— Что и должно послужить свидетельством нашей полной откровенности, — снова вступил в беседу Алексей Трофимович, а молчаливый Дмитрий Семенович утвердительно кивнул, опять не раскрыв рта. — Видите ли, порядочность — категория нравственная, отраженная преимущественно в художественной литературе и потому не вполне конкретная. В банковском деле приходится руководствоваться другими категориями, и единственная этика, которая здесь приемлема, — этика деловая. — Иными словами, деньги не пахнут. — Случается по-разному. Но, если сделка не противоречит законам государства, на территории которого осуществляется, и нормам международного права, это действительно так. И потом, мы ведь финансировали не войну или, не к ночи будь помянут, какой-нибудь геноцид, а благое дело строительства железной дороги и возрождения экономики, мягко говоря, небогатой африканской страны. А поскольку, как вы совершенно справедливо заметили, платежеспособность этой молодой демократии, несмотря на все предоставленные свидетельства, вызывала у нас определенные сомнения, мы сочли необходимым подстраховаться всеми доступными нам средствами. Ростислав Гаврилович вдруг подумал, что эти люди почему-то все время говорят «мы», не ссылаясь на высшее руководство. Возможно, это было проявлением корпоративной этики, отождествления себя с родным учреждением, представляющим собой по замыслу единый организм, каждая клеточка которого трудится, не щадя себя, для достижения общей цели. Но не исключался и другой вариант. Генерал неоднократно встречал на официальных приемах президента этого банка. Упомянутый господин был уже немолод и со стороны сильно напоминал персонаж американского комедийного фильма в исполнении известного актера Лесли Нильсена. Как и Лесли Нильсен, он был благородно сед, имел такую же моложавую, симпатичную, располагающую наружность и был так же, как герой этого актера, непроходимо туп и склонен к плоским остротам и дешевым клоунским выходкам. Повстречав этого типа впервые и узнав, кто он, Ростислав Гаврилович решил, что имеет дело с непревзойденным артистом, мастером мимикрии, способным дать сто очков вперед любому хамелеону. Позже, приглядевшись, он понял, что это не так. Человек, некогда считавшийся одной из самых серьезных, чтобы не сказать страшных, фигур деловой России, за десятилетия спокойной, сытой жизни размяк, потерял хватку, а затем просто выжил из ума. Теперь это был просто свадебный генерал, мнимая величина, расписная ширма, за которой прятался кто-то другой. И сейчас у Ростислава Гавриловича родилось и начало стремительно крепнуть подозрение, что этот другой — вернее сказать, другие — в данный момент сидят напротив него за столом. Нет, это был не сказочный Змей Горыныч, а Три Толстяка Юрия Олеши, с той лишь разницей, что эти трое не были ни толстыми, ни глупыми. — Поэтому, — продолжал Алексей Трофимович, — когда стало известно, что посредническая фирма «Гермес» вербует специалистов для строительства железной дороги в Верхней Бурунде, мы решили, что будет небесполезно ознакомиться с положением дел прямо на месте. Если вы действительно лично знакомы с господином Саранцевым, вам должно быть понятно, что лучшего человека для этой работы мы найти не могли — по крайней мере, из числа пользующихся доверием руководства служащих банка. Соорудить соответствующее случаю резюме не составило труда, а небольшая вз… э-э-э… скромное пожертвование в фонд развития фирмы «Гермес» помогло ее руководству выбрать из имеющихся претендентов на место специалиста по снабжению того, который устраивал нас. — Ну, знаете, это уже попахивает вредительством, — хмыкнул Ростислав Гаврилович. — Какой из него, кадрового разведчика, специалист по снабжению? — Такой же, как из любого другого человека, — вместо коллеги ответил Альберт Эммануилович. — Для этого большого ума не требуется, особенно в наше время, когда при наличии денег любой товар к твоим услугам. Принять от строителей заявку на те или иные материалы, изучить рынок предложений, выбрать оптимальное сочетание цены и качества, сделать заказ, организовать доставку и проследить, чтобы бухгалтерия произвела соответствующие выплаты, — дело нехитрое. Тут не нужно никаких специальных навыков, кроме владения иностранными языками, умения обращаться с компьютером, элементарной человеческой коммуникабельности и головы на плечах. Всеми перечисленными качествами, особенно последним, Саранцев обладает в полной мере. Да и потом, никто не собирался держать его в Африке до окончания строительства. Осмотрелся, уяснил ситуацию, выслал отчет, а потом пожаловался на проблемы со здоровьем, расторг контракт и домой. Заработки там обещали приличные, так что подыскать ему замену не составило бы никакого труда. — Понятно, — сказал Ростислав Гаврилович. — Ну и слава богу, — снова подал голос молчаливый Дмитрий Семенович. Он сидел в прежней позе, не шевельнув и пальцем, но впечатление было такое, словно он вдруг выдвинулся на передний план и даже чуточку увеличился в размерах. — Таким образом, можно констатировать, что мы в полной мере удовлетворили ваше любопытство по поводу того, как, почему и зачем Саранцев оказался в составе группы специалистов по строительству железных дорог. — В общих чертах, — кивнул Ростислав Гаврилович. — В таком случае у нас к вам имеется встречная просьба. После всего вышесказанного вы являетесь человеком, весьма удачно сочетающим в себе широкую осведомленность в том, что касается этого дела, с еще более широкими возможностями и полномочиями. Вам известно, что ситуация в Верхней Бурунде изменилась не в лучшую сторону и что Саранцев, как и вся группа, не дает о себе знать. Отчета от него мы, естественно, так и не получили, но, с учетом общеизвестных фактов, это уже вряд ли можно считать существенным. Если мы правильно поняли, любопытство ваше не праздное и вы намерены принять меры к отысканию Саранцева и возвращению его на родину… — Во-первых, не только Саранцева… — начал генерал. — Ну, разумеется, — перебил его Дмитрий Семенович. — Я просто оговорился, поскольку нас в первую очередь интересует именно он. — А во-вторых, — спокойно продолжил Ростислав Гаврилович, — меры уже приняты. Процесс пошел, как любил выражаться один политический деятель. Так в чем состоит ваша встречная просьба? — Нас по-прежнему остро интересует положение дел в Верхней Бурунде, — услышал он вполне предсказуемый ответ. — Нам нужна подробная, достоверная информация. И если в силу каких-либо причин господин Саранцев не сможет нам ее предоставить, мы хотели бы получить ее от ваших людей. — А ведь вы его уже похоронили, — заметил Алексеев. — Отнюдь. Но мы следим за новостями и все время пытаемся с ним связаться — как вы понимаете, безуспешно. Что прикажете думать? Профессия обязывает нас — как, впрочем, и вас — быть трезвыми прагматиками, а сплошь и рядом еще и прожженными циниками. На кону огромные деньги, и риск потерять их слишком велик, чтобы говорить намеками и маскировать свои намерения словесной мишурой. — Иными словами, вас беспокоит в основном судьба денег, — уточнил генерал. — А вы бы на нашем месте не беспокоились? Полмиллиарда евро — не та сумма, которую можно вот так запросто потерять или опустить в копилку первого попавшегося нищего! — Ну, положим, информацией, если таковая поступит, я с вами охотно поделюсь, — сказал Ростислав Гаврилович. — Это все? — Пока да, — ответил Дмитрий Семенович. — Вы в милиции не служили? — не сочтя нужным сдерживать естественные порывы, вежливо осведомился Ростислав Гаврилович. — Что за странное предположение? Неужели я похож на бывшего милиционера? — Еще как! Оперативники — в основном низшего звена, в чине не старше капитана, — обожают заканчивать допросы этим словечком: «пока». Подпишите протокол и можете быть свободны… пока. — Гм, — не найдясь с ответом, молвил Дмитрий Семенович. Глава 12 Через пару минут из-за поворота показалась дрезина — простая четырехколесная конструкция из тех, что в России называют «пионерками», рассчитанная на то, чтобы нести пару путевых обходчиков и ящик с инструментами, необходимыми для мелкого ремонта железнодорожного полотна. Впрочем, мысль о ремонте пришлось немедленно отбросить: народу на дрезине ехало столько, что издалека она напоминала самодвижущийся пенек с буйно разросшейся на нем колонией опят. Среди узлов, пестрых одеяний и аляповатых женских украшений Юрий издалека разглядел знакомый блеск вороненого железа, но решил не обращать внимания на эту мелкую неприятную деталь. В таких регионах, как здешний, автомат Калашникова распространен едва ли не шире, чем мотыга, и даже воины обитающих в труднодоступных горных районах диких племен, не имея никакой одежды, кроме набедренной повязки, отдают последнюю тощую корову за АК-47 китайского производства. Когда дрезина приблизилась, стало видно, что управляет ею пожилой африканец, одетый в расстегнутую сверху донизу, некогда белую рубашку и обтрепанные шорты. Он был босиком, зато курчавую голову венчал лихо заломленный на сторону картуз с блестящей кокардой. Даша уже стояла около машины: даже она, несмотря на строптивый характер, научилась понимать, когда с Ти-Рексом лучше не спорить. Быков снова поставил ногу на рельс и поднял над головой руку, а затем, подумав, поднял и вторую, показывая, что безоружен. Дрезина замедлила ход, протяжно заныли ржавые тормозные колодки; чернокожий машинист сделал приглашающий жест, предлагая усаживаться, народ на дрезине начал тесниться, рискуя посыпаться на рельсы. Быков с улыбкой отрицательно покачал головой и оглянулся на Юрия. Якушев подошел, стараясь не обращать внимания на стволы двух нацеленных ему в грудь автоматов, и в свою очередь улыбнулся, постаравшись придать себе как можно более миролюбивый и дружелюбный вид. Настала его очередь вступить в игру. Данилыч вполне свободно изъяснялся на нескольких наиболее распространенных наречиях народов Северного Кавказа; его основательно подзабытые познания в немецком и английском языках не простирались дальше стандартного набора, который можно почерпнуть из военного разговорника. Что же до французского, который в этих местах имел статус государственного, то здесь дело ограничивалось буквально парой фраз — «шерше ля фам» и «се ля ви», — которые в данном случае вряд ли могли пригодиться. Даша, насколько было известно Юрию, бегло владела испанским, читала со словарем по-английски и когда-то давно, в период усвоения азов восточных боевых искусств, убила несколько месяцев на тщетные попытки выучить японский. Сложная и почетная миссия ведения дипломатических переговоров, таким образом, автоматически легла на плечи Якушева — легла, надобно заметить, едва ли не в тот самый день и час, когда они сошли по трапу самолета в аэропорту Хургады. Продолжая дружелюбно скалиться, из-за чего чувствовал себя похожим на лежащий в придорожной пыли лошадиный череп, Юрий поздоровался и вступил в переговоры. Немедленно выяснилось, что его дипломатическая миссия не столько почетна, сколько сложна: из всех присутствующих французский знал только погонщик моторизованной колымаги, да и тот изъяснялся на каком-то варварском, неудобопонятном диалекте, служившем, по всей видимости, местным эквивалентом пиджин-инглиш. При ближайшем рассмотрении кокарда на его видавшем виды картузе оказалась железнодорожной — во всяком случае, так показалось Юрию. Продолжительные, в течение, самое меньшее, пяти минут расспросы позволили установить, что Якушев не ошибся: до начала активных боевых действий в этом районе его собеседник действительно служил на железной дороге в почетной должности путевого обходчика. Юрию также удалось выяснить, что на станции, где они пытались купить билеты на поезд, их не обманули: поезда действительно не ходили, ибо железнодорожное полотно в нескольких местах было сильно повреждено случайными попаданиями снарядов и взрывами фугасов, заложенных отрядами мятежников. На этом участке пути дрезина осталась единственным транспортным средством, которое могло с грехом пополам передвигаться по уцелевшим отрезкам колеи. В данный момент, добавил машинист, он перевозил людей, которые до вчерашнего дня жили в деревне двадцатью километрами восточнее этого места. Этой ночью деревню сожгли дотла; кто именно сжег, машинист не знал, поскольку те, кто это сделал, не сочли нужным представиться. Теперь уцелевшие ехали в дальнюю деревню, где у одних были родственники, а у других — просто знакомые, в надежде, что война туда не доберется. О президенте М’бутунга почтенный железнодорожник отозвался нелестно — правда, только после того, как убедился, что повстречавшиеся ему на пути европейцы не имеют намерения присоединиться к армии повстанцев в качестве наемников. О специалистах из России, приехавших сюда на работу, он ничего не слышал, а когда Юрий спросил, где здесь строится железная дорога, посмотрел на него, как на умственно отсталого, и, ткнув длинным, как у пианиста, пальцем в насыпь у себя под ногами, сказал: — Вот железная дорога. Юрий потратил еще пару минут, втолковывая, что его интересует новая дорога — та, которую недавно начал строить президент М’бутунга. — М’бутунга строить дорога? — с веселым изумлением переспросил африканец, поняв наконец, чего от него добиваются, но явно не веря своим ушам. Обернувшись к своим попутчикам, он что-то сказал на местном наречии — судя по проскочившему где-то в середине фразы слову «М’бутунга», объяснил, что ищут в этом диком краю чудаковатые иностранцы. Пассажиры встретили его слова дружным смехом, который сказал Якушеву больше, чем самые пространные объяснения и самые веские доводы. — Нет другой дорога, — снова повернувшись к нему, сказал машинист дрезины. — Вот железная дорога. Другой нет. Совсем нет. На прощание Юрий презентовал ему полпачки сигарет и сунул несколько местных купюр, которые были приняты с охотой и подобающими случаю изъявлениями благодарности, но без недостойной поспешности. На дрезине было человек пять детей разного возраста — черненькие, глазастые, они, одинаково приоткрыв рты, с изумленным любопытством разглядывали незнакомцев. Незамедлительно расчувствовавшаяся Даша вывернула наизнанку свой рюкзак и сунула в руки самому старшему из них весь имевшийся у нее в наличии запас шоколада — три основательно подтаявшие плитки. Из-за них на дрезине немедленно началась шумная потасовка. Кто-то из старших резким гортанным окриком призвал малолетних дебоширов к порядку. Немолодая африканка в просторной, до земли, юбке и линялой розовой футболке с надписью «Crazy Frog» и портретом указанного персонажа на груди, сверкая зубастой улыбкой, вручила Даше гроздь мелких бананов и средних размеров тыкву, после чего дрезина укатила, оглушительно треща мотором и стреляя сизым дымком выхлопа. Люди на ней махали им руками и что-то оживленно, со смехом обсуждали между собой — наверное, их все еще забавляла глупость приезжих, проделавших такой длинный путь в поисках того, чего никогда не существовало. Даша молча отломила от грозди банан, снова уселась на рельсы и стала жевать, поглядывая по сторонам, с таким видом, словно приехала на скучноватую экскурсию. Юрий пересказал содержание разговора, которое его спутники в общих чертах поняли и так, без перевода. — Не знаю, — добавил он от себя, — может быть, мы начали не с того конца. Возможно, этот твой Машка решил тянуть дорогу от шахты. Начни он строить здесь, практически на линии огня, это было бы рискованно. А если начать с противоположной стороны, это будет, конечно, дороже и хлопотней, зато опасности почти никакой. И фактор времени в этом случае работает на него: авось международное сообщество спохватится, оценит его мирный, созидательный труд на благо народа Верхней Бурунды, признает ее независимость, приструнит политических оппонентов и введет сюда миротворческий контингент, чтобы никто не мешал господину президенту довести до конца строительство. — Может, и так, — подумав, мрачно буркнул Роман Данилович, — а может, и нет. Леший его разберет, этого прощелыгу! Может, он и не думал ничего строить. Видал, как они над нами ржали? Как будто ты спросил, где тут у них ближайший пятизвездочный отель или, к примеру, завод дирижаблей! — Ну, как это «не думал»? — возразил Юрий. — А строители наши ему тогда зачем понадобились? — А я знаю? Может, он их в банановые листья завернул, на углях испек и сожрал. С него, проходимца, станется! Вот никогда я его не любил. Как знал, честное слово! Еще в училище сто раз хотел эту черную рожу набить, да все сдерживался, уговаривал себя: нельзя, мол, расизм! А может, если б вовремя в бубен настучал, там, внутри, что-нибудь на место встало бы… — Слушай, Юрка, — с истинно женской мудростью проигнорировав не несущую смысловой нагрузки воркотню Ти-Рекса, сказала Даша, — а ты уверен, что они были? — Кто? — не понял Якушев. — Да эти твои… строители! Юрий посмотрел на нее. Даша сидела на рельсе, обняв одной рукой полосатую грушевидную тыкву, и с рассеянным видом вертела перед собой банановую кожуру. — Вы, ребята, перегрелись, что ли? — спросил он, обращаясь к обоим Быковым сразу. — У одного дороги не было, у другой — строителей… Ладно, не будем трогать выпуски новостей, в них действительно чего угодно могли наплести. Но здешние официальные власти не отрицают, что наши строители сюда прибыли и отправились на частном «Дугласе» в Лумбаши… — А это кто тебе сообщил — местные власти или твой генерал? — лениво поинтересовался Быков. — Ну, знаешь, Данилыч, это уже слишком! — не вытерпел Юрий. — В конце концов, я вас сюда на аркане не тащил… — Ну, ладно, ладно, — явно почувствовав, что перегнул палку, миролюбиво пробасил Быков. — Твоя правда, так до чего угодно можно договориться: что черное — это белое, что приказы должны выполняться только после широкого обсуждения и всеобщего тайного голосования и что строители эти сами во всем виноваты — их, как и нас, силком сюда никто не гнал. Что делать-то станем, Юрок? Юрий без необходимости огляделся по сторонам, словно ожидая, что из пыльных придорожных кустиков сейчас выйдет генерал Алексеев в парадном мундире со всеми регалиями и даст четкие указания по поводу дальнейших действий группы. Вместо его превосходительства из кустов с шумом выпорхнула какая-то пестрая, ярко окрашенная птаха и, испуганно молотя крылышками, стремглав унеслась прочь. Непривычно огромный, уже начавший приобретать малиновый закатный оттенок шар солнца мало-помалу клонился к потемневшему горизонту, на фоне нежно-бирюзового неба четкими, словно вырезанными из темной бумаги силуэтами выделялись плоские кроны черных акаций. — Укрытие надо искать, — сказал он. — Это понятно, — нетерпеливо кивнул Быков. — На открытом месте, да еще и без оружия, ночевать негоже. Того и гляди, съедят — не львы какие-нибудь, так местные интернационалисты без расовых предрассудков. Под шкурой-то мясо у всех одинаковое! — Что ты заладил: съедят да съедят, — отмахнулся Якушев. — Опасаюсь, — сообщил Быков таким тоном, что плохо знающий его человек, пожалуй, мог бы поверить в искренность этого заявления. — Эх, надо было у этих, на дрезине, автоматы отобрать! Ну хотя бы один! — Представляешь, сколько они за эти стволы отдали? — возразил Юрий. — Небось последнюю скотину со двора увели… — А зачем? — немедленно спросил Быков. — Зачем крестьянину автомат, если скотины не осталось? Не знаешь? Я тебе скажу. Чтобы соседей грабить — вот зачем. Политэкономия! Ладно, не нам их учить, наше дело маленькое — ночь до утра скоротать и проснуться там, где легли, а не в чьем-нибудь брюхе. А дальше-то что? — Я бы еще поискал, — сказал Юрий. — Если не согласны, возвращайтесь. А я планирую осмотреть эти знаменитые копи — может, наши люди где-нибудь там, дожидаются, когда пальба кончится. По дороге загляну в этот их аэропорт. Это крючок, но небольшой, всего километров сто — сто двадцать… — Правильно, — одобрил этот не блещущий оригинальностью замысла план Быков. Предложение вернуться домой, пока не стало поздно, он спокойно проигнорировал, сделав вид, что не слышал; впрочем, ничего иного Юрий от него и не ждал. — Для бешеной собаки сто верст — не крюк. Почему не заглянуть, раз все равно по дороге? В здешнем аэропорту самолеты, поди, раз в месяц садятся, и то не всегда. А тут — целый «Дуглас», да еще с иностранцами! Диспетчер их наверняка запомнил. Может, подскажет, куда их повезли. А там — как карта ляжет. — Уважаю, — ухмыльнулся Юрий. — Мало того что политэконом и антрополог, так еще и стратег! — Правильно, — горделиво напыжился Ти-Рекс. — Это как у Жюль Верна, помнишь? Там у него в каждой экспедиции, в каждой компании обязательно есть какой-нибудь эрудит с энциклопедическим образованием, который все на свете знает и всем растолковывает, что к чему, как оно называется и с чем его едят. Этот, как его, черта… Паганель! Даша поперхнулась бананом. — Да, — под доносящийся с заднего сиденья «Лендровера» сдавленный хохот пополам с кашлем уважительно произнес Якушев, — что Паганель, то Паганель. Ну просто вылитый. Только сачка для бабочек не хватает… С этими словами он уселся за руль и принялся терзать стартер, запуская уже успевший остыть и оттого ставший особенно норовистым движок. Юрий действительно был впечатлен: он никогда бы не подумал, что грозный Ти-Рекс не только читал, но, оказывается, еще и хорошо помнит книги Жюля Верна. «Лендровер» наконец завелся, выплюнув из ржавой выхлопной трубы облако сизого дыма, перевалил через невысокую железнодорожную насыпь и, отчаянно пыля, бодро запрыгал по ухабам в юго-западном направлении. * * *