Все это время Тимур, дрожа от холода, приговаривал: — Быстрее, быстрее, мы еще до рассвета должны быть в станице. Дальше они двигались почти бегом. Темп бега задавал Тимур, он бежал, не жалея сил, совмещая в этом процессе желание согреться и уложиться во времени. Они успели до рассвета, на их счастье, никто не встретился из станичников (или на счастье самих станичников). Добравшись до ограды, Тимур раздвинул доски забора, и боевики с пленным попали во двор. С тех пор как дом стал чеченской «точкой», хозяева избавились от собаки. Поэтому во дворе по-прежнему было тихо. Тамерлан, хорошо помня расположение, быстро провел свою группу к входу в подвал. Здесь было тепло и сухо. Теперь боевики могли перевести дух. Гафуров разделся догола, достав из рюкзака флягу в брезентовом чехле, отвинтил пробку, налил в горсть немного прозрачной жидкости и стал энергично растирать посиневшие ступни ног. Не везло ему в поездках на родину, все время приходилось мочить в ледяной воде ноги. Растерев ступни, принялся за колени и икры, когда борьба с холодом была закончена, он налил немного спирта в пробку фляги и одним глотком выпил ее. Гвардейцы сняли с себя амуницию и только после этого сорвали с губ пленного скотч, потом Хохи отстегнул от своего ремня никелированную цепочку и застегнул ее на большом металлическом кольце, по-видимому, специально для таких целей вмурованном в стену. Теперь можно было позволить себе отдохнуть и поспать. Несколько дней они отсыпались, ели, что приносила хозяйка, немолодая, грузная женщина с усталым грустным лицом. Виктор читал какую-то рваную книжку без начала и конца, охранники азартно «рубились» в шашки на щелбаны. Тимур только молча лежал на узкой кушетке и несколько раз поднимался наверх переговорить с хозяином. На пятый день хозяин — невысокий, плотный мужчина с широким, в ямках от оспы лицом — впервые за эти дни спустился в подвал. В руках он держал большую матерчатую сумку. — Все привез? — спросил Тимур, не поднимаясь с кушетки. — Как заказывали. Когда хозяин «точки» вышел из подвала, Гафуров обратился к гвардейцам: — Ну-ка, примерьте, — сказал он, указывая на сумку. Хохи, оторвавшись от высокоинтеллектуального занятия, заключавшегося в раздаче шелбанов, поднялся со скамейки и подошел к сумке, но, едва он расстегнул «молнию», как тут же отпрянул, словно там была змея. — Ты что, совсем озверел, Тимур?! — гневно выкрикнул чеченец. В сумке лежало два комплекта милицейской формы... — Это наша страховка, — спокойно пояснил Тимур. — Если будем ехать в гражданском, то наш друг, — он указал на сидящего на цепи Виктора, — может попытаться что-то учинить, поднять шум или выкинуть какой-нибудь номер, чтобы привлечь внимание, а нам это ни к чему. Другое дело, если два милиционера сопровождают преступника к месту ведения следствия. Тут к вам никто не прицепится. Понял? — Понял. — Так что примеряйте, подгоняйте по себе, чтобы форма сидела на вас как влитая. Лежа на матрасе, Савченко неожиданно понял, насколько опасен Тимур. В отличие от костоломов-гвардейцев, которым природа дала головы для получения щелбанов, Гафуров своей пользовался довольно рационально, просчитывая буквально все ходы, которые мог в дальнейшем предпринять пленник. Ночью снова пришел хозяин, теперь он был одет, что называется, по-походному: короткая кожаная куртка на меху и видавшая виды матерчатая фуражка. — Все готово, машину прогреем, и можно ехать, — произнес он. — Отлично, по коням, — сказал Тимур, он уже облачился в одежду, в которой приехал из Москвы. Виктору тоже пришлось надеть гражданскую одежду: старые джинсы, свитер с размытым узором, серый китайский пуховик и вязаную спортивную шапочку. От армейского обмундирования остались только высокие ботинки на шнурках, впрочем, такие сейчас многие носили. На этот раз на нем уже не было кандалов, вместо этого запястье правой руки было стянуто наручником, прикрепленным к левой руке Хохи. Во дворе боевиков ждала допотопная, но все еще крепкая «двадцать первая» «Волга» стандартного серого цвета. Тимур сел рядом с водителем, Виктора затолкнули на заднее сиденье, боевики сели по бокам. Когда машина выехала со двора, Виктор успел заметить табличку на углу дома: «Мичурина, 18». С этого момента он полностью сосредоточился, стараясь не пропустить название населенного пункта. «Волга», немного попетляв по улочкам станицы, наконец выбралась на трассу и, прибавив газу, помчалась вперед, разрезая темень светом фар. Через минуту проплыл указатель «Станица Вольная» с красной полосой, обозначающей выезд из данного населенного пункта. Теперь Савченко смотрел только перед собой на ненавистную шею Тимура Гафурова и беспрестанно повторял про себя «Станица Вольная, Мичурина... 18», собираясь в будущем отблагодарить своих новых «знакомых». Приехав уже на Ставропольский железнодорожный вокзал, лежа на полке в купейном вагоне, Виктор неожиданно спросил у Гафура: — Слушай, Тимур, а что это за мужик меня фотографировал? Сидящий на нижней полке Тамерлан поднял глаза и вопросительно посмотрел на пленника, потом улыбнулся и произнес: — Это журналист Анатолий Сафин, в будущем мечтает стать звездой международной величины. «За мой счет наверняка», — подумал Виктор, прекрасно понимая, что, раз ему все показывают и рассказывают, в живых его никто не собирается оставлять. Теперь, кроме адреса, он еще должен запомнить фамилию и имя журналиста... Часть 3. АНТИКИЛЛЕР Человек — одухотворенное оружие. Военный теоретик Сунь Цзы (Древний Китай) Гостиница «Славянская вольница» была небольшим пятиэтажным зданием, выстроенным возле трассы на юге Москвы в виде буквы П. Хотя сама гостиница была новая, но построена на фундаменте заложенного еще в семидесятых годах общежития фабрики резиновых изделий. Проект был утвержден, фундамент заложен, подведены коммуникации, но дальше дело почему-то не пошло. Технику вывезли, деревянный забор растащили. Больше двадцати лет заброшенная стройка стояла мертвым грузом, постепенно превращаясь в свалку. Все изменилось в одночасье, территорию снова обнесли, но уже не деревянным забором, а бетонными ограждениями. Была выставлена охрана из десятка мордоворотов, пригнана строительная техника, в основном импортного производства, появились строители, и закипела работа в три смены. Днем и ночью шли грузовики со строительными материалами. Бдительная охрана следила не только за тем, чтобы не разворовали эти самые материалы, но и за тем, чтобы строители работали, а не употребляли горячительные напитки. В результате через год была открыта гостиница «Славянская вольница», которая по сравнению с гигантами гостиничного бизнеса была недомерком (всего пять этажей), но у нее были свои преимущества. Расположенная за Кольцевой дорогой, гостиница считалась уже не в Москве, а в области, где не был распространен драконовский закон о милицейской регистрации, что весьма привлекало приезжих, решивших задержаться в столице по каким-либо делам. Поэтому знающие люди (ловеласы, сексуально озабоченные отцы семейств и любовники) ехали сюда отовсюду, чтобы снять на несколько часов комфортабельный номер. Несмотря на название «Славянская вольница», постоянно проживающих славян здесь не было. В основном жили представители кавказских народов, им даже было выделено все левое крыло здания. Хотя и ходили слухи, что горцы — народ своевольный и своенравный и там, где они живут, жди дебошей и разборок, в «Вольнице» постояльцы вели себя подобающим образом. Если они пили или развлекались с женщинами, то все это происходило за дверями их номеров и никоим образом не выходило за пределы оных. Злые языки поговаривали, что эта гостиница принадлежит объединенной кавказской мафии и построена на их деньги. К тому же многие постояльцы являлись кунаками этой самой мафии и не платили ни копейки за проживание. А чтобы не нести убытков, мафиози решили правое крыло сдавать любителям кратковременных любовных утех. На четвертом этаже в просторном одноместном номере у окна, выходящего на автостоянку, стояла молодая женщина. Тамара Борисова, миниатюрная, коротко стриженная блондинка с большими глазами пронзительного изумрудно-золотистого цвета. В свои тридцать пять лет она многого добилась: имела восемнадцать лет трудового стажа, столько же лет была замужем, и, как результат этого брака, была дочь семнадцати лет, с которой она была очень дружна. Достигнув пика женской зрелости, она получила от жизни все, что можно было: просторную трехкомнатную квартиру в центре, машину (пусть «Таврия», зато своя, личная), дочь училась в престижном вузе. Сама Тамара сделала карьеру — старший эксперт по маркетинговому анализу в крупнейшей туристической фирме Москвы. При этом умудрилась сохранить стройную фигуру и упругую, пусть не очень большую, грудь. Несмотря на ее небольшой рост, мужчины всегда заглядывались на нее. ...Василий Погожин был невзрачным мужичком маленького роста сорока девяти лет. За прожитые годы он приобрел пять судимостей за мелкие кражи, с десяток специальностей, в основном полученных в местах отбывания наказаний, и прозвище Ежик за заостренную физиономию и торчащие в разные стороны редкие волосы. Несмотря на юридическую классификацию «вор-рецидивист» (все-таки пять судимостей), никаким рецидивистом он не был. Воровал же за компанию со своими знакомыми собутыльниками, чтобы никто не посмел сказать, как в той рекламе, «ты, Васька, халявщик». Нет, Васька, как Леня Голубков, был партнером, за что и сидел, осваивая новые профессии для нужд народного хозяйства. Последний срок Вася оттянул пять лет тому назад, вернулся в родные пенаты, а там... Коммунальная квартира, где прошло его детство, отрочество, откуда, как правило, оперативники из родного районного отделения милиции уводили его в наручниках, чтобы он снова вернулся через несколько лет, была уже продана. В ней был сделан евроремонт, и жили в ней барыги, которых теперь называли «новыми русскими», а прежние жильцы были расселены по другим адресам. Погожин направился прямиком к начальнику ЖЭКа. Высокий, толстый человек с красным обрюзглым лицом сидел в своем кабинете и пил чай из граненого стакана, он тяжело отдувался и обильно потел — верный признак того, что вчера он основательно «нагрузился». На посетителя в потертом полупальто и мятой, видавшей виды кепке, он смотрел ничего не понимающим взглядом, продолжая пить чай. В течение получаса Васька объяснял сложившуюся ситуацию и в конце задал естественный вопрос: — А где мне теперь жить? — Собственно, чего вы хотите? — начальник ЖЭКа поставил на стол стакан с недопитым чаем. — Вы, гражданин, были осуждены и как особо опасный преступник выписаны со своей жилплощади, которая впоследствии была передана государству. Так что где вы будете жить — не моя проблема От обиды Васька Погожин чуть не заплакал, но только что «откинувшийся» уголовник Ежик знал цену слезам. Они ничего не стоят. Он склонился к столу и негромко, так, чтобы слышал только начальник ЖЭКа, прошипел: — Я тебе самому жилплощадь устрою, два на два, на кладбище, пидор проткнутый. Подловлю в темном месте и посажу на «перо», пидорюга... — Пошел вон, — взвизгнул, позабыв про больную с похмелья голову, начальник ЖЭКа. Ежик криво усмехнулся, сплюнул сквозь зубы на пол конторы и вышел. В обед, как обычно, начальник ЖЭКа отправился домой поправлять здоровье, благо жил в соседнем доме. Но сытный обед с графинчиком очищенной по собственному рецепту водки не лез в горло. Пришлось обо всем рассказать жене. — Ой, не бери в голову, — махнула рукой супруга, невысокая пышнотелая шатенка, обладательница большого бюста и веселого характера. — Заяви в милицию, они ему покажут, где раки зимуют. — Ага, покажут, а потом выпустят и что дальше? — огрызнулся чиновник, размышляя про себя: можно не только в милицию обратиться, ему достаточно слово сказать спортсменам, что на его участке в подвале открыли секцию карате. Они быстро ему ребра пересчитают. А что дальше? Отлежится урка на какой-нибудь хазе или шепнет кому-то из своих друзей-подельников. И все... Те выберут момент и засадят в печень заточку, шило или спицу. Глянул искоса на жену, которую не без оснований подозревал в походах «на сторону», и с ненавистью подумал: «Мне уже будет все равно, кто и чем. А эта сука только порадуется...» Так и не пообедав, начальник ЖЭКа вернулся в контору Порывшись в архивных книгах, выяснил, как звали нервного посетителя, и, захватив ключи от «стратегического резерва», отправился на поиски. Тем временем Василий сидел во дворе под детским грибком, на скамейке перед ним стояла початая бутылка крепленого вина и лежала пара пирожков, купленных у лоточницы. Праздновать освобождение пришлось одному, из друзей никого не было — кто съехал на новое жилье, кто еще сидел, а кого и на кладбище снесли. Думы бывшего арестанта тоже были далеки от радостных, по сути, он был бомжем. И от этой реальности никуда не денешься. Рассчитывать он мог только на себя, потому что, несмотря на свои пять сроков, он был сявкой, мелким жуликом, не имеющим никакого авторитета. — Празднуете возвращение, Василий Игнатович? Занятый своими мыслями, он не заметил, как подошел начальник ЖЭКа. — Чего тебе? — Нехороший у нас разговор получился, — промямлил чиновник. Василий сразу сообразил, к чему клонит неожиданный собеседник. — Вы действительно остались без жилья, Василий Игнатович, но, думаю, мы сможем решить вашу проблему, не доводя ее до суда. «Как же, суда он испугался! — мысленно хмыкнул Василий. — Боится толстопузый, что на перо посажу...»