– Может быть, и так. Его гостиная выглядела невзрачно. Пара старых кресел и обитый черной кожей диван, стоящие перед телевизором, переключенным на канал развлекательных и спортивных передач. На журнальном столике лежал джойстик от игровой приставки, а рядом с ним – несколько грязных тарелок. Он выключил звук идущей по телевизору передачи, пошел на кухню и вернулся, неся бутылку виски и два бокала. Это было всего-то «Фэймос граус». Интересно, какой же виски он тогда считает плохим? Он врубил песню какой-то рок-группы, неумелое подражание «Металлике»: громкость такая же, а таланта ноль. Потом разлил виски по бокалам и махнул рукой: – Пододвинь кресло к столу. Не стесняйся. Я отпила небольшой глоток. – Мне лучше притормозить, иначе я напьюсь допьяна. – А по-твоему, напиться допьяна – это плохо? – Думаю, это зависит от того, что случится потом. – А чего бы ты хотела? – Скоро увидишь. – О господи! – воскликнул он. В голосе его звучали одновременно изумление и досада. – Разговаривать с тобой – все равно что взламывать секретный код. Я пропустила его слова мимо ушей. Огляделась по сторонам и почувствовала, как все встает на свои места. Было уже за полночь. Уже почти пора. Я кивком показала на бледно-лиловые занавески на окне: – Вот уж не представляла тебя в амплуа декоратора. На стене над диваном висела фотография. На ней был изображен сидящий сейчас передо мной мужчина. Одной рукой он обнимал женщину, оба держали в руках бокалы и улыбались. На ней было черное платье, на нем – темно-бордовая рубашка и алый галстук. Вокруг них толпились люди. То ли праздничная вечеринка в офисе, то ли прием по случаю чьей-то свадьбы. В общем, какое-то светское сборище. Женщину на фотографии нельзя было назвать хорошенькой. Она была полновата, с невзрачными, заурядными чертами лица, но выглядела счастливой, и на лице ее сияла искренняя улыбка. Он вслед за мной посмотрел на занавески и явно смутился. – Их подобрал не я. – А кто? Твоя сожительница? Подруга? – Можешь назвать ее сожительницей, да. – А сейчас она здесь? – Нет. – Сегодня вернется? – Нет, но не все ли равно? – Он налил в свой бокал еще виски. – Какое это имеет значение? – Думаю, никакого. – Послушай, я стараюсь не вести себя как эгоист, но у меня была долгая и нелегкая неделя. Я так наговорился, что больше не могу. Ты хочешь еще выпить или предпочитаешь сразу пойти туда? – Он кивком показал на полуоткрытую дверь. Дверь спальни. – Я тебе уже говорила – ты скоро поймешь, чего я хочу. – К чему эти чертовы загадки? – воскликнул он. – Я снял тебя в баре. Мы с тобой не пара влюбленных подростков из старшей школы. Мы оба знаем, чего хотим. Так зачем же ходить вокруг да около? – А у тебя вспыльчивый характер. – У меня стояк. – Я все-таки выпью. – Конечно. – Он налил виски. Я взяла бокал. Отпила. Потом встала, сняла куртку и повесила ее на стул. И осталась стоять в топе, джинсах и ботинках. – Так лучше? – Ух ты, – сказал он. – Ты первоклассная штучка. Мне крупно повезло. – Теперь твоя очередь. – Вот это другой разговор. – Он залпом осушил свой бокал и встал. Это был крупный мужчина, ростом около шести футов и одного дюйма, весом за двести фунтов[4], с крепко сбитым телом. Он стянул с себя футболку, и стало видно, что его грудь покрыта густыми черными волосами. – Еще, – сказала я. – Как скажешь. Я никогда не отличался стеснительностью. Он расстегнул ремень, скинул с ног полуботинки, стянул джинсы и остался стоять в одних только «боксерах» и носках. Насчет стояка не шутка. Он опять опустился в кресло и развалился в нем. – Иди ко мне, детка. Пора снять с тебя эти ботинки. Я посмотрела на него и поставила бокал на столик. Достала из сумки мотоциклетные перчатки и надела на руку первую из них. Натянула ее так, чтобы металлические накладки на коже оказались точно над костяшками пальцев. Он уставился на меня: – Ты что, кожаная фетишистка? Я не ответила. Только надела вторую перчатку. – Послушай, – сказал он, – не знаю, что именно тебя заводит, но садомазо не по мне. Я не из тех, кто любит, чтобы его шлепали по заду, секли или заставляли наклоняться. Я опустила глаза и снова посмотрела на него: – А знаешь что? – Что? – Думаю, я сегодня не в настроении. Его глаза сузились от злости: – Это что, шутка? – Да нет. – Перестань гнать хрень. – А почему бы и нет? – Ты явилась ко мне, выпила мое бухло, заставила меня, черт возьми, раздеться. Думаешь, я пригласил тебя к себе потому, что мне хотелось поговорить? – Где твоя подружка? – спросила я. – О чем ты? – Ах да, конечно. Сожительница, – сказала я тоном, полным презрения, показывая кивком на фотографию на стене. – Мы с ней расстались. – Я все равно не стану с тобой трахаться. – Ты это серьезно? – Вполне. – Ну ладно, – сказал он. – Тогда выметайся отсюда на хрен, чокнутая сучка. Ну же, катись. – А что, если я не уйду? Выражение его лица изменилось. Стало угрожающим. Оно словно говорило: беги отсюда без оглядки, не то пожалеешь. Но я не сдвинулась с места. Он сжал руки в кулаки и так стиснул челюсти, что под кожей заходили желваки.