— Ага, мы — боевые спартанские панды! Особенно Анька Мелкова. Смертельные порезы французским маникюром — секретное оружие школьного подполья! Все с облегчением рассмеялись. Барковский поднялся на ноги. — Так, дуйте в школу, — скомандовал Крюков «спартанцам». — Скажите: участковый был на месте, все решил. — После чего повернулся к Барковскому: — Ну что, назрел серьезный разговор? Тот не удивился, кивнул: — Точно. Только давайте у меня дома. Приглашаю. Тем временем Липатова и Тоша сидели в холле психиатрической больницы рядом с Лейлой. Липатова убеждала больную: — Я знаю, вы меня отлично понимаете. Ваш водитель ничего не видел, следил за уборкой полосы. Но вы все видели. Вы ни в чем не виноваты, и вам ничего не угрожает, просто могут еще пострадать другие люди, понимаете? Вы ведь видели эту девочку? Лейла испуганно посмотрела на советника юстиции. После долгого молчания произнесла: — Я им сразу сказала, что видела их. Сразу сказала… — Их?! — удивленно воскликнула Липатова. — Вы сказали «их»?! Крюков сидел на кухне в квартире Барковского. Хозяин сидел, приложив к скуле пакет с замороженными овощами, и рассказывал все с самого начала — со своего знакомства с Алиной Русановой. Он передал разговор, который был у него с дочкой директора вскоре после его прихода в школу. Разговор был доверительный, Алина много говорила о своих родителях, а потом неожиданно предложила: «Хочешь быть моим парнем?» Барковский пробовал отшутиться: «Боюсь, я с твоим парнем сравнения не выдержу… Ты дочка директора, такая главная девочка в школе — зачем тебе какой-то ботан?» Однако Алина никаких отговорок не приняла. Спросила напрямик: «Так ты не хочешь?» И когда Барковский отказался, произнесла: «Не хочешь быть моим парнем — станешь моим врагом. Двоечником будешь. Будешь с замухрышками дружить, вроде Шориной. Мальчики будут тебя бить. Берегись. Я все-таки дочка директора. Я всегда получаю, что хочу». — Короче, с этого момента Алинка на меня разозлилась, — закончил парень свой рассказ. — Очень сильно. Ну и ревновала, конечно. Всякие пакости мелкие устраивала. Да и не очень мелкие… — Вроде избиения Истоминой? — невинным тоном уточнил Крюков. Этого Барковский не ожидал; он растерялся. — Какого избиения? Крюков достал лист с распечатанной утром фотографией, показал: — Помнишь этот день? Барковский разглядел фотографию, спросил: — Это я? — Ты. Кстати, голый по пояс. — Ну, мы иногда в классе переодеваемся, когда там урока нет, — начал объяснять Барковский. Однако Крюков покачал головой. Он не принял этого объяснения. — Четвертого апреля ты пришел в кабинет, когда там была Истомина. После этого к кабинету подошла Алина Русанова и стала подглядывать. Еще через какое-то время она встала, шарахнула по двери и убежала. А еще через какое-то время она подкараулила Истомину в подъезде и спустила ее с лестницы, чудом не покалечив. Внимание, вопрос. Что она увидела, подглядывая в замочную скважину? Барковский бросил быстрый взгляд на участкового, отвел его в сторону. Надо было что-то говорить. — Ну… я все равно хотел вам рассказать… — заговорил он. — Просто… хотя бы после похорон… Проблема была в том, что Анастасия Николаевна… Короче, она к нам приставала. — К вам? — Ко мне. К другим пацанам. Можете их спросить. Постоянно! Трогала, подсматривала. Сама просила, чтобы мы при ней переодевались. И в раздевалке — помните, я говорил? Это она была, как выяснилось. Однако Крюков упорно гнул свою линию: — Что видела Алина? — Я переодевался. Анастасия Николаевна подошла, стала меня трогать. Я ее оттолкнул, а она… полезла целоваться. Я попросил, чтобы она отстала. А она опять… Схватила меня, прижала… Тут за дверью что-то грохнуло. Она поняла, что спалилась! Стала рвать на себе блузку, царапать себя… Сказала, если будет скандал, она все на меня свалит, как будто я ее хотел изнасиловать, понимаете? В его глазах стояли слезы. А Крюков крутил из газеты журавлика — занимался этим с того момента, как появился на кухне. И вдруг спросил: — Ты девственник? Опять Барковский растерялся, не знал, что ответить. Спросил: — В каком смысле? — У тебя в ванной две зубные щетки, на расческе — женские волосы, в шкафчике прокладки. А в корзине для грязного белья… Барковский кивнул: — А в среднем ящике комода пара лифчиков и трусы женские. Я не девственник и живу не один. — А с кем? — Это не ваше дело. — Не мое. Но Истомина была красивой девушкой. Фигура, волосы, грудь… Неужели она тебе ни капельки не нравилась? Ты же школьник, у тебя на все стоять должно. А ты — оттолкнул, попросил прекратить… Барковский вскочил. Лицо побелело. — Да, красивая… — через силу произнес он. — Сдержаться было трудно… Но ведь она же — моя учительница! Учительница! Это же стыдно… Так нельзя! Нельзя! Его начало рвать. Он попытался добраться до ванной, но зашатался и, держась за стену, сполз на пол. Крюков подскочил к нему, усадил на стул. — Блин, ну прости! Прости! Ты ж еще пацан совсем! И правда, с вами так нельзя… Он достал телефон, набрал номер. — Алло, Тош! Помощь нужна срочно! Тут мальчик один по голове получил, у него, видно, сотрясение. Его тошнит, в обморок хлопнулся… Да откуда я ему тут неотложку возьму, я даже адреса толком не знаю! Ну, ты же доктор! Можешь подъехать? А с кем ты? С кем с кем?! Ну, дай… И Крюков услышал в телефоне голос Липатовой. — Крюков, тут такое дело… — говорила она. — Когда мусорка сбила Алину Русанову, она была не одна. Понимаешь? Возможно, это не несчастный случай. С ней была еще одна девочка. Ты слышишь? — Как не одна? Какая «еще одна девочка»? — спросил Крюков, сразу осознав важность этого сообщения. Разговор по телефону он вел, отвернувшись от «упавшего в обморок» Барковского. И не видел, каким тяжелым взглядом тот вперился ему в спину. Тут стукнула входная дверь, и голос Иры Шориной произнес: — Барк, ты дома? Ты живой? — Живой, все в порядке… — отозвался Барковский. — Слушай, Миш, мне деньги нужны, — продолжала говорить Ирина из прихожей. — Можешь дать? У моих ветрянка, им лекарств навыписывали, а все, что ты мне дал, я на планшет для Севки… Тут она вошла наконец в кухню — и застыла: увидела Крюкова, который, продолжая слушать Липатову, смотрел на нее в упор… Глава 13 — Значит, с Алиной в то утро была еще одна девочка? — спросил Крюков в телефон. При этом он не отрывал взгляда от Шориной. — Кажется, я знаю, кто эта девочка… Приезжайте сюда, Ань. Отбой. Он спрятал телефон в карман, сказал Шориной: — Пройди и сядь. Шорина вопросительно взглянула на Барковского. Тот едва заметно покачал головой. Она поняла. — Мне домой надо, — заявила. — Младшие заболели. — Очень трогательно, — ответил Крюков. И неожиданно резко скомандовал: — Сядь, сказал! Внезапно Шорина сорвалась с места и выскочила в коридор, захлопнув дверь перед носом у капитана. То же самое она повторила и с входной дверью, только при этом еще и замок щелкнул, и Крюкову потребовались дополнительные секунды, чтобы его открыть. — Стой, идиотка! — крикнул капитан. — Мне бегать нельзя!