Подскочила к Суворовой и отвесила ей такую оплеуху, что та отлетела к стене. Она готова была бить еще и еще, но Крюков потащил ее к выходу. …Крюков и Инга вошли на террасу загородного ресторана. Оглядевшись, направились к столику, за которым сидел Сотников. Он угрюмо взглянул на подошедшую Ингу. — Довольно дешевые эффекты, — заявил. — И кто ты такая? — Я Инга, подруга Насти Истоминой, — заявила та, садясь. — А ты кто такой? Когда прозвучало имя Насти, Сотников опомнился. — Простите, я просто очень устал, — объяснил он. — Меня зовут Алексей Петрович. А разве капитан вам не сказал, кто я такой? Инга покачала головой. А Крюков объяснил: — Я и сам пока не очень понимаю, кто вы такой в этом деле. Может, свидетель. Может, исполнитель. Может, заказчик. Давайте вас для начала послушаем? Сотников посмотрел на Крюкова. Он знал свои права. — Я потерял большие деньги, — сказал он. — Лишился друга… и женщины, которая мне… неожиданно оказалась дорога. Но я еще в довольно здравом уме и трезвой памяти. Я не буду ничего рассказывать. — Никаких записей, — заверил Крюков. — Никаких протоколов. Никаких обвинений. Этот разговор останется между нами. Нам просто очень нужна правда. — Зачем? — спросил Сотников. Крюков достал из кармана дневник Истоминой. Полистал и начал читать: «Я видела его на похоронах. Выпросила у Миши его телефон, настояла, и мы все же увиделись…» Да, они увиделись. Алексей Петрович запомнил этот день… …Они шли по аллее парка. Сотников мягко поддерживал Настю за локоть. Он чувствовал, что нравится ей. — Может быть, вам стоит тоже поиграть в эту игру? — говорил Алексей Петрович. — Ведь вы и сами хотите стать такой, как они — свободной, смелой… — Я не хочу стать такой, какими стали они, — отвечала Истомина. — Я боюсь таких людей. — Боитесь? Но вы же не собираетесь жаловаться на собственный класс? — Нет, не волнуйтесь. — Да я не за это волнуюсь… Я волнуюсь… не поверите, но я волнуюсь за вас. Мне кажется, вы боитесь не их, а себя. Вы знаете, что человека волнуют в других только те недостатки, которые он видит в себе? Других он не замечает. Вам следует присоединиться к своим ученикам, а не враждовать с ними… Замерзли? Он снял в себя плащ, накинул на плечи Истоминой. Слегка обнял ее — заботливо, нежно… Крюков продолжал читать дневник погибшей учительницы: «Я шла и думала: он, наверное, хочет, чтобы я помалкивала и не создавала проблем. А мог бы просто сказать: слушай, ты мне нравишься — и я была бы вся его. Потому что он мне очень понравился, сразу. Он так много и умно говорил, а я его совсем не слушала. И только думала, не сказать ли ему, что у него красивые руки, прекрасные, умные глаза? И ведь он видит, как нравится мне, и понимает, что я ему тоже нравлюсь, но… Мы больше не увидимся. Я точно это знаю». Крюков закрыл дневник. — И вы больше не виделись? Сотников молча покачал головой. Он не мог выговорить ни слова. — Она вам понравилась? — Очень, — выдавил Сотников. Он поднял глаза на капитана. Теперь он был готов рассказать — все, с самого начала… Глава 16 Алексей Сотников познакомился с отцом Миши Барковского еще в молодости. Это случилось в Новосибирске, в Академгородке. Отец Миши был крупным ученым, и он помог юному Алексею Сотникову сделать научную карьеру. Сотников знал всю семью Барковских, часто видел и Мишу. — Отец у Михаила нормальный, крепкий мужик, — рассказывал Сотников. — В людях он прежде всего ценил стойкость, силу духа. У него даже поговорка была такая: «Слабость — это преступление». Имелось в виду, что человек должен сам отвечать за себя, за свои поступки. Однако Миша понял эти слова иначе. Он увлекся идеями евгеники, «улучшения человеческой породы». Нашел где-то работы Ницше, Мальтуса. И стал проповедовать эти взгляды в школе, где учился: говорил об уничтожении «неполноценных», «человеческого мусора», выставлял в качестве образца древнюю Спарту. Однако учителя и одноклассники не оценили его проповедь и исключили его из школьного совета. Школу он окончил плохо, из вуза ушел… Лет семь я его вообще не видел. И вдруг в прошлом году он появился в моем офисе и попросил взять его на работу. Я взял… Но вскоре пожалел об этом… …В тот день Сотников вызвал своего сотрудника Михаила Барковского к себе в кабинет для серьезного разговора. Когда Михаил сел перед ним, Алексей Петрович внимательно посмотрел на него. Длинные волосы, жидкая бородка, чтобы выглядеть старше. Дешевая, давно не стиранная одежда. Сотников покачал головой, сказал: — Я многим обязан твоему отцу, и только поэтому пристроил тебя в этот проект. А ты вместо того, чтобы делать, что от тебя требуется, поссорился с клиентами… — Их игра — полное дерьмо. Я просто им об этом сказал, — высокомерно заявил Михаил. — Отлично! Тебе 24 года, ты разведен, бегаешь от алиментов. Университет ты бросил, выглядишь как бомж, но при этом не хочешь заниматься дерьмом. Чего ты вообще хочешь? Барковский не колебался ни секунды. — Власти и денег! — заявил он. — Серьезно? — Абсолютно. — Этого я тебе не предложу. — А я не за этим и пришел. — А зачем? — Я знаю, что сделать с этой игрой, чтобы она продавалась, — заявил Миша. И достал из кармана флешку. Сотников вставил ее в ноутбук, быстро просмотрел. Спросил: — Готов выступить со своими тезисами? — Легко. Сотников кивнул на дверь в углу кабинета: — Там есть душ и бритва. Приведи себя в порядок. Спустя час за столом для переговоров кроме Сотникова сидели еще три человека: инвестор, продюсер и разработчик игры «Школа жизни». У торца стола стоял Барковский. Теперь его было не узнать. Гладко выбритый, одетый в хороший костюм Сотникова, он был похож на мальчика-отличника из старшего класса или на студента. Он говорил: — Кому интересно играть в вашу игру? Нельзя нарушить ни одного правила, не говоря уже о нормальном преступлении! — Юноша, мы выпускаем нашу игру, которая приучит граждан жить по закону! — заявил продюсер. — Это станет для них залогом долгой и безопасной жизни! — Но кто будет покупать эту чушь? — парировал Барковский. — Единственные люди, кому хочется поиграть во взрослую жизнь, — это подростки. Но не в такую же унылую тухлятину! Они это не купят! Иностранец-инвестор, который очень внимательно прислушивался к словам юного критика, заметил: — Насколько я помню, наша целевая аудитория — в том числе и подростки. — Это правда, — сказал Сотников. — Но опрос фокус-групп показал, что подростки воспринимают «Школу жизни» как нечто морализаторское, и поэтому она им не интересна. Он кивнул Барковскому, и тот вставил в компьютер флешку со своим вариантом игры. На экране замелькали сцены насилия, секса, убийств, гонок, боев без правил. Участниками были подростки. — Плюньте вы на взрослых, сделайте ставку только на подростков! — вещал юный разработчик. — Дайте им делать в игре все, что захочется. Дайте им трахаться, убивать, гонять на тачках — все, чего им не позволяют в реальной жизни. А главное, покажите им, что значит быть сильным и побеждать слабого. Сделайте игру, где за это никого не наказывают, и все подростки будут ваши! Да, и назовите ее по-другому! И на экране высветилось новое название: «Спарта». — Но это незаконно… — осторожно заметил инвестор. — И почти невозможно технически… — добавил разработчик фирмы. — Зато очень выгодно! — парировал Сотников. — Почему бы не попытаться максимально точно выяснить, чего хотят подростки, о чем они мечтают? А потом дать им это в виртуальной реальности. — Но сколько это займет времени? — спросил продюсер. — И как мы это сделаем? — У меня есть идея, как быстро и качественно собрать данные, — заявил Сотников. С этого все и началось… …Сотников и Барковский вышли из машины возле здания школы. Михаил был коротко подстрижен, одет в школьный костюм. Он был практически неотличим от старшеклассников. Спустя несколько минут они сидели в кабинете директора. Директор Русанов специально отвернулся от стола — якобы искал что-то в шкафу, чтобы не видеть, как Сотников складывает ему в ящик пачки купюр.