Крюков молча пожал плечами. Зато решила высказаться Инга. Она встала, слегка покачиваясь, и с выражением произнесла: — Ой, можно я скажу? Так всегда говорят! Она повернулась к Липатовой: — Дорогая! Это не то, что ты подумала! Липатова брезгливо взглянула на нее, процедила: — Пошла вон отсюда! Инга кокетливо махнула рукой Крюкову и вышла. Тут Валентина Леонидовна решила, что настал ее час. — Вот теперь только попробуй в мою квартиру зайти! — заявила она Крюкову. — Я тебя… — И вы тоже уйдите, — оборвала ее монолог Липатова. — Я вас вызову. Уборщица открыла было рот, но ничего сказать не решилась. Так и ушла молча. Когда они остались вдвоем, Крюков спросил: — Как на тебя вышла эта старая грымза? — Ты, конечно, редкий кретин, — ответила Липатова. — Она у тебя вчера попросила телефон вышестоящего начальства, куда ей на тебя жаловаться. Ты ничего лучше не нашел, чем мою визитку ей сунуть? — А куда мне было ее девать, если я ее у тебя в кабинете зачем-то свистнул? В рамочку вставлять? — Послушай, мне некогда слушать всю эту чушь, — сказала Липатова. — По-моему, ты заигрался. В квартире покойной обжимаешься с какой-то дрянью… — Она не дрянь, а свидетельница, — объяснил Крюков. — Между прочим, близкая подруга покойной. — Логично. Где же еще, если не в квартире покойной подруги, лизаться с участковым? А кстати, эта твоя толстушка-обожательница Тоша — ты ее сюда тоже водишь? — Я и это проглочу, — смиренно сказал Крюков. — А ты прекрати так безобразно ревновать. — Знаешь что: я закрываю это дело, а ты… — Нет, не закрываешь, Ань, — твердо заявил капитан. — Тут есть все признаки доведения: ее избили, у нее был роман с учеником, и вообще что-то в этой школе не так. Однако майора Следственного комитета его слова не убедили. — Знаешь, чего это признаки? — спросила она. — Твоего вопиющего непрофессионализма и наглости. Я закрываю дело. Крюков показал ей дневник Истоминой. — Вот ее дневник. Там вырваны страницы. Как раз на те даты, когда ей были нанесены побои. — И что? — Изучу. Отдам на экспертизу. Я чувствую, там что-то есть. Ты сама говорила, что у меня адская интуиция. — Когда это было! Неделя, Игорь. У тебя есть неделя. И я тебя умоляю: прекрати этот блуд, имей уважение к умершей. Она ушла. А Крюков вновь открыл дневник и машинально начал его листать. Что-то привлекло его внимание. Он открыл нужную страницу. Там было жирно написано: «Спарта». …Наташа Белодедова со своей мамой Галиной спускалась по ступенькам больницы. Обе были расстроены. Галина не могла сдержаться: — Ну как же так? Хирург сказал: операция прошла успешно. Главный врач сказал: успешно. А теперь говорят — новая операция нужна. Что случилось? Денег захотели? — Мама! — с болью в голосе сказала Наташа. — Что «мама»? Что «мама»? Что нам еще продать, ты мне скажи? Машину? Ладно, машину… А еще компьютер твой, вот что надо продать… — Нет! — решительно заявила Наташа. — Вот ослепну — продашь. — Типун тебе на язык! — заявила Галина. Тут она заметила стоящего неподалеку Марата. — Вот, Ромео твой татарский недоделанный, тут как тут, — зло сказала она. — Мама! — еще резче сказала Наташа. — Что «мама», что «мама»… — повторила Галина. — Завтра ложиться будем, иди попрощайся. — Я не лягу туда снова, — решительно заявила Наташа. Галина остановилась, удивленная: — Как не ляжешь? — Так. Не лягу, и все. Не могу больше. Ты, мам, не мучай меня, пожалуйста. Ты езжай, я сама до школы доберусь. У Галины не было сил спорить. Она открыла дверь машины, предложила: — Давай хоть подвезу вас. — Нет, Марат к тебе в машину не сядет. — Ах, какие мы гордые джигиты! — Пока, мама. Наташа забрала у матери свою школьную сумку и направилась к Марату. Они пошли к школе пешком. — Чего у тебя мать такая сердитая? — спросил Марат. — Злится, — объяснила Наташа. — Операция не помогла, надо делать другую, а я отказываюсь. — Почему отказываешься? — А ты бы сам полежал лысый, с распиленным черепом, в палате на десять человек без туалета, и чтоб башка у тебя болела так, будто в ней топор торчит! Да прошел бы антибиотиков курсов пять, чтобы блевать круглосуточно даже от воды — вот я бы на тебя посмотрела… — Лучше ослепнуть? — Лучше, — убежденно заявила Наташа. Некоторое время шли молча. Однако Марат не собирался сдаваться. — А если поехать в Израиль или в Германию? — предложил он. — Я читал, там не так мучительно можно лечиться, там… — А сколько это стоит, ты читал? Где такие бабки взять? — Можно в Интернете собрать… — Нет! — резко ответила Наташа. — Ты мне слово дал, что никто не узнает. — Я хочу, чтобы ты была здоровой и… — Марат старался оправдаться. — И красивой, да? Я что, фигово выгляжу? Не нравлюсь тебе? Марат глядел на нее с тоской. По его взгляду было видно, что все не так, что Наташа ему очень нравится. Она чуть улыбнулась. — Ну и все. Пошли скорее, опоздаем. …Ира Шорина, как всегда, привела младших братьев и сестру в садик, и теперь, сидя на скамье, помогала Севке обуться. А он расспрашивал ее о своем предстоящем дне рождения: — Это какой будет день? — Среда. Заберу вас, и пойдем мороженое трескать. — И пиццу! — И на автоматах играть. — Мать не разрешит… — уныло сказал Севка. — Разрешит… Где левая тапка? К ним подошла воспитательница.