не задохнулась. Потом ее глаза приспособились, и сходство исчезло. Теперь перед ней стоял просто Сомерсет, оглядывая ее с едва заметной улыбкой. – Добрый вечер, миледи, – сказал он. – Сомерсет, – смущенно откликнулась она. – Я не ждала вас до следующей недели. – Решил сделать вам сюрприз. Но кажется, вы не слишком рады. – Я рада. Безусловно, рада. Произнося эти слова, она обнаружила, что они правдивы. Ибо, стоя здесь, впитывая его взглядом, она почувствовала, что ее любовь к нему не исчезла. И внезапно то, что мгновение назад представлялось ей таким весомым, таким сложным, оказалось чрезвычайно простым. Да, она способна полюбить двух мужчин одновременно, но что с того? Это не имело значения. Невозможно было отрицать ее чувства к Мелвиллу, но перед ней стоял человек, искренняя любовь к которому – верная, глупая – выдержала испытание временем. И он любил ее в ответ все эти годы. И пусть ее сердце рядом с ним не бьется так быстро, как в присутствии Мелвилла, пусть она не краснеет так часто и не дышит прерывисто… Какое это имеет значение? Он – мужчина, за которого она выйдет замуж. Сомерсет вытянул руки, и она устремилась к нему едва ли не бегом, смеясь от облегчения. Он сжал ее пальцы, но не привлек ее к себе, а задержал на некотором расстоянии. – Что с вами? – спросил он. – Вы совершенно промокли. – Меня это не волнует, – промолвила она, выжидательно поднимая на него глаза. – А меня волнует, – сказал он, отталкивая ее. – Вы можете простудиться до смерти. Сходите переоденьтесь. – Мне совсем не холодно, – запротестовала Элиза. – Скоро просохну у огня. – Я подожду вас здесь, – отрезал он тоном, не терпящим возражений. Элиза ненадолго возвела глаза к небесам, но послушно развернулась и выбежала из гостиной. Его беспримерное стремление постоянно ее опекать, пожалуй, было в настоящий момент не вполне уместно, однако, воспротивившись столь покровительственной заботе, Элиза проявила бы неблагодарность. Надев первое попавшееся под руку креповое платье цвета лаванды, она поторопилась вернуться, и, когда вошла в гостиную, Сомерсет улыбнулся и раскрыл объятия. – А волосы так и остались влажными, любовь моя. – Я не намерена сейчас их сушить. Можете не утруждать себя просьбами. Она во второй раз подняла на него глаза, и снова он не поцеловал ее, как ей хотелось. – Где вы были в такую погоду? – спросил он. Элиза помешкала. В своих письмах она не упомянула ни о том, что берет уроки у Каролины, ни о недавно купленном фаэтоне. Ей хотелось сделать возлюбленному сюрприз. Она представляла, как подъезжает к нему на улице, одетая в свой лучший, подчеркивающий все ее достоинства костюм, и спрашивает, не желает ли он прокатиться. – Вы ездили с леди Каролиной? – спросил Сомерсет. – Я слышал, она дает вам уроки. Элиза нахмурилась: – Кто вам это сказал? – Миссис Винкворт. Их семейство было на балу в честь дебюта Энни.