– Считай! Продавец передал мошну помощнику, сам же начал нахваливать уже проданный товар, причем громко, чтобы другие слышали, как дорого у него покупают невольников. А раз дорого, значит, и товар дорогой. Дорогой товар – хороший товар. К мурзе Мунису тут же подошли покупатели. Бордак же кивнул женщине: – Ты вот что, забирай сына и собирайся, да быстро! – Да, да, я мигом! – обрадовалась она и бросилась к арбе, в которой уже половина корзин была пуста. Мальчики и девочки продавались хорошо, но дешевле, нежели в случае с Бордаком, и совсем редко – вместе с матерью. Как правило, семьи невольников разделяли и продавали отдельно. Отца могли купить генуэзцы, детей – османы, мать – крымчане. И больше им не суждено было увидеть друг друга. Лишь в тех случаях, когда попадали под царский выкуп. На Руси выкупали невольников уже гораздо дороже. Но случаев, когда соединялись целые семьи, почти не было. Да и как выкупить их из разных стран? Женщина собралась быстро, паренек был у нее на руках. – Опусти ребенка, держи его за руку, иди за мной и делай то, что скажу, – посмотрел на нее Бордак. – Да, господин. Хочу узнать, ты русский? – Это тебя не касается. Как звать? – Меня – Аленой, сына – Петрушей. – Муж твой здесь? – Нет. Он был с нами. Но у Перекопа, когда один из татар хотел изнасиловать меня, не сдержался, попытался вырваться из строя. Его зарубили. – На глазах женщины выступили слезы. – Еще дети есть? – Нет, только Петруша. А тебя как звать? – Зови паном Мацеком. – А куда ты нас увезешь? – Все узнаешь. И молчи, Алена, у меня еще дела здесь. Успокойся, никто вас не обидит. – Спасибо! – Не за что. Бордак наконец увидел ходившего у главного фонтана человека, который должен был его встретить и свести с влиятельным крымским вельможей. – Курбан? – окликнул он татарина в одежде купца. – Салам, Михайло! – Так Курбан называл посланца Москвы. Женщина удивилась, то пан Мацек, то Михайло. – Михайло – мое имя, – обернулся к ней Бордак. – А ты с дитем отойди в сторону. Тебе не надо слышать наш разговор. – Да, господин, – поклонилась немного успокоившаяся женщина и отошла вместе с ребенком. Новый хозяин располагал к себе, было в нем что-то доброе, вызывающее доверие и отгоняющее страх, такой человек не способен на неоправданную жестокость. Татарин, что встречал Бордака, не без удивления спросил: – А это еще кто? – Невольница и ее сын. – Ты что, решил обзавестись рабами? – Думай, о чем молвишь, Курбан! Пришлось выкупить, иначе их разделили бы. – А! А я уж, но ладно. Тебе надо идти к крепости, это по соседней улочке, что выше невольничьего рынка. Последняя калитка массивных ворот в крепостной стене открыта, войдешь, во дворе тебя встретят нукеры мурзы Азата, проводят к нему. Я буду ждать здесь. – А где Осип Тугай? – Он на торговой улице. – Уразумел, – кивнул Бордак. – А ты, Курбан, вот что, покуда я буду говорить с мурзой, отведи женщину с ребенком к Ризвану, передай, я просил приютить их. Деньги… – Он достал вторую мошну, отсыпал оттуда горсть монет. – Эти деньги отдашь ему, чтобы кормил и привечал их. – Долго ли Ризвану привечать невольников? – Они уже не невольники. А долго ли? Думаю, неделю, а как выйдет, неведомо. – Яхши, передам. Ирада, жена Ризвана, женщина добрая, гостеприимная, она примет постояльцев. – Не хватит денег, потом доплачу или через кого-нибудь пришлю. – Хватит, за то не беспокойся. – Да, еще, накорми их по пути. – Яхши. Накормлю, напою женщину с дитем, отведу к Ризвану и обратно к мурзе. Так? – Да! Бордак подозвал женщину к себе. Она подошла, уже по привычке склонив голову: – Слушаю, господин. – Я тебе не господин, Алена. Но это не главное. Пойдешь с ним, – указал он на татарина и, заметив испуг в ее глазах, добавил: – И не бойся ничего. Он отведет тебя на окраину города. Там тебя с Петрушей примут хорошие люди. Поживешь какое-то время у них. Из подворья на улицу не выходить. Будет нужда, помогай жене хозяина дома. За тобой придут. Либо я, либо человек от меня, и вернешься ты домой. – Правда? – Правда. Ты все поняла? – Да, пан Мацек. Татарин посмотрел на посланника, затем на женщину, пожал плечами и сказал ей: – Иди за мной, да не отставай! Они отправились на окраину, а Михайло двинулся к крепости. Идти было недалеко, и вскоре он остановился у крайнего подворья, окруженного крепким забором, с воротами, украшенными замысловатым, витым восточным орнаментом. Вокруг ни души. Калитка действительно была не заперта, и Бордак, войдя во двор, сразу же оказался в окружении вооруженных нукеров. – Это ты к господину Азату? – спросил десятник. – А вы другого ждали? – Я задал вопрос, – нахмурился татарин. – Да, это я к господину Азату. – Назовись. – Михайло Бордак. – Яхши! Ступай за мной! У входа разулись, зашли в дом. Он был большой, П-образный, в два этажа, с глухими стенами внешней стороны и окнами, выходящими на внутренний двор, где журчал небольшой фонтан в окружении пирамидальных тополей. Поднялись на второй этаж мужской половины дома. Азат ждал гостя в большой комнате, пол которой был покрыт дорогим персидским ковром, на нем низкий стол, а вокруг шелковые подушки, в углу резной шкаф. Больше ничего, не считая сундука в противоположном углу, где аккуратной стопой лежали матрасы, одеяла, большие подушки. Мурза встретил его с присущим востоку радушием: – Боярин, приветствую тебя в своем доме. Рад, весьма рад! – и указал на стол и подушки: – Присаживайся. – Я также приветствую тебя, мурза, передаю самые добрые пожелания от государя и надежу в том, что встреча наша не станет пустым разговором. В знак уважения, мурза, прими это. Михайло снял с пояса кинжал в серебряных ножнах, который ранее не был виден на одежде посланника. Верх рукоятки кинжала украшал большой драгоценный камень, от которого во все стороны расходились лучи от пробивающегося через окна солнца. – Благодарю. Лучший подарок для мужчины – оружие. Смотрю, не простой кинжал. – Специально для тебя сделан из лучшей дамасской стали. – Еще раз благодарю. Но у нас не так много времени. Начнем разговор? – Да, конечно.