Сомерсет по-прежнему держал ее руки в своих, и она настойчиво потянула их на себя, стремясь подчеркнуть важность своих слов. Она готова потерпеть и подождать до осени, она готова отложить счастье еще на несколько месяцев, но променять свою жизнь здесь на Бальфур? Нет, на это она не согласна. – Можете, – ответил он, твердо глядя ей в глаза, словно надеясь убедить ее одной лишь силой взгляда. – Должны. Вы поживете тихо несколько месяцев, пока моя сестра не обеспечит подходящую пару для Энни, а потом мы обвенчаемся без шумихи и удалимся в Харфилд. Если мы не будем выставлять себя напоказ и вращаться в свете, недовольство в обществе утихнет, наши семьи не пострадают. – То есть мне и после свадьбы придется жить оторванной от мира? – потрясенно спросила Элиза и выдернула руки. – Рассуждайте здраво, – повторил Сомерсет, приходя в раздражение. – А я рассуждаю здраво, – возразила она. – Просто это очень сильно отличается от того, что я себе представляла. Я думала, мы обвенчаемся в мае, съездим за границу на медовый месяц, проведем следующий сезон в Лондоне, будем посещать музеи и галереи, встречаться с друзьями… – Но мне претит жизнь в столице, – сказал Сомерсет, хмурясь. – С какой стати, ради всего святого, мы выберем времяпрепровождение в Лондоне, если не обязаны этого делать? Если захотим, можем посещать местные балы. Что такого есть в Лондоне, чего не в состоянии предложить Харфилд? – Много всего! – без заминки ответила Элиза. – Друзья. Развлечения. Танцы. Искусство. Выберите любое! Сомерсет издал тихий недоверчивый смешок. – Неужели вы серьезно? – спросил он. – Я знаю, вам нравится рисовать, Элиза, но это не может стать поводом для расставания. Я предлагаю единственное решение, которое позволит нам быть вместе. Вы должны это понять. – Мне не просто нравится рисовать, – отрезала Элиза. – Это часть меня. Важная часть. – Раньше не была. – Если вы и правда так думаете, значит вы меня не слушали. Сомерсет потер рукой лицо. – Рассуждайте здраво, – повторил он в третий раз. – Вы не пытаетесь найти другое решение! – Вы никогда не были такой упрямой. – Что же, когда-то вы считали, что мне не хватает силы духа. Какой вы меня предпочитаете видеть? Я не могу предложить вам и то и другое одновременно. – Вы требуете неприемлемого. – Это ваши условия неприемлемы. – Я не пытаюсь лишить вас счастья! – воскликнул Сомерсет. – Поймите, жертвы необходимы. – И почему всегда так получается, что жертвы должна приносить только я? – сказала Элиза, всплеснув руками. – Я пожертвовала достаточно, Оливер, и не могу пожертвовать больше. – Только так мы сможем быть вместе, – подчеркнуто заявил Сомерсет. – Вы должны это понять. Элиза надолго задержала на нем взгляд. – Вероятно, вы правы, – сказала она наконец. – Вероятно, это единственная возможность. Дело лишь в том, что я не могу с этим смириться. – Всего шесть месяцев, – настаивал Сомерсет. – Всего шесть месяцев… а до этого десять лет. А до этого всегда. Мне надоело ждать дня, когда я начну жить по-настоящему. – Что вы хотите сказать? – побледнев, спросил Сомерсет. – Вы не… Вы больше не хотите за меня замуж? Его голос прервался на середине фразы. – Я вышла бы за вас замуж без промедления, – хрипло ответила Элиза. – Но не на таких условиях. Я не могу вернуться назад. – Вы стали бы моей женой. Разве оно того не стоит? Ведь мы оба ждали этого столько лет! Лишь несколько месяцев назад Элиза согласилась бы без всяких раздумий. Она и сейчас хотела бы согласиться. Но она не хотела другого – снова превратиться в ничтожную и мелкую вещицу, снова отказаться от всего: собственного нрава, желаний, полноценной жизни. Даже ради Сомерсета. Он прочитал ответ в ее молчании. Вскочил и отошел к камину, обхватив руками виски. – Поверить не могу, что вы разбиваете мне сердце во второй раз, – сказал он наконец, поворачиваясь к ней и горько качая головой. – Поверить не могу, что вы намерены это повторить. Элизе хотелось свернуться клубочком на диване, прижаться лбом к коленям и предаться отчаянию. Но она встала и посмотрела в глаза Сомерсету со всей прямотой, на какую была способна. – Тогда я должна была вам отказать ради блага моей семьи, – промолвила она как можно более отчетливо; ей было необходимо, чтобы он понял. – Теперь – ради моего собственного блага. Произнеся эти слова, Элиза словно исторгла прямо из сердца какую-то очень важную, неотъемлемую его часть. Но она сжала зубы, превозмогая боль. Она говорила правду. – Полагаю, это не имеет никакого отношения к Мелвиллу? – яростно спросил Сомерсет. Элиза воззрилась на него. – Шесть недель назад вы были готовы сказать мне да. Вы из-за него передумали? – настойчиво потребовал ответа собеседник. – Вы его любите? – Я передумала не из-за него, – прошептала Элиза. – Вы должны мне поверить. Сомерсет язвительно рассмеялся. Звук был не из приятных. – Поверить не могу, что он сумел вас одурачить, – сказал граф. – Если бы вы только знали… – Я все знаю, – ответила Элиза. – И он не такой негодяй, каким вы его выставляете. Их прервал легкий стук в дверь. – Миледи, – сказал Перкинс, переводя взгляд с Элизы на Сомерсета и обратно, – к вам посетитель, он ждет внизу. Передать ему, что вы заняты? – В такой час? – раздраженно поинтересовался Сомерсет. – Кто, ради всего святого?.. – Лорд Мелвилл, сэр, – сообщил Перкинс. – О боже! – выдохнула Элиза. Если что-то и было способно ухудшить ситуацию, так это появление Мелвилла. – Только его здесь не хватало! – прорычал Сомерсет. – Перкинс, скажите ему, чтобы уходил, – торопливо попросила Элиза. – Скажите немедленно. – Боже правый, – раздался голос Мелвилла, а потом и сам он возник в дверном проеме рядом с Перкинсом. Он так и не сменил влажную, забрызганную грязью одежду. – Боюсь, я взял на себя вольность… услышал разговор на повышенных тонах. – Похоже, брать на себя вольность – это ваше естественное состояние, Мелвилл, – бросил Сомерсет. – Добрый вечер, Сомерсет, – промолвил Мелвилл как ни в чем не бывало. – То-то мне почудилось, что я слышу ваш сладкозвучный глас. Все хорошо, леди Сомерсет? – Все просто отлично, Мелвилл, – сурово ответил его противник. Мелвилл, казалось, не слыша его, внимательно осматривал Элизу, и та вдруг с ужасом осознала, что в глазах ее стоят слезы, а лицо покраснело. Она открыла рот, чтобы успокоить Мелвилла, солгать, но обнаружила, что не в силах. – Полагаю, вы можете нанести визит в другое время, – заявил Сомерсет голосом, который можно было бы описать как вежливый, не будь он столь громок. – Мы с леди Сомерсет заняты приватной беседой. – Полагаю, мне следует присоединиться к вашей беседе, – сказал Мелвилл, выпячивая подбородок. – Вы не могли бы принести чай, Перкинс? Успокаивает нервы. – Да, милорд, – ответил Перкинс, медленно ретируясь. Он не закрыл за собой дверь. – Мелвилл, похоже, вы меня не поняли. Я любезно предлагаю вам удалиться, – настаивал Сомерсет. – Я вас понял, – откликнулся Мелвилл. – Видите ли, я любезно отказываюсь. Я останусь до тех пор, пока леди Сомерсет не попросит меня об обратном. Сомерсет снова засмеялся: – Кажется, вы пытаетесь ее защитить? Вы?! – Сомерсет! – запротестовала Элиза. – Мелвилл не заслуживает столь грубого обращения. – Возможно, вы изменили бы свое мнение, если бы узнали то, что я недавно обнаружил на его счет, – ответил Сомерсет и добавил, глядя прямо на Мелвилла: – Итак? – Чего вы хотите, Сомерсет? – требовательно спросил Мелвилл, повышая голос, звучавший уже не так мирно и жизнерадостно, как раньше. – Притворяетесь, будто не знаете, на что я намекаю?