Теперь на защиту любимого встала Шорина: — Он подросток! У вас нет права… — Я тоже думал, что он подросток, — усмехнулся Крюков. Взглянул на Барковского: — Сказать ей? Или ты сам? Однако лидер класса пока не был готов признаться во всем самостоятельно; требовалось подтолкнуть. И Крюков сказал: — Его сегодня утром машина подвозила, крошечная такая — не видела? И знаешь, кто ее владелец? Барковская Алена Николаевна, 23 года, уроженка города Новосибирска. Сынишка у нее есть, Барковский Степан Михайлович, ему три года… — Я не понимаю, — призналась Шорина. — Миш, это сестра твоя, что ли? — Не сестра — жена, — поправил Крюков. — Бывшая. А бывший муж ее — вот он. Барковский Михаил Александрович. — Я не понимаю, правда! — воскликнула Шорина. И тогда Михаил Александрович наконец разлепил губы и сообщил: — Ирка, мне 24 года. Я в разводе. И у меня есть сын. Шорина смотрела на него не дыша. Наконец сказала: — Я… я в курсе. Ну и что? Теперь пришла очередь Крюкова удивляться: — Ты что, знала? — Врет она, ничего она не знала! — воскликнул Барковский. — Ну дай ты ей воды, капитан, у нее истерика сейчас начнется! — Ничего у меня не начнется, — заявила Шорина. — Я просто… Да, это я там была с Алиной, правильно все. — Девочка, это ты сейчас пытаешься отвлекающий маневр произвести или правду рассказать? — почти ласково спросил капитан. — Правду… — выдохнула Ирина. И она рассказала… …В то утро Алина вышла из подъезда Барковского очень рано. Поежилась от утреннего холода и уже собиралась идти, но тут в кустах послышался шорох, и она вздрогнула. Однако, увидев, что это всего лишь жалкая Ирка Шорина, успокоилась. — Напугала до смерти! — призналась она. — Ты что, следишь за мной, что ли? — Нужна ты мне… — отозвалась Ирина. — За Барком, значит? — Да отстань ты… — Я и не пристаю. Расслабон такой просто… Когда у тебя мужик будет, поймешь. Она с удовольствием потянулась, наблюдая, как Шорина кипит от бессильного бешенства. — Мишка, гад такой, уснул, — сообщила. — Будить жалко. Такой трогательный лежит… А мне домой надо… — Не боишься одна по ночам шариться? — спросила Ирина. — Не-а. Но ты, если хочешь, проводи. Чего ты тут одна сидеть будешь? Не пойдешь же ты к нему сейчас, есть же у тебя гордость хоть какая-то? Шорина кивнула: — Гордость есть. Пошли. И они пошли к дому Русановых. Впереди темнел виадук. По дороге Ирина неожиданно для себя рассказала Алине о том, что этой ночью ушла из дома. Та взглянула на замухрышку с удивлением: — Ну, ты крутая! Вот так вот, в чем была, и подорвалась? — Ну да… Учебники потом заберу. А может, и не заберу. Посмотрим. — Слушай, Шорина, мне прям неловко… — заявила Алина. — В смысле? — Ну, ты так круто решила изменить жизнь… Ушла из дому… Думала, придешь к Барковскому: «Миша, мол, я вся твоя!» А тут я, сучка такая, опередила. Но я ж не знала… Она словно оправдывалась, словно ставила себя на одну доску с ней. И Ира поддалась на этот доверительный тон и предложила: — А ты отстань от него, и все. — То есть? — Ну, было и было… Тебе ж это ничего особо не меняет… Тебе все равно. А я… я больше ни к кому… больше никого… — Ну ладно, — согласилась Алина. — В смысле? — Хорошо, уступаю, — торжественно произнесла дочка директора. Ирина смотрела на нее во все глаза. Неужели она говорит серьезно? Неужели… И тут Алина ей выдала. — Если ты так уверена, что он тебя, дуру, только и ждет, — заговорила она. — На фига ему нормальная девчонка Алинка Русанова, которую даже портить не надо? Он, конечно, предпочтет целочку — тупенькую, серенькую, которую учить и учить, пока от нее хоть какой-то толк будет! Да, Шорина? Ты ведь целочка? Знаешь что, не теряй-ка ты времени! Иди-ка ты к нему прям щас, он тебя скорее на хер пошлет, идиотка ты несчастная! Так, чтоб я в школу пришла, и он мне на шею от ужаса быстрее бросился! Иди-иди! Иди! Теперь стало ясно: она глумилась над ней, издевалась по полной. На дороге показался мусоровоз, и Алина вскочила на бордюр, чтобы пропустить неуклюжую машину. — Добрая фея Алина дарит дурочке Золушке шанс окрутить принца! — воскликнула она, исполняя какое-то танцевальное па. — Ну, иди, чего ты стоишь-то, я же тебе уступаю, уступаю… Внезапно она потеряла равновесие, оступилась… Мусоровоз ударил ее своим тяжелым бампером и отбросил к стойкам виадука. Водитель мусоровоза не заметил того, что случилось, машина уехала. Шорина беспомощно оглянулась — нигде никого. Медленно пошла туда, где лежала Алина, похожая на сломанную куклу. Ее глаза были открыты, она была в сознании, но сказать ничего не могла. Лишь по чуть заметному движению губ Шорина разобрала одно слово: «Помоги…» Она отшатнулась и побежала — дальше, как можно дальше от страшного места… Худяков, сидя на месте Лапикова, просматривал папку с фотографиями. Нашел несколько неудаленных. На одной была изображена Истомина — обнаженная, спящая на каком-то диване. — А это у вас откуда? — воскликнул Худя. — Вам что, больше подрочить не на кого? Она же страшная! Этого Лапиков уже не мог вынести. Он неумело, но сильно ударил Довженко по лицу, вырвался и кинулся на Худякова. Но Довженко перехватил щуплого учителя, свалил его на пол и начал пинать. К нему с азартом присоединился Худяков. Суворова попыталась их остановить: — Вы чё, сдурели? — Козлы, по башке не бейте! — поддержала Мелкова. А Олеся Палий крикнула: — Гошка, прекрати! Перестань, ты же его убьешь! В этот момент кто-то отбросил ее от двери, ворвался в класс и выстрелил в воздух. Оглушенные Довженко и Худяков отскочили от Лапикова; все оглянулись на вошедшего. Это был Баграмов, и он был совершенно пьян. — Испугались, твари?! — кричал учитель физкультуры. — Думали, Владимир Ованесович вас боится? А Владимир Ованесович вас к стенке! Предатель Довженко! Будете расстреляны без суда и следствия! Где ваш главарь?! Где Барковский?! Считаю до трех, потом стреляю! И он угрожающе поднял большой пистолет. Но тут в кабинет ворвались несколько полицейских, за ними Царева. — Всем на пол! Лежать! — кричали они. — Он их расстрелять хотел! Вот он! — воскликнула Палий, указывая на Баграмова. — Вы чё, ребят? Он же стартовый… — объяснил учитель физкультуры, сдавая полицейским пистолет. Все, включая Лапикова, вышли из класса. А в системном блоке так и осталась торчать флешка, на которой были записаны нужные Крюкову файлы… Спустя несколько минут полицейские усадили закованного в наручники Баграмова в машину. Рядом стояла Царева, а еще — учительница биологии Марина Ивановна. — Что-то Игната Антоновича не видно… — сладким голосом произнесла она. — Кажется, он тоже в этом безобразии участвовал? — Кажется, он пострадал, — объяснила Царева. — У полиции к нему не было вопросов. А что? — А то, что по-хорошему и Лапикова надо было арестовать, — заявила учительница биологии. — За ним бы еще и не такое вскрылось! — О чем вы? Что вскрылось? — Увидите! — пообещала Марина Ивановна и направилась к школе.