— Что будете заказывать? Оба посмотрели на официанта. — На закуску свежую спаржу, — сказала Tea, отдавая ему карточку. — И шатобриан с белыми грибами. — Прекрасный выбор. Можно порекомендовать вам отличное и подходящее красное вино, которое мы только что получили? — Порекомендовать можно, но я предпочитаю воду — лучезарно улыбнулась Tea. — Много воды. Юн взглянул на нее. Восхищаясь ее способностью скрывать свои чувства. Когда официант ушел, она устремила взгляд на Юна: — Если ты закончил допрос, то как насчет тебя самого? Юн криво усмехнулся, покачал головой. — У тебя никогда не было подружки. Даже в Эстгоре. — А знаешь почему? — Юн накрыл ее руку ладонью. Она мотнула головой. — Потому что тем летом я влюбился в одну девочку. — Юн посмотрел ей в глаза. — Ей было всего четырнадцать. С тех пор я ее и люблю. Он улыбнулся, Tea тоже улыбнулась и снова вышла из своего убежища, к нему. — Вкусный суп, — сказал министр социального обеспечения командиру Давиду Экхоффу. Но достаточно громко, чтобы услышали журналисты. — Наш собственный рецепт, — заметил командир. — Несколько лет назад мы выпустили поваренную книгу и подумали, что вы, господин министр, вероятно… — Он сделал знак Мартине, та подошла и положила книгу возле тарелки министра. — … найдете ей применение, если захотите дома приготовить вкусный и питательный обед. Немногие журналисты и фотографы, присутствующие в кафе «Маяк», зашушукались. В остальном народу было мало, несколько пожилых мужчин из приюта, заплаканная дама в пальто да наркоман с кровоточащей ссадиной на лбу, дрожавший как осиновый лист, потому что боялся подняться на второй этаж, в армейский медпункт. Малолюдность не вызывала удивления. Обычно «Маяк» в эту пору закрыт. Поскольку же утренний визит не вписался в распорядок дня министра, он не увидел, как многолюдно здесь бывает обычно. Все это командир ему объяснил. Добавив, насколько эффективно ведутся дела и сколько это стоит. Министр только кивал, не забывая исправно орудовать ложкой. Мартина взглянула на часы. Без четверти семь. Секретарь министра сказал, что в 19.00 они должны уйти. — Спасибо за вкусный ужин, — поблагодарил министр. — Мы успеем познакомиться с кем-нибудь из посетителей? Пресс-секретарь кивнула. Кокетство, подумала Мартина. Конечно же они успеют поздороваться с посетителями, ведь затем и пришли. Не затем, чтобы выделить деньги. Это можно сделать и по телефону. Но чтобы пригласить прессу и представить общественности министра, который общается с нуждающимися, ест суп, за руку здоровается с наркоманами и слушает их, с сочувствием и вниманием. Пресс-секретарь знаком показала фотографам, что можно снимать. Точнее, проследила, чтобы они сделали фото. Министр встал, застегнул пиджак и обвел взглядом помещение. Мартина догадывалась, что он прикидывает три возможности выбора. Двое пожилых мужчин выглядели как обычные обитатели приюта для престарелых и вряд ли годятся для газеты: министр здоровается с таким-то наркоманом или с такой-то проституткой. Наркоман со ссадиной, похоже, не в себе, да и вообще это уже перебор. А вот женщина… С виду обычная гражданка, из тех, с кем каждый может себя отождествить и кому хочется помочь, тем более узнав ее душераздирающую историю. — Вы цените возможность приходить сюда? — спросил министр, протягивая руку. Женщина подняла на него глаза. Министр назвал свое имя. — Пернилла… — в свою очередь начала женщина, но министр перебил: — Достаточно одного имени, Пернилла. Здесь присутствуют журналисты, знаете ли. Они нас сфотографируют, вы не против? — Холмен, — сказала женщина и деликатно высморкалась в платок. — Пернилла Холмен. — Она показала на стол, где у одной из фотографий горела свеча. — Я здесь из-за моего сына. Вы не могли бы оставить меня в покое? Мартина задержалась возле женщины, меж тем как министр со свитой поспешно ретировался. Она заметила, что он все же отошел к двум старикам. — Мне жаль, что с Пером так случилось, — тихо сказала Мартина. Женщина подняла к ней лицо, опухшее от слез. И от таблеток, подумала Мартина. — Ты знала Пера? — прошептала она. Мартина предпочитала правду. Даже неудобную. Не по причине воспитания, а потому, что обнаружила: по большому счету так легче жить. Но в дрожащем от слез голосе сквозила мольба. Мольба о том, чтобы кто-нибудь сказал, что ее сын был не только роботом-героинщиком, бременем, от которого общество наконец избавилось, а человеком, которого кто-то знал, с которым дружил и которого, может быть, даже любил. — Госпожа Холмен, — помедлив, сказала Мартина, — я его знала. Он был хороший парень. Пернилла Холмен дважды мигнула, не говоря ни слова. Попыталась улыбнуться, но получались только гримасы. Сумела прошептать «спасибо», и по щекам вновь покатились слезы. Мартина увидела, что командир машет ей, но села рядом с Перниллой Холмен. — Они… они забрали моего мужа, — выдавила та сквозь рыдания. — Что? — Полиция. Они говорят, это он сделал. Когда Мартина отошла от Перниллы Холмен, она думала о долговязом светловолосом полицейском. Он казался таким искренним, когда говорил, что ему есть дело до Пера. Ее охватил гнев. И замешательство. Поскольку она не совсем понимала, почему так злится на человека, которого совершенно не знает. Глянула на часы. Без пяти семь. Харри сварил рыбный суп. К пакетику «Фундуса» добавил молока и кусочки рыбной запеканки. Плюс багет. Все куплено в «Ниязи», магазинчике, который держали сосед снизу, Али, и его брат. На столе рядом с большущей тарелкой стоял полулитровый стакан воды. Харри поставил диск, прибавил громкость. Выбросил из головы все мысли, сосредоточился на музыке и супе. Звуки и вкус. Больше ничего. Он наполовину опустошил тарелку и слушал третью запись, когда зазвонил телефон. Пускай звонит. Однако на восьмом звонке встал, выключил музыку. Звонила Астрид. — Харри, что поделываешь? — Она говорила тихо, тем не менее голос отдавался эхом. Должно быть, она дома, закрылась в ванной. — Ем. И слушаю музыку. — Я собираюсь выйти из дома. Есть дело по соседству с тобой. Что-то планируешь на остаток вечера? — Да. — Что же именно? — Слушать музыку. — Хм. Судя по всему, компания тебе не требуется. — Верно. Пауза. Астрид вздохнула. — Дай знать, если вдруг передумаешь. — Астрид. — Да? — Дело не в тебе. Понимаешь? Дело во мне. — Не надо извиняться, Харри. В смысле, если ты воображаешь, будто для одного из нас это жизненно важно. Я просто подумала, что было бы здорово. — Может, в другой раз. — Когда? — В другой раз. — Совсем в другой? — Скажем, так. — Ладно. Но ты мне нравишься, Харри. Не забывай. Разговор кончился. Харри постоял, даже не прислушиваясь к внезапной тишине. Слишком был озадачен. Когда Астрид позвонила, ему привиделось лицо. Удивил его не сам этот факт, а то, что лицо не принадлежало ни Ракели, ни Астрид. Он плюхнулся в кресло, решив пока об этом не думать. Ведь, если это означало, что время сделало свое дело и Ракель уходит, значит, симптом и без того хороший. А стало быть, незачем усложнять процесс. Он снова включил стереоустановку и выбросил мысли из головы. Он заплатил по счету. Бросил в пепельницу зубочистку, посмотрел на часы. Без трех минут семь. Кобура терла под мышкой. Достал из внутреннего кармана фото, присмотрелся. Пора.