— Какой ты нам папа?! Тут Крюков решил вступить в разговор. — Девушка, парню семнадцать лет, — заметил он. — Вы, по-моему, не по адресу… Женщина резко развернулась к нему: — А ты кто такой? Крюков молча достал удостоверение, показал ей. Спросил: — А вы? Женщина изменилась в лице. Схватила сынишку, воскликнула: «Степа, пошли!» — и кинулась к выходу. Барковский, все такой же растерянный, опустился на стул: — Ни фига себе… — Что это было? — поинтересовался Крюков. Лидер одиннадцатого класса развел руками: — А я откуда знаю? Может, аферисты? Типа денег вытянуть? Видали, как она смылась, когда «корочку» увидела? — Ну может быть… — согласился Крюков. Однако внутри он не был полностью согласен с таким простым объяснением. Что-то здесь было не так… Однако он не собирался заострять на этом внимание. — Ладно, не парься, — сказал. — Доедай свой пельмень, а то остыло все. Так ты думаешь, у Юрова с Анастасией Николаевной что-то было? Барковский молча кивнул. — Он ведь с вами в «Спарту» не играет? Парень снова покачал головой, на этот раз отрицательно. — А почему? Теперь Барковский, продолжая поглощать пельмени, просто пожал плечами. — А ты знаешь, что он делает, когда вы играете? Барковский снова покачал головой. …На товарной станции ночью шла разгрузка рефрижератора со свиными тушами. Несколько грузчиков носили туши в стоявший неподалеку грузовик. Одним из этих грузчиков был Максим Юров. Вот он скинул тушу в грузовик, разогнулся… и увидел Крюкова, разговаривающего с бригадиром грузчиков. Бригадир испуганно изучал «корочки», которые демонстрировал ему капитан. Затем мотнул головой в сторону Юрова. — Привет! — сказал Крюков, подойдя к Максиму. — Перекур сделаешь? Я договорился. — Давно не виделись… — зло ответил парень. — Я же сказал, я не буду… Крюков не дослушал, перебил его: — Почему она попросила больше ей не писать? Максим понял, что уклониться от разговора с прилипчивым капитаном не удастся, и направился в сторону — ни к чему другим было слышать их разговор. Когда отошли на несколько шагов, спросил: — Думаете, она из-за меня прыгнула, что ли? Это был странный разговор: оба собеседника не хотели отвечать на чужие вопросы, норовили задать свои. — Эсэмэска отправлена утром в день самоубийства, — сказал Крюков. — Что случилось ночью? — Откуда я знаю? Вы что, думаете, я ночевал с ней? И вообще, я сказал: хотите допросить — шлите повестку. И там со мной должен кто-то из взрослых быть! Крюков цепко схватил его за плечо; тон его изменился. — Слушай, Макс, хватит придуриваться! Ты же взрослый мужик, деньги зарабатываешь, матери помогаешь! Я же вижу, ты нормальный. Или я ошибаюсь? Маленький еще, за себя не отвечаешь? Сделал что-то, нагадил, а теперь в кусты: «Не бейте, дяденька!» — Думайте что хотите. Только она это не из-за меня. — Почему ты так думаешь? И тут Максим не выдержал — затаенные, долго сдерживаемые чувства выплеснулись из него. — Да потому что плевать ей на меня было, ясно?! — Он почти кричал. — И на то, что я работаю, и что учиться стараюсь! И на стишки, и на то, что я за нее подохнуть был готов! Она меня взрослым не считала! — И ты ей написал об этом? Все выложил, что думаешь? А она попросила больше не писать? — Да, выложил! После того как… увидел все! — Что увидел? — Что она… Что шлюха она, вот что! — Что ты увидел? — настаивал капитан. — Где? Ну, говори! Но парень уже снова уходил в себя, прятался в скорлупу. — Где видел, там уж нет, — огрызнулся. — Макс! — прикрикнул капитан. — Говорю, стер все. И то, что я ей писал, тоже стер. У нее в телефоне смотрите. — А ее телефона мы еще не нашли, — сообщил Крюков. И тут же наклонился к собеседнику и доверительно сказал: — Только это секрет, понял? Однако Юров на доверие не поддался. — Я ваши тайны хранить не стану, — сказал. — Я и свои-то сохранить не смог… Крюков внимательно посмотрел на него. — Тебе бы поговорить с кем по душам, — сообщил. — Лучше бы, конечно, с батей… Юров отвернулся. Крюков понимал, что о его отце говорить не стоит. И потому заговорил о своем. — Знаешь, у меня отец когда умирал, — начал он рассказывать, — он все, извини, пописать никак не мог — опухоль мешала. И вот он меня, пацана шестнадцатилетнего, просил, пока мать не слышит: «Игорёха, попереливай из ковшичка воду! Может, с этим звуком смогу…» А мне стыдно, противно было… Прикинь: я делал вид, что не услышал. Сразу уходил. Сбегал, по сути. А ведь это папа мой был… Да я бы сейчас на руках его носил, не отходил бы — только бы поговорить, только бы еще поговорить… И сейчас все время думаю: вот будь он жив, вот бы мы встретились — что бы я у него первым делом спросил? И эта исповедь подействовала именно так, как и рассчитывал Крюков: Макс слушал, не пропуская ни слова, и едва капитан замолчал, спросил: — И что? Но Крюков не собирался и дальше говорить о себе — ему нужно было узнать побольше об этом парне. — Не знаю, — сказал. — А ты? Глядя в сторону, Максим сказал: — Наверное… долго ли еще? Сказано было непонятно, но Крюков понял. — Что долго? Долго будет так больно? Максим кивнул. — Долго, — ответил Крюков. — Но все равно пройдет. …В интерфейсе игры «Спарта» машина «Скорой помощи» с включенными мигалками подлетела к госпиталю. Двери машины открылись, и Шорина в костюме спасателя внесла на руках безжизненное тело Русановой. В это время за спиной игрока раздался голос Барковского: — Ир, ну хватит! Сколько можно? Выходи. Ирина обернулась от компьютера. Барковский, с зубной щеткой в руках, стоял в дверях комнаты. Ирина глубоко вздохнула и послушно вышла из игры. Заглянула на свою страницу «ВКонтакте». На вкладке «Мои гости» мигал значок уведомления. Она включила его и увидела фотографию незнакомой женщины. Это была Тоша. Ира пожала плечами и уже собиралась выйти, как заметила рядом с Тошей альбом с фотографиями. Кликнула на него и увидела фото Тоши рядом с Крюковым. Это ее напугало и удивило. Она позвала: