— Жаль, — заметил участковый. — Это сэкономило бы мне кучу времени… Царева уже не могла сдержаться: — Может быть, вы и ко мне в постель собираетесь заглянуть?! Капитан смотрел на нее с улыбкой; кажется, он был доволен произведенным впечатлением. — Черт, что я несу! — произнесла Царева. — Вы все-таки вывели меня из себя! У вас еще есть ко мне вопросы? — Только один. Меня интересует отец одной из учениц, Иры Шориной. Вы не в курсе, кто он? Это было не так страшно, как вопрос про физрука, и Царева охотно заговорила: — Насколько я помню, он с ними не живет, и я его ни разу не видела. Но я могу попытаться разузнать, если это важно… — Не стоит, я сам, — ответил Крюков. Он вышел из кабинета директора, спустился на первый этаж, открыл дверь школы… И внезапно ему стало плохо. Одной рукой схватился за дверь, другой лихорадочно шарил в кармане. Где таблетки? В кармане было пусто. Крюков медленно побрел через школьный двор… Он сам не помнил, как добрался домой. Не раздеваясь, прошел на кухню, открыл шкафчик, достал коробки с таблетками. Выпил несколько штук и сел на стул, ожидая, пока лекарство подействует. И вдруг раздался звонок в дверь. Крюков пожал плечами, убрал таблетки и пошел открывать. На пороге стоял Барковский. — Какими судьбами? — спросил участковый. — Ну… я поговорить хотел, — объяснил школьник. — До свидания. В школе увидимся, — ответил Крюков и закрыл дверь. Тут же снова позвонили. И он снова открыл. — А если это важно? — спросил лидер класса. — Для вашего расследования? — В рабочее время, — ответил Крюков. — Ну, ясно… — усмехнулся Барковский и повернулся уходить. — Чего тебе ясно? — разозлился капитан. — Ты меня пристыдить хочешь, малолетка? — Я не малолетка. Не хотите общаться — не надо. — Захочу общаться — вызову на допрос, понял? — Да понял, понял. Извините за беспокойство. Думал, вы другой. Показалось, наверное… И стал спускаться по лестнице. — Да что тебе от меня вообще надо? — спросил Крюков ему в спину. Барковский нехотя обернулся. — Да ничего мне от вас не надо, — сказал. — Просто мы в прошлый раз нормально поговорили. — А как ты меня нашел? — спросил капитан. Барковский улыбнулся, пожал плечами. А Крюков в ответ мотнул головой в сторону квартиры: заходи, мол. …На площадке спорткомплекса шла тренировка: игроки отрабатывали буллиты. Вот подошла очередь Довженко. Он подхватил шайбу, приблизился к воротам, бросил… и промазал. К нему подъехал тренер, спросил: — Гоша, в чем дело? Ты что вареный такой в последнее время? В запас захотел? — Рука болит… — пожаловался Довженко. — А задница не болит? — Чё? — обиженно протянул Гоша. Тренер приблизился вплотную к нему, зло процедил: — Ничего! Тут тебе не школа! Ты мне не девочка, а я тебе не Баграмов, в дочки-матери не стану с тобой играть! Вылетишь из команды в две минуты, голубок! Довженко окрысился: — Кто голубок? Я голубок? Он был в ярости. Но тренер только улыбнулся: — Докажи на площадке. Пока ребята не узнали. …Крюков и Барковский сидели за столом с чашками в руках. Капитан рассуждал: — Вы, конечно, инопланетяне. Я бы в твоем возрасте в жизни домой к милиционеру не поперся. У нас вообще ментов боялись как огня. И учителей, кстати. Вот у нас историчка была… Выйдешь к доске, блин… Все выучил — и ни слова не можешь выдавить: страшно! А вы? Макароны в столовке на салаты заменить заставили, моратории какие-то вводите на гаджеты… Попробовали бы мы что-то такое директору заявить… Точно, инопланетяне. Вообще никого не боитесь? — Ну… вас я точно не боюсь, — заявил Барковский. — А остальные боятся. «Эк-мэк», «не знаю, не помню…» — Ну, это же понятно. Учительница погибла, можно сказать, на глазах. Стресс, все психуют. А тут вы… Извините, как слон в посудной лавке… Ходите, смотрите, вопросы какие-то странные… — Чем это они странные? — Ну, не знаю… «Откуда деньги?»… «Кто у Шориной папа?»… При чем тут Анастасия Николаевна? Крюков не мог скрыть удивления. — Ну да, мне рассказали, — объяснил Барковский. — А почему нет? Я же свой. А вы — чужой. — Да не в этом, похоже, проблема. Не то что чужой, а просто взрослый. Трудно вас понять. А может, ты мне поможешь? — Думаете, я смогу? — заинтересовался Барковский. — Вообще-то мне интересно. А что надо делать? Стучать на товарищей? — Для начала — составить подробную таблицу: кто где был, когда Истомина из окна вышла, — объяснил капитан. — Соответствует это твоим принципам? Справишься? — Попробую. А можно спросить? Вы предполагаете, почему она… Зачем убила себя? Крюков покачал головой. — Мы ничего не нашли, — объяснил. — Ни предсмертной записки, ни дневника, ни каких-то писем… — Каких писем? — Любовных, например. Барковский был озадачен: похоже, это ему не приходило в голову. — Дневник у нее точно был, — заявил он. — Она еще нам всем советовала его завести, говорила, что это учит яснее формулировать. — Правда? Спасибо, я учту. Барковский допил чай, встал. — Ну, я пойду? — Подожди, — попросил Крюков. — Расскажи про эту вашу игру. Про «Спарту». — Что рассказать? — Барковский снова сел. — Ну, как она к вам попала, например. И Барковский стал вспоминать, как игра «Спарта» оказалась в школе… Где-то в начале учебного года, кажется, в октябре, его вызвали к директору. В кабинете кроме самого Русанова Барковский увидел также преподавателя информатики Лапикова и еще какого-то незнакомого мужчину лет сорока. — Заходи, дружок, заходи! — приветствовал его Русанов. — Игнат Антонович, я прошу вас сейчас внимательно выслушать предложение господина Сотникова. И Мишу я специально пригласил, чтобы он, как неформальный лидер класса, сразу же включился в проект. — Какой проект? — поинтересовался Барковский.