«А парень талантлив…» – заметила Марина. – Вот, – сказал Бес несмело, протягивая портрет. – Недурно… – протянул Ершов. – Где он живет, не знаешь? Лёха замотал головой. – Ладно, – легко смирился Григорий, – найдем. Значит, так. Мы не станем тебя привлекать, если согласишься нам помочь… – Да, конечно! – пылко отреагировал Бессмертнов. – Да я… Марина жестом утихомирила Беса. – Тогда слушай внимательно, а лучше сразу записывай. Составишь донесение для Вакарчука, как вы и договаривались. Сообщишь все, что ты узнал, – имя, место работы… Пиши, пиши! Я буду диктовать. Алексей вооружился ручкой и тетрадным листком. – Пиши: «Зовут Миха… Тире. Михаил Иванович Зорин, работает в городской поликлинике, санитаром на «скорой». Завтра…» Написал? «Завтра узнаю адрес, где он живет». Все. Марина перечитала записку и кивнула. – Положишь в ячейку ровно в три и можешь быть свободен. Завтра тебе передадут адрес – составишь такое же сообщение. Понятно? Учти: за тобой будут следить, но ты не должен оглядываться и обращать на себя внимание – нас интересует Вакарчук. Веди себя как всегда. Все понял? – Так точно! – выдохнул Бес и преданно уставился на Исаеву. – Вольно, – улыбнулась Марина. – Надеюсь, не стоит напоминать, что рассказывать о нашем визите… мм… не рекомендуется? – Помалкивай, короче, – пробурчал Ершов. Оперативники вышли, и Алексей очень медленно, очень тихо притворил за ними дверь. Тот же день, ближе к обеду Первомайск, улица Чкалова Все пять уроков я отбыл, тихо млея и огорчаясь звонкам на перемену. Ведь тогда предмет моего обожания покидал класс, а не сидел рядом, совсем близко, часто касаясь моей трепещущей натуры то плечиком, то ножкой, ласково улыбаясь мне, мне одному, и счастливо румянясь. Я уже прекрасно понимал, что влюбился, мне было весело и грустно, вот и подначивал себя, иронизировал, лишь бы сбить градус смущения и растерянности. Дескать, старикашка, а туда же – втюрился, как мальчик! Даже словечки подыскивал погрубее да посмешнее, как будто это могло что-то изменить. Впрочем, тот короткий период времени, когда меня одолевал испуг и я метался, пытаясь хоть как-то «излечиться», незаметно прошел. У меня больше не было желания покончить с моим чувством. Наоборот, я был счастлив, что и меня постигла школьная любовь, чего не удалось испытать в «прошлой жизни». Я узнавал это прекрасное и ужасное состояние, когда весь мир побоку и только один человек на всей планете интересует тебя по-настоящему. Одна девочка. Девушка. Инна. Вот только, кроме нечаянной любви, во мне не остывало и другое чувство – долга. Сегодня я уже почти собрался проводить Инну до дому, и тут нарисовался Лушин. – Привет лауреатам! – бодро воскликнул он. – Пошли знакомиться! – С кем? – кисло бросил я. – Здрасте! С начальником Центра. Забыл, что ли? Уныло вздохнув, я ответил: – Пошли… Мы спустились в школьные мастерские, и я издали услыхал громкий голос дяди Вили, нашего трудовика, – он был глуховат и потому всегда разговаривал на повышенных тонах. Наверное, ему казалось, что и нам его плохо слышно. Дяде Виле отвечал спокойный басок. Заглянув в слесарную мастерскую, я увидел учителя труда – седого, но бодрого, в неизменном черном халате. Напротив стоял плотный мужчина с короткой стрижкой, как у призывника. Да и одет он был на армейский лад – в форменные штаны цвета хаки и гимнастерку. Разве что куртка, утепленная овчиной, выбивалась из стиля. Зато выправка в стриженом чувствовалась. Пожилой, но крепкий, он с интересом разглядывал новенький токарный станок. – Рекомендую – Вайткус Арсений Ромуальдович, – тоном шоумена затараторил Лушин, – мастер на все руки, изобретатель и рационализатор! А это наш лауреат – Гарин Михаил Петрович! – Просто Миша, – улыбнулся я, протягивая Вайткусу руку. – Здравствуйте, Миша, – «изобретатель и рационализатор» растянул губы в ответной улыбке и словно помолодел. – Первый раз жму руку участнику ВДНХ! – Привыкнете! – утешил я его, и Арсений Ромуальдович беззвучно рассмеялся. – Товарищ Вайткус в партии с тридцать девятого года, – журчал комсорг, – прошел всю войну и даже больше – начинал бить врага еще на Халхин-Голе, а закончил осенью сорок пятого в Дайрене, когда наши расколошматили Квантунскую армию! – Дайрен – так говорили японские оккупанты, – поправил его Вайткус. – Правильно будет – Далянь. А по-нашему – Дальний. – Вы, по-моему, служили куда дольше, – пошутил я. – Армейская привычка! – хохотнул Арсений Ромуальдович, оглядывая свою одежку. – Задержался после войны в ГДР, вот и въелась служба. Лушин проявил нетерпение и встрял, убыстряя темп знакомства. – Товарищ Вайткус, – сказал он торжественно, – вручаю вам ключи! – передав Арсению Ромуальдовичу звякнувшую связку, комсорг тут же забрал ее обратно, перебирая: – Вот этот – от гаража, этот – от подсобки, вот – от мастерской, а вот – от сейфа. Терпеливо дождавшись, когда же ему, наконец, вручат обещанное, Вайткус коротко поблагодарил Лушина за оказанное доверие, и тот дал задний ход. – В мастерской вашей – голяк, – сказал дядя Виля, качая головой вслед удалявшемуся комсоргу. – Вы, Арсений, если что надо, обращайтесь – у меня и сварка есть, и станки… – Обязательно, – кивнул начальник Центра. – Ну что, зам по научной части? Глянем? – Глянем, – сказал я. – Я только в раздевалку сбегаю! Разумеется, Инна уже ушла, так что я торопливо накинул куртку и побежал исполнять долг. Когда мы с Вайткусом покинули школу и зашагали по заснеженному футбольному полю, Арсений Ромуальдович сказал неторопливо: – Вы, Миша, не обращайте внимания на мою должность, я и сам отношусь с юмором к своему «высокому положению». Просто… Я второй год на пенсии и, честно говоря, замаялся отдыхать, пускай и заслуженно! Повкалывал на даче, на рыбалку поездил… Ну не мое это! Нет, рыбку на зорьке потягать – это самое то, но в выходные, а не так, чтобы изо дня в день! И тут из райкома подкатывают – надо, дескать, молодежь научно-техническим творчеством охватить. Ладно, говорю, охватим… Не вопрос. А потом меня райкомовские просветили насчет ваших планов, и мне понравилось. В общем, Миша, я буду на подхвате. Если надо, загружайте меня работой – я все станки знаю, полжизни на них отработал, и на прецизионных, и с ЧПУ. – Загружу, не сомневайтесь, – хмыкнул я. – Боюсь только, что, по большей части, придется вам не точить и фрезеровать, а искать и доставать! – Кто ищет, тот всегда достанет! – ухмыльнулся Вайткус. Выйдя к приземистому школьному гаражу, он отпер ворота, и мы вдвоем распахнули их. – Да-а… – покачал головой начальник Центра. – Руины. Прямо на смотровой яме покоился «Иж-408». Весь задок всмятку, да и передком машина приложилась изрядно. Порожки проржавели, бампера винтом скручены, вместо заднего стекла россыпь «стразов»… Душераздирающее зрелище. Впрочем, другого я и не ожидал увидеть – за пару минувших лет никто не касался бедного «ижака». Дядя Виля только капот новый достать успел. Ладно, разберемся. По сути, «Иж» – это тот же «Москвич-408», но собирался он на оборонном «Ижмаше», где культура производства куда выше, чем на АЗЛК. Потому и ценились «ижаки». Со скрежетом прикрыв массивную воротину, Вайткус постучал по холодному металлу. – Утеплить бы надо, – сказал он озабоченно. – У меня соседи – рыбаки, они из пенопласта поплавки выпиливают… Обменяю на японскую сеть, мне она ни к чему. Заделаем пенопластом, поверху фанерой обошьем… – Пройдя к батареям, тянувшимся вдоль стенки, Арсений Ромуальдович потрогал трубы и удивился: – Тепленькие! Ну, вообще хорошо… И свет есть! Почти… Неоновая трубка под потолком злобно загудела, как стая разбуженных шершней, а второй светильник лишь мерцал разрядом. – Заменим, не вопрос! Как у тебя дела? – Нормально… Перебрав детали на стеллаже, я вытер руки ветошью и лишь потом догадался снять куртку и повесить ее в рассохшийся шкаф, исполнявший функцию вешалки. Вооружившись мелком, вернулся к машине. – Седаны я никогда не любил, переделаем лучше «408-й» в пикап с двойной кабиной, – приговаривал я, чертя по исковерканному металлу – тут выправить, а в этом месте срезать… И тут еще… – Кузов усилим толстостенными трубками, коробку передач вообще выкинем, поставим автомат… Вайткус не хмыкал, не качал головой, а кивал, принимая к сведению, и за это я был ему благодарен. Хуже нет, когда приходится кого-то убеждать, доказывать… Да починим мы этот «ижак»! Делов-то… Вся инфа у меня в голове, а руки точно не из заднего места растут. Правда, не знаю, как юношеская тушка справится со сварочным держаком или с «болгаркой», но я ее живо приучу к работе! «Та-ак… Заднюю стойку срежем до основания, а затем… мы наш, мы новый кузовок приделаем… Бамперы чинить – только голову себе морочить…» Слеплю пластмассовые, как немцы предлагали «отапгрейдить» жигулевскую «шестерку». Со стеклопластиком я работал в девяностых, выделывал из него доски для сёрфинга. Справлюсь… – Ну, кузов – это пустяки, – проговорил Вайткус, вторя моим мыслям. С визгом и скрежетом подняв мятый капот, он осмотрел пыльный двигатель. – М-да… То, что радиатор продавлен, это пустяки. Сообразим что-нибудь. И аккумулятор надо новый ставить, старый наверняка сдох… – Арсений Ромуальдович! А от сейфа ключ есть? Там «болгарка» должна лежать… – Был. А, вот…