— Я Крюкова пятнадцать лет люблю, а все друг. Замуж вышла за нелюбимого, детей ему родила, и опять друг. Когда у него инсульт был, чуть не памперсы у него меняла. Сейчас звоню, таблетки заставляю пить. И все по-дружески. А любит он вас. Все эти гребаные годы. Так вы ему за эту любовь хоть что-то дайте! Липатова не могла принять этот упрек. Никак не могла! — Все, что я могла ему дать, я дала, — убежденно сказала она. — Я его защищала. А сейчас не могу, силенок не хватает. Враг слишком силен. — А вы его не защищайте, Анна Анатольевна, — сказала Тоша. — Вы лучше помогите ему. Вот этого Липатова не ожидала. — Чем? Чем я могу ему помочь? — Ну, если враг сильный, встаньте рядом. Один в поле не воин, а вдвоем легче — ведь так? Тогда и я с вами. А уговаривать его отступить… Ну уж нет, увольте. Так я ему хотя бы друг. А сделаю, что вы просите — и того не будет. Липатова внимательно взглянула на нее, сказала: — Знала, что ты так скажешь. Хорошо. Я буду ему помогать. И в связи с этим у меня одна просьба. — Она достала из бардачка распечатку. — Здесь номер дела и все данные. Погибшая Алина Русанова, из класса вашей самоубийцы. По какой-то причине в дело не попала информация о том, что у нее был секс перед самой смертью. Первоначальный акт заменили. Его надо найти, Тоша. Тоша взглянула на распечатку, кивнула: — Найду. Наш бардак тем и хорош, что в нем все теряется, но ничего не пропадает. Только у меня встречная просьба. Не называйте меня Тошей, пожалуйста. Это — его. Липатова кивнула и протянула эксперту руку. И Тоша ее пожала. Войдя в класс, Людмила Михайловна Царева заняла место за учительским столом. Оглядела класс. Здесь были все, кроме Барковского. — К сожалению, я поздно узнала, что вы за люди, — говоря это, она заметно волновалась. — Только после смерти Анастасии Николаевны… Мне очень трудно относиться к вам по-прежнему. Здесь есть часть и моей вины, формально… Она сделала небольшую паузу, и Худяков немедленно этим воспользовался. — Странно звучит, Людмила Михайловна, — заявил он. — Во-первых, не по-английски, а во-вторых, вы о чем? — Помолчи, Худяков. Я знаю, что вы чуть не убили человека. Я понимаю, вы хотели его наказать по справедливости, считали его виновным в гибели вашей подруги, но это вас не оправдывает! Одиннадцатиклассники переглянулись. Довженко заключил: — Баграмов! Настучал все-таки, старый козел! И тут выдержка изменила Людмиле Михайловне. — Молчать! Вы! Чуть не убили! Человека!!! — Не убили же, — заметила Суворова. — Да никто и не собирался, это же типа игра была, — добавила Мелкова. А Худяков подвел итог: — Мы решили его наказать и наказали. Это справедливо. А если мы вам так неприятны, не расстраивайтесь. Терпеть нас вам осталось пару месяцев. Вот сдадим экзамены, и забудете нас, как страшный сон. Директор его не слушала. Ей важно было выговориться. — Это ужасно! — сказала она. — И то, что я до сих пор молчала. И что, скорее всего, буду молчать и дальше… ради имиджа школы. И что вы готовы убивать. Я видела это на перемене. Я вижу это и сейчас. — Да бросьте вы, Людмила Михайловна! — стала успокаивать ее Суворова. — Это у вас просто накопилось. Баграмов ваш приврал немного. Никто никого не убивает. Мальчики подрались — так это их колбасит, пубертатный период. Класс учится, к экзаменам готовится. Двоек нет. Вам показалось. С последней парты донесся смех. Это смеялся Юров. — Показалось! — выговорил он между приступами смеха. — Показалось! Внезапно Худяков поглядел в окно и вскочил. — Спарта, алале! — издал он боевой клич. И по этому призыву весь класс, кроме Юрова, Марата и Наташи Белодедовой, сорвался со своих мест и кинулся к двери. — Куда?! В чем дело?! — вскричала Царева. Сама подбежала к окну, выглянула и воскликнула: — О господи!.. В кабинете информатики Игнат Лапиков закончил сортировать видеофайлы, перетащил часть из них на рабочий стол, деловито спросил: — Вот четвертое апреля. Какое время вас интересует? Крюков полистал блокнот, сообщил: — Последний урок. Окончание занятий. Лапиков открыл нужный файл: — Вот четвертое апреля, шестой урок по расписанию. На экране возникло изображение рекреации. Она была пуста. Но вот в кадре появился Барковский в спортивной форме. Прихрамывая, он подошел к кабинету английского, заглянул, затем вошел и закрыл за собой дверь. — Может, перемотать, пока кто-нибудь не появится? — спросил Лапиков. — Подождите… — остановил его Крюков. И тут в кадр вошла девочка, тоже в спортивной форме. Это была Алина Русанова. Она подошла к двери, прислушалась, потом присела на корточки и стала глядеть в замочную скважину. Спустя какое-то время вскочила, изо всех сил ударила в дверь ногой — раз, еще раз — и убежала. Из класса выскочила Истомина в порванной блузке. Быстро прошла по коридору, исчезла из кадра. В двери появился Барковский — голый до пояса. Выглянул и быстро закрыл дверь. Лапиков остановил запись. На его скулах ходили желваки. — Вы этого еще не видели, как я понимаю, — заметил Крюков. — Я же не следил за ней, — отвечал учитель информатики. — Я просто иногда… смотрел. И этого я не видел. — Распечатайте мне этот кадр. На память, — попросил капитан. Когда из принтера выползла фотография, он убрал ее в папку и предложил: — Теперь поищем видео дня смерти Истоминой. — Вы думаете, она с ним… — Лапиков не договорил. — У меня мало времени, — оборвал его Крюков. — Давайте поищем видео. Тут он выглянул в окно, воскликнул: — Вот черт! И выскочил из кабинета. За воротами школы трое мужчин избивали лежащего на асфальте Барковского. Один из нападавших, вооруженный резиновой дубинкой, наносил особо чувствительные удары и при этом приговаривал: — Деньги отдашь сегодня! Сегодня! Понял?! Неожиданно на него кто-то налетел и сбил с ног. Это была Шорина, вне себя от злости. Тут подоспели и остальные. Они набросились на «бригаду» с дикой яростью. Те трое пытались отбиваться, но у них это плохо получалось. Перевес был явно на стороне «спартанцев», и «бригада» убежала. Тут подоспел Крюков, а за ним — вахтер Филиппыч. Капитан сел на корточки рядом с Барковским. — Цел? — спросил он у пострадавшего. А вахтеру приказал: — «Скорую» вызывайте! — Не надо «Скорую», — попросил Барковский. — Я вроде цел. Они денег хотели. Я нагрубил. Они накинулись. Нормально… Крюков осмотрел Барковского, потом взглянул на остальных «спартанцев», спросил: — И что это было? Ему ответила Шорина: — Это вы из полиции, а не мы. Тут на школьника напали, прямо у вас под носом, вот что это было! В ее словах была явная угроза, однако Крюков ее вроде бы не заметил. Ответил так: — Нет, это я как раз понял. А вот что вы с нападавшими сделали — я про это хотел спросить. Вы что — подпольная секта школьников-ниндзя? В его словах не было угрозы; наоборот, в них чувствовалось уважение. И Худяков это сразу оценил: