— То есть вы отказываетесь? — уточнил Дмитрий Семенович. Генерал откинулся на спинку стула, сцепил на животе руки и немного повертел большими пальцами, размышляя. — Пожалуй, нет, — сказал он наконец. — Потому что в случае моего отказа вы за те же деньги навербуете целую банду и забросите ее в Африку. Верно? — У нас не останется другого выхода, — согласился Дмитрий Семенович. — Вот, — веско произнес генерал. — И очень может статься, что пути обеих групп пересекутся. А это с большой степенью вероятности закончится перестрелкой. Не знаю, как вам, а мне это точно не нужно. Мне мои люди дороги. Расставшись наконец с трехголовой банковской гидрой и вернувшись в свой кабинет, Ростислав Гаврилович уселся за стол, придвинул к себе чистый лист писчей бумаги и вооружился старомодной чернильной ручкой с золотым пером. По пути у него было время подумать, и теперь он без проволочек приступил к делу, начав последовательно, по пунктам излагать на бумаге одолевавшие его сомнения, подозрения и дурные предчувствия. Выглядело это не как дневниковая запись или отчет, а скорее как список покупок или, скажем, дел на завтрашний день. Первым пунктом в этом списке значился Станислав Степанович Орешин. Начертав его имя, генерал поставил тире и дописал: «Эксп. заключение?» Под вторым номером Ростислав Гаврилович внес в список президента М’бутунга, связав его еще одним тире со словом «Рязань». Золотое перо мягко бежало по гладкой бумаге, оставляя за собой влажный, быстро подсыхающий след, который в свете настольной лампы отливал слегка позеленевшей бронзой. Генерал поставил тройку, написал рядом: «Кредитный отдел», подумал секунду, зачеркнул написанное и заменил его на «В. Я. Лисовский». Подумав еще немного, добавил четвертым пунктом «Банк»; пятым номером стала посредническая фирма «Гермес», вербовавшая для Верхней Бурунды специалистов в области строительства железных дорог. Под номером шесть значилось: «Телевидение — новости?». Ростислав Гаврилович одним взмахом пера подвел под списком черту, а затем, осененный новой мыслью, дописал снизу: «Центральная Африка». Надев на ручку колпачок и отложив ее в сторону, он зажег сигарету и некоторое время рассеянно дымил, изучая оставленные благородным «паркером» на мелованной бумаге неудобочитаемые каракули. Его мысли, как луч радара, описывали круги, сканируя ситуацию на предмет выявления не обнаруженных ранее очагов беспокойства. Его подмывало добавить к списку слово «крот», но он воздержался: недоумков, неспособных самостоятельно сложить два и два, среди его подчиненных не водилось. Выкурив сигарету до половины, он раздавил окурок в пепельнице и потянулся к трубке внутреннего телефона, чтобы вызвать подполковника Егорушкина и отдать ему список, сопроводив это простое действие столь же простыми и лаконичными инструкциями. Глава 14 — Когда вернемся, пойдем все вместе в казино, — объявил Роман Данилович. — Или купим по лотерейному билету. Надо же, в конце концов, выяснить, кто из нас такой везучий. Ты посмотри, не успели сломаться, а уж и помощь на подходе! Не спуская глаз с быстро приближающейся пылевой тучи, Юрий положил обратно в багажник мачете, прикрыл его сверху куском грязной ветоши, а затем снял и поставил туда же, в багажник, рюкзак. — Я бы не спешил радоваться, — сказал он, глядя в прежнем направлении. Машина выскочила из-за обрамлявших поворот дороги кустов, оказавшись открытым джипом. Быков прищурился, пристально вглядываясь в вырастающую прямо на глазах темную точку, и досадливо крякнул. Джип был размалеван желто-серо-коричневыми камуфляжными разводами, а мотавшийся сверху длинный хобот установленного в кузове на поворотной турели пулемета прозрачно намекал на то, что в машине едут не охотники на антилоп. — Да ладно, — сказал Роман Данилович, — подумаешь! Мы люди мирные, не местные, нам со здешними вояками делить нечего. И тут же, противореча собственным словам, по примеру Якушева сбросил с плеч лямки тяжелого рюкзака. Даша немного помедлила, переводя настороженный взгляд с одного на другого, а затем тоже избавилась от стесняющей движения ноши. — Только спокойно, — сказал им Юрий, — без фанатизма. — Яйцо курицу будет учить, — пренебрежительно фыркнул Быков. — Мы за что всю жизнь боролись? Правильно, за мир во всем мире! Юрий не стал напоминать, сколько народу они как в составе подразделения, так и каждый по отдельности уложили в землю ради мира во всем мире. Это была щекотливая тема, затрагивать которую без острой необходимости не хотелось. К тому же время для дискуссий на отвлеченные темы стремительно истекало: джип приближался, и на фоне клубящейся, издалека кажущейся почти неподвижной стены поднятой его колесами красной пыли уже можно было разглядеть, что в машине едут трое — двое спереди, один сзади, у пулемета. Отсутствие крыши позволяло рассмотреть пятнистый камуфляж, одинаковые кепи с кокардами, пеструю россыпь каких-то нашивок и торчащие кверху вровень с головами тонкие хоботки автоматных стволов. Кокарды и нашивки намекали на принадлежность их владельцев к регулярной армии; впрочем, это еще ни о чем не говорило, поскольку ушедшие в лесные лагеря отряды «президента» М’бутунга тоже по сей день претендовали на то, чтобы называться армией. Кроме того, у Юрия были все основания предполагать, что одни недалеко ушли от других и что дальнейшее развитие событий во многом будет зависеть от настроения начальника патруля. Даша присела на краешек открытого багажника, пошуршала сигаретной пачкой и закурила, бездумно пуская дымок в блекло-голубое, мутное от зноя небо. Вид у нее был безмятежный, как и полагается слабой, а главное, недалекой женщине, находящейся под защитой двух крепких мужчин и на этом основании наивно полагающей, что с ней не может случиться ничего плохого. В небе над превратившимся в рельефную модель лунной поверхности аэродромом описывала круги пара стервятников. Юрию мимоходом подумалось, что их компания явно чем-то приглянулась этим симпатичным птахам, но он тут же прогнал глупую мысль: с учетом событий, происходивших на протяжении последнего месяца, здешние места превратились для падальщиков в настоящий рай. Джип лихо затормозил в нескольких метрах от «лендровера». Пылевая туча нагнала его, накрыв обе машины почти непрозрачной мутно-красной пеленой. Даша пару раз чихнула и закашлялась. Потихоньку оседая, редея на глазах, пыль потянулась дальше, в сторону покосившегося шеста ветроуказателя, и стало видно, что двое патрульных уже выгрузились из машины и стоят, широко расставив ноги в высоких армейских ботинках и направив на пассажиров «лендровера» автоматы, а третий, стоя во весь рост в кузове, целится в них из пулемета. По пути сюда Юрий более или менее разобрался в тонкостях местной униформистики — ну, по меньшей мере, настолько, чтобы отличить офицера от унтера, а унтера от рядового; судя по кокардам, патруль был не партизанский, а армейский, а надписи на белых нарукавных повязках гласили: «Военная жандармерия». Начальник патруля открыл переговоры, резким тоном осведомившись, кто они такие и что делают на территории стратегического объекта. Не дав времени на ответ, он потребовал предъявить документы, каковое требование было незамедлительно выполнено. Рассеянно перелистывая паспорта, он краем уха невнимательно слушал объяснения Якушева: мы туристы из России, заблудились, на стратегический объект, если господину офицеру угодно так называть это место, попали случайно и в данный момент, как видите, терпим бедствие… У офицера было твердое надменное лицо с гладкой темно-шоколадной кожей и брезгливо оттопыренной нижней губой. Сложен он был, как Аполлон, и вид имел вполне сытый и благополучный. Его подчиненные, сравнительно молодые, мускулистые и поджарые, как профессиональные вояки, откровенно пялились на Дашу, ощупывая ее взглядами с головы до ног. Заметив это, Юрий покосился на Быкова. Данилыч выглядел так, будто вот-вот заснет. Глаза его прятались под солнцезащитными очками, плечи расслабленно опустились, а руки он держал на виду, мирно сцепив ладони на животе. Физиономия Ти-Рекса не выражала ничего, кроме полного покоя и терпеливой скуки. «Быть беде», — не переставая вдохновенно вешать лапшу на уши начальнику патруля, подумал Якушев. Офицер немедленно подтвердил это предположение, сложив украшенные золочеными двуглавыми орлами паспорта в стопку и аккуратно запрятав в нагрудный карман своей камуфляжной куртки. — Э! — забеспокоился Роман Данилович. — Э, э, э, господин хороший! Слышь, ты, афроафриканец или как тебя там… верхний бурундук! Документики верни! Не имеешь права! Один из патрульных довольно ловко двинул его в живот прикладом автомата. Ребята были вооружены добрыми старыми АК-47, пользующимися непреходящей популярностью в странах третьего мира, — безотказными, обладающими солидной убойной мощью и при этом весьма увесистыми. Быков охнул и сложился пополам, обхватив руками живот; патрульный сунул ему под нос ствол, и Роман Данилович, как был, в полусогнутом состоянии, поднял руки над головой. Несмотря на серьезность положения, Юрий с трудом сдержал улыбку: актер из Данилыча был, как из бутылки молоток, и только очень самоуверенный обитатель Центральной Африки, редко встречавший на своем пути европейцев и плохо разбирающийся в тонкостях их мимики, мог купиться на разыгранный Ти-Рексом любительский спектакль. Третий патрульный уже оставил свой пост у пулемета, выпрыгнул из кузова и теперь направлялся к Юрию, одной рукой придерживая наведенный на него автомат, а другой отцепляя от пояса наручники. Компания, таким образом, была в сборе; чтобы сделать обстановку еще более дружеской и непринужденной, Юрий слегка подался вперед, к начальнику патруля, и высоким голосом напуганного почти до истерики человека воззвал: — Господин офицер, что происходит?! Это произвол! Мы будем жаловаться! Господин офицер обратил на Юрия ровно столько внимания, сколько требовалось, чтобы взять его на мушку, и, обернувшись через плечо, что-то сказал патрульным. Он говорил по-французски довольно чисто, но к своим людям обратился на местном наречии. Как это частенько случается с языками народов, которые долго жили в полной изоляции от внешнего мира и которым сомнительные блага современной западной цивилизации свалились как снег на голову, собственных слов для обозначения упомянутых благ в этом наречии не было. Уловив в короткой, абсолютно непонятной фразе заимствованное из языка французских колонизаторов слово «вуатюр», Юрий сообразил, что патрульные получили приказ грузить подозрительных иностранцев в машину. Тон, которым был отдан приказ, приготовленные для использования по назначению наручники и глядящие в лицо слепые зрачки автоматных дул прозрачно намекали на крайне нежелательное развитие событий. Полномочные представители местных властей явно не боялись международного скандала, и Юрий был вынужден признать, что в этом они правы: какой там еще скандал, мало ли туристов ежегодно пропадает без вести?! Кто, в конце-то концов, их сюда гнал? Сидели бы спокойно на своем курорте, плавали в море и пользовались всеми преимуществами проживания в пятизвездочном отеле. Нет, их зачем-то понесло в дикие, кишащие крупными хищниками места, да еще и в район активных боевых действий! Ну, и кто после этого виноват, что они пропали? Подошедший патрульный грубо ухватил Юрия за рукав, всем своим видом демонстрируя твердое намерение нацепить на него наручники. Якушев дернул плечом, намекнув тем самым, что не в восторге от этой идеи. Солдат сердито прикрикнул на него и замахнулся прикладом; Быков наконец разогнулся и тут же согнулся снова, получив еще один удар в живот. Дивясь его непривычной кротости, Юрий покосился на Дашу. Даша неторопливо погасила окурок о железный борт «лендровера», легко поднялась и, пользуясь тем, что все внимание патрульных сосредоточено на мужчинах, зашла им в тыл. Юрий увернулся от мелькнувшего в воздухе приклада и оскорбил представителя власти действием, легонько отпихнув его ладонью. Патрульный отлетел на метр, с трудом устояв на ногах, скорчил зверскую рожу и взял автомат на изготовку. Офицер красноречиво лязгнул затвором и, от волнения перепутав склонения и падежи, крикнул по-французски: — Всем лежать земля! Будем стреляй! В это время подошедшая со спины мадам Быкова аккуратно ударила его ногой под колено, а когда он начал опрокидываться навзничь, коротко и точно рубанула по основанию шеи ребром ладони. Господин офицер издал странный квакающий звук, упал на землю и не сделал попытки подняться. Он еще падал, когда Быков, не разгибаясь, ухватился за ствол направленного на него автомата, отвел его в сторону, легко, как морковку из рыхлой земли, выдернул оружие из рук патрульного, после чего наконец выпрямился во весь рост и съездил бедняге по уху. Удар был нанесен небрежно, как ласковый отцовский подзатыльник, но патрульный кубарем покатился по земле, вздымая клубы пыли и теряя мелкие детали амуниции. Буквально через две секунды после того, как прозвучал приказ лечь на землю, Юрий остался со своим противником один на один. Противник по-прежнему целился в него из автомата, но вид у него был совершенно ошалелый, а глаза суетливо бегали из стороны в сторону, силясь одновременно ухватить все подробности фантастической, абсолютно нереальной — по крайней мере, с его точки зрения — картины. — Это тебе не коз по деревням воровать, — по-русски сказал чернокожему воину Юрий и коротким ударом ноги выбил у него из рук автомат. Проводив кувыркающийся в воздухе символ самоопределения свободной Африки грустным взглядом, солдат нерешительно взялся за клапан висящей на животе кобуры. Якушев ласково улыбнулся, безмолвно воззвав к здравому смыслу; здравый смысл возобладал, и, передумав испытывать удачу, патрульный покорно поднял руки. Быков уже деловито собирал оружие, то и дело, как через бревно, перешагивая через неподвижно лежащего в пыли начальника патруля. Даша снова закурила, присела на корточки и, брезгливо морщась, кончиками пальцев выудила из нагрудного кармана поверженного блюстителя закона конфискованные им паспорта. Чтобы не стоять без дела, пока другие работают, Юрий подобрал с земли наручники и красноречиво покачал ими перед лицом «своего» патрульного. Жандарм покорно вытянул вперед руки, соединив запястья; Юрий уже нацепил один браслет, когда его остановила Даша. — Ты что, обалдел? — изумленно спросила она. — Их же живьем съедят! Юрий хлопнул себя по лбу. — И верно, съедят. Место, по всему видать, прикормленное, а вкусненького уже не осталось. Как пить дать съедят. Все, свободен, отвали, — добавил он, обращаясь к патрульному, и махнул рукой в произвольном направлении. — А по мне, так пусть бы и съели, — проворчал, направляясь к джипу, нагруженный стволами Ти-Рекс. — И что за народ такой, чему их только в школе учат? Нельзя русских трогать — ну нельзя, и точка! Себе дороже обходится, это в любом учебнике по истории написано… — Это, Данилыч, только в российских учебниках написано, — снимая с патрульного пояс с кобурой и всем прочим, что на нем болталось, сказал Юрий. Патрульный робко пытался ему помочь. — И потом, ты вспомни: разве то, о чем пишут в книгах по истории, когда-нибудь кого-нибудь останавливало? Свободен, свободен! — добавил он и снова махнул рукой, предлагая обезоруженному жандарму идти на все четыре стороны. — Ну, чего тебе еще? Патрульный молча достал из кармана и протянул ему запасную обойму для пистолета. — Молодец, — сказал Якушев, — честный парень, хвалю. А теперь ступай к маме. Домой, говорю, иди — а тон мезон! Видишь, Данилыч, — добавил он, обращаясь к Быкову, — какие у парня задатки! Его шлифануть самую малость — глядишь, и человек получится… А ты говоришь — пусть бы съели! — Тоже мне, задатки, — фыркнул Ти-Рекс, с грохотом и лязгом сваливая свою ношу в кузов армейского джипа. — Боится — значит, уважает, вот и все его задатки. Таких задатков, Юрок, у любой бродячей собаки хоть отбавляй. Да и потом, на кой ляд ему обойма без пистолета? Независимо от того, говорил он серьезно или опять демонстрировал присущее ему своеобразное чувство юмора, возразить было нечего, и Юрий молча полез за руль. «Начинается», — с неудовольствием подумал он, сдвигая на бок мешающую сидеть тяжелую кобуру. * * * Быков по командирской привычке нацелился было сесть спереди, рядом с водителем, — затем, надо полагать, чтобы и дальше бесцельно шелестеть картой, прикидываясь штурманом, без которого ни тпру ни ну. Но тут взбунтовалась Даша: во-первых, жесткие скамейки вдоль бортов показались ей недостаточно удобными для продолжительного путешествия по тряским африканским проселкам, а во-вторых, ей было неприятно близкое соседство целой груды оружия — в основном, как понял из завязавшейся перепалки Якушев, мотающегося прямо над головой пулемета. Бранились милые недолго, и финал их дебатов оказался вполне предсказуемым: Быков, ворча, как побитый пес, перебрался назад, а Дарья Алексеевна победно утвердилась на переднем сиденье справа от Юрия. Поерзав там, она подобрала под себя левую ногу, упершись пяткой в край сиденья, так что ее голая загорелая коленка оказалась у Юрия чуть ли не под самым носом. Якушев мысленно плюнул: вот еще напасть-то! Мадам Быкова, как всегда, являла собой весьма приятное для мужского глаза, чертовски соблазнительное зрелище. Юрий никогда не предполагал, что продолжительное пребывание в непосредственной близости от чужой жены — да не просто чужой, а жены Романа Даниловича Быкова — может обернуться для него проблемой. Собственно, проблемы как таковой не было и не могло быть, но вести машину, не отвлекаясь при этом на маячащее буквально в нескольких сантиметрах от глаз гладкое, шелковистое даже на вид женское колено, оказалось неожиданно сложно. Юрий еще очень живо помнил, каково оно на ощупь; вспоминалось также еще много всякой всячины, и никакие резоны тут не помогали: молодой, здоровый и сильный мужской организм реагировал на обладающий такими же характеристиками, да к тому же еще и красивый, организм противоположного пола вполне однозначно — как умел. Разумеется, ни о каком адюльтере Юрий не помышлял — организм организмом, а голову на плечах иметь надо, да и совесть, говорят, хорошее дело; Даша, вероятнее всего, тоже не собиралась его дразнить, но раздражающий фактор тем не менее присутствовал, и его надлежало как можно скорее устранить. Просто попросить Дарью Алексеевну убрать коленку туда, где ей надлежит находиться, означало бы публично признаться в своих греховных помыслах и посеять в душе Данилыча подозрения, которых там, надо полагать, и без того хватало. Поэтому Юрий просто присмотрел на дороге подходящих размеров колдобину и аккуратно въехал в нее передним колесом. Машину жестоко тряхнуло, Даша едва не вылетела за борт и наконец убрала ногу с сиденья. — Не дрова везешь, — сердито сказал Быков, больно ударившийся задом о жесткую скамейку. — Не нравится — возьми такси, — в тон ему посоветовал Юрий. — Права купил, а на ездить денег не хватило, — проворчал Данилыч и принялся экспериментировать с ручками настройки рации, установленной позади водительского кресла. Некоторое время рация только выла, улюлюкала и астматически хрипела. Потом Быкову удалось поймать какую-то легкую музыку, и по просьбе присутствующих он оставил верньеры в покое. Вскоре музыка сменилась выпуском новостей; Ти-Рекс снова потянулся к ручкам настройки, но Юрий решительно запротестовал, и Данилыч, для которого французская скороговорка диктора была сплошной абракадаброй, сердито задымил сигаретой. Прием был неуверенный, в динамике то и дело трещали и хрипели помехи, но Юрию все же удалось понять, что станция, которую поймал Быков, местная — в смысле, столичная. О том, что их интересовало, в новостях говорили мало. Старого знакомого Романа Даниловича, незабвенного Машку, диктор называл не иначе как главарем мятежников, о его армии упоминал как о «разрозненных бандах мародеров», давая понять, что те находятся на грани поголовного истребления, а о русских строителях в выпуске новостей не было сказано ни словечка, что Юрия сильно разочаровало, но нисколечко не удивило. Потом по радио начали передавать прогноз погоды, что, по единодушному мнению всех присутствующих, являлось делом абсолютно бессмысленным: и так было ясно, что снега не предвидится. Быков снова принялся вертеть ручки, ничего не нашел, безнадежно потерял прежнюю станцию, плюнул и выключил рацию. К дороге все чаще подступал лес, и было ясно, что скоро его отдельные островки сольются в сплошной, протянувшийся на многие сотни километров массив. Один раз они заметили стаю обезьян, которые некоторое время сопровождали машину, лихо сигая с дерева на дерево и отчаянно бранясь. Роман Данилович с ехидцей поинтересовался, знает ли сидящий за рулем полиглот обезьяний язык, и Юрий ответил, что когда-то знал, но забыл, потому что давно вышел из-под начала подполковника Быкова и с тех пор команды ему подавали на человеческом языке — преимущественно на русском. — После этого он еще удивляется, почему студентов в армии не любят, — неизвестно кому пожаловался Ти-Рекс. Поглядывая на него в зеркало, Юрий видел, что Данилыч мучительно томится от вынужденного безделья. До сих пор ничего подобного за ним не замечалось — несмотря на свою деятельную натуру, Ти-Рекс всегда был сдержан, терпелив и непроницаемо спокоен. Возможно, на него возбуждающе подействовал воздух Черного континента, но Юрий подозревал, что дело тут в другом. Быков сейчас немного напоминал ему алкоголика, которому поднесли стопочку, а второй не дали, или наркомана, вместо ломовой дозы героина получившего таблетку метадона. Всю дорогу, наблюдая вокруг хорошо знакомые отметины, оставленные гражданской войной, он копил злость, которая требовала выхода. Если бы Данилыч чуточку хуже владел собой, наскочивший на них патруль полевой жандармерии был бы попросту уничтожен; Быков сдержался, но печать была сломана, пробка извлечена, и душа старого воина требовала продолжения прерванного банкета. Поймав в зеркале взгляд Юрия и поняв, по всей видимости, что он означает, Роман Данилович насупился. — Ну, чего зыркаешь? На дорогу гляди! — проворчал Быков. — Я вот думаю, — добавил он после короткой паузы другим, рассудительным и озабоченным тоном, — может, зря мы тех ребят прессанули? Как ни крути, а они-то при исполнении… Юрий сдержал улыбку, за которую можно было с легкостью схлопотать подзатыльник. Данилыч на старости лет, похоже, научился-таки разбираться в себе самом, понял, что не дает ему покоя, нашел свои мотивы предосудительными, и теперь его повело каяться. Кающийся ищет утешения, и Юрий решил на этот раз для разнообразия пойти навстречу чаяниям мятущейся души подполковника ВДВ Быкова. — Вот шлепнули бы они нас без суда и следствия, — сказал он через плечо, — легче тебе стало бы оттого, что они при исполнении? Обобрали бы до нитки, пришили и поехали исполнять дальше. И даже трупы прятать не надо, гиены всегда на подхвате… — Фу, — сказала Даша, — типун тебе на язык. А еще на философа учился! — Почему сразу «шлепнули»? — не принял протянутую Юрием руку помощи одержимый бесом противоречия Ти-Рекс. — Может, разобрались бы, что к чему, помогли…