Через три дня русские вертолетчики «отбили» прииск, через неделю снова были вынуждены отступить. Горючее исправно сгорало, боезапас расходовался, прииск, как и прежде, регулярно переходил из рук в руки. Правда, теперь это обходилось воюющим сторонам чуточку дороже, но за роскошь приходится платить — за любую, в том числе и за роскошь использовать в грабительских набегах пилотируемые иностранцами боевые вертолеты. Так, ко всеобщему удовольствию, продолжалось почти год, а потом все неожиданно и резко, как часто бывает на войне, переменилось. Возможно, на земле кто-то что-то заподозрил; возможно, ведущиеся по радио переговоры случайно услышал человек, худо-бедно владеющий русским языком. Как было на самом деле, Чердак не знал и не рассчитывал когда-либо узнать. Украинские коллеги их ни о чем не предупредили — да, скорее всего, и не могли предупредить, поскольку связь друг с другом они поддерживали только по радио и только во время коротких встреч в небе над алмазным прииском. Как бы то ни было, во время следующего вылета ни о чем не подозревающий ведомый Черданцева был сбит выпущенной с минимальной дистанции — по меркам воздушного боя практически в упор — ракетой. Стреляли с вертушки, пилот которой еще три дня назад травил по радио анекдоты и многословно сетовал на невозможность усидеть с российскими коллегами четверть горилки. Вертолеты, повстречавшиеся звену Черданцева в небе над прииском, были те же, что и раньше, а вот люди в них сидели другие. Чердак убедился в этом, когда в ответ на свой полный ужаса и недоумения вопль: «Ты что творишь, чепушило?!» — получил короткое, но емкое: «Фак ю». Сбитый вертолет догорал в джунглях. Из него никто не спасся, да и не мог спастись — на войне чудес не бывает даже под Рождество. «Лафа кончилась, пацаны», — констатировал Чердак и принял неравный бой. Одну вертушку он вогнал в землю почти сразу, проводив ее тем же напутствием, которое услышал по радио сразу после гибели товарищей. Вторая, дымя, как сложенный из старых автомобильных покрышек костер, пыталась уйти, но Чердак ее догнал и отправил вслед за первой, и с той же краткой напутственной речью. Две оставшиеся в распоряжении противника машины были уничтожены в течение следующих полутора недель. А еще через полгода, когда Чердак уже малость оклемался и почти вышел из томительного и долгого, как затяжное пике, запоя, местное правительство решило наконец взять к ногтю мятежников, откусивших у него почти половину территории страны, разжилось где-то деньжатами, купило с десяток ископаемых танков советского производства и переманило к себе русских вертолетчиков. Теперь пьянствовать Чердаку и его коллегам было некогда — у них с избытком хватало других занятий. Самопровозглашенное государство, именовавшееся Верхней Бурундой, фактически прекратило свое существование после недели упорных, довольно кровопролитных боев, однако откатившиеся в лесистые предгорья разрозненные отряды продолжали оказывать правительственным войскам яростное сопротивление. Ходили упорные слухи, что самозваный президент М’бутунга тайно покинул страну, бросив своих соратников на произвол судьбы, и было невозможно понять, правда это или очередная пропагандистская уловка правительственных средств массовой информации. — Вот народ, — вздохнул Быков. — И чего им неймется? Ясно же, что дело — труба. Побросали бы оружие и разбежались по домам! Тем более ты говоришь, что ни республики, ни президента больше нет. За что воюют-то? — Во-первых, воевать легче и веселее, чем работать, — сказал Черданцев. — Особенно когда путной, человеческой работы, за которую деньги платят, днем с огнем не сыщешь. А во-вторых, Данилыч, тут все наоборот. Понимаешь, плевать они хотели и на президента, и тем более на республику с демократией заодно. Это старая межплеменная вражда, и больше ничего. Перессорились триста лет назад из-за водопоя для скотины или там из-за охотничьих угодий и пошли друг дружке черепа раскалывать. Давно уж, поди, забыли, с чего все началось, а остановиться — да где там!.. Что делить, всегда найдется, а уж когда жрать нечего, можно и из-за колбасной шкурки войну затеять. А М’бутунга — просто ловкий проходимец. Заговорил этому дурачью зубы, стволов подбросил, и пошло-поехало: даешь самоопределение! А что с этим самоопределением делать — на хлеб его мазать или, скажем, в кашу лить, — ни один баран не задумался. Так что воюют они тут не за идею, а, можно сказать, по привычке. Раньше воевали, сейчас воюют и дальше будут воевать, если какие-нибудь оккупанты здесь порядок не наведут. А кому охота оккупировать эту помойку? Здесь и взять-то нечего, кроме инфекции… — А уголь? — послышался в наушниках удивленный голос Быкова. — Какой уголь? — еще больше удивился Чердак. Юрий вдруг понял, что ему уже не хочется спать. Коснувшись насущных проблем, разговор становился интереснее с каждой минутой, чуть ли не с каждым произнесенным словом. — Активированный, — сказал Ти-Рекс. — От поноса и алкогольного отравления… Каменный, какой же еще! — Впервые слышу про какой-то каменный уголь в здешних краях, — сказал Черданцев. — Хотя я, конечно, не энциклопедия. Сижу на базе — ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю. — Вам что, телевизор смотреть не разрешают? — Почему не разрешают? Смотри сколько влезет — хоть Си-эн-эн, хоть Би-би-си… Только про запасы угля в этих местах по ящику ни гу-гу. Хотя, опять же, я мог что-то пропустить. — Пропустил, наверное, — сказал Быков, успокаиваясь, явно довольный тем, что недоразумение благополучно разрешилось. — У нас об этом долго трубили: мол, крупнейшее месторождение в Центральной Африке, которое окажет огромное положительное влияние на развитие экономики независимой Верхней Бурунды… — М-да, — неопределенно промолвил Чердак. — Вроде открыли его еще при французах, — продолжил воодушевленный неосведомленностью собеседника Ти-Рекс. — Потом французов отсюда поперли, а месторождение забросили… — А! — воскликнул Чердак. — Как же, слышал краем уха. Только мне лично говорили, что разработку прекратили лет за десять до начала Второй мировой. Выгребли все до последней крошки и ушли. — Значит, не все, — авторитетно заявил Роман Данилович. — Есть заключение независимых экспертов. Угля там еще навалом, М’бутунга даже железную дорогу начал строить, чтоб его оттуда вывозить… Повернув голову, майор Черданцев некоторое время внимательно осматривал его с головы до пят, словно пытаясь отыскать внешние признаки помешательства и понять, следует ли ожидать буйного припадка или дело так и ограничится безобидным бредом. — Что? — настороженно спросил Быков. — Чего ты уставился? — Какую железную дорогу? — осторожно, будто и впрямь разговаривал с умалишенным, переспросил Чердак. Форма, в которой был задан вопрос, исключала возможность ответа, аналогичного тому, который Ти-Рекс выдал по поводу угля. Пребывая в явном затруднении, Роман Данилович поерзал в кресле, оглянулся и откровенно обрадовался, обнаружив, что Якушев уже не спит. — Выспался, Юрок? Давай растолкуй ему про железную дорогу, а то я никак не пойму, дурак он или притворяется. Юрию подумалось, что дураков здесь, похоже, и впрямь хватает, но ни один из них не имеет отношения к военно-воздушным силам вообще и к пилотированию вертолета в частности. Он вспомнил, как полдня шарил в Интернете, пытаясь отыскать сведения о запасах полезных ископаемых на территории Центральной Африки. В общем и целом все, что ему удалось узнать о залежах каменного угля в указанном районе, сводилось к тому, что сказал Чердак: может, запасы эти и существуют — почему бы и нет, в конце-то концов, — только их до сих пор никто не видел. Собравшись с мыслями, Юрий по возможности коротко и связно изложил все, что знал о планах строительства железной дороги. — Нет, ребята, — выслушав его, сказал майор Черданцев, — тут какая-то путаница. Насчет угля, повторяю, я могу чего-то не знать. Но дорога эта — чушь собачья, бред сивого мерина. Все районы, которые контролировали повстанцы, я на этой птичке, — он похлопал ладонью по рычагу, — лично проутюжил — квадрат за квадратом, чуть ли не сантиметр за сантиметром. Если бы строительство было, пусть даже в начальной стадии — разметка трассы, подвоз материалов и так далее, — я бы его обязательно заметил. И наверняка получил бы приказ сровнять с землей. Но ничего похожего я не видел, и ребята мои тоже не видели, иначе я бы знал. — Может, он просто не успел? — предположил Быков. — Может, — пожав плечами, с изрядной долей сомнения согласился Чердак. — А насчет специалистов из России у вас там ничего не было слышно? — Где это у нас? — уточнил Черданцев. — На аэродроме? Нет, там о русских специалистах ничего не говорят. А что за специалисты? Только не говорите, что по строительству железных дорог! — А что тогда прикажешь говорить? — огрызнулся Быков, а Юрий вкратце растолковал вертолетчику, о каких специалистах идет речь и по какой причине эти специалисты так интересуют Ти-Рекса, а заодно и его самого. — Ну вот теперь хоть что-то прояснилось, — удовлетворенно кивнул майор. — Ясно, по крайней мере, что это за сафари и почему его участники охотятся не на львов и антилоп, а на патрули военной жандармерии. — Хотелось бы еще понять, какие у военной жандармерии претензии к нам, — сказал Якушев. — Точно, — подхватил Роман Данилович. — Они первые начали! — Как дети, честное слово, — хмыкнул Чердак. — Первые начали… Они тут полновластные хозяева: что хотят, то и творят, и никто им не указ. Выехал из расположения части — все, ты царь и Бог, можешь карать и миловать на свое усмотрение. И никому не интересно, сколько народу ты положил и за что. Сотней больше, сотней меньше — какая разница, кто их вообще считал? Может, начальнику патруля жена твоя приглянулась, а может, ее фотоаппарат… или, скажем, ваши бумажники. Какие претензии… Он — шишка на ровном месте, а ты его кулачищем по сопатке — кто ж такое стерпит?! А уж стрелять и вовсе не стоило. Ох и взвились они! Галдежа на весь эфир: вооруженное нападение, взять живыми или мертвыми! Думаете, я шутил, когда обещал стрелять на поражение? — Гляди ты, какие недотроги, — проворчал Быков. — Стрелять не стоило… Да кто в них стрелял? Так, пугнул маленько, чтоб остыли. А что я должен был делать — мишень на груди нарисовать? — Вот как раз и нарисовал, — утешил его Чердак. — Хотя, знаете, ребята, что-то тут не так. Какие-то они в последнее время странные, дерганые какие-то… Боевые действия, считай, прекратили, хотя этих клоунов из леса выкурить и перебить, как собак, — раз плюнуть. Мы уже целую неделю лесные лагеря не трогаем, патрулируем вдоль границы на случай партизанских вылазок. Буквально позавчера вижу на этой самой дороге два грузовика. Грузовики армейские, идут в горы, в лес, и ежу понятно, что не порожняком: либо боеприпасы везут, либо харчи, а скорее всего, и то и другое. Запрашиваю базу — мол, разрешите уничтожить, — а они мне дают отбой: пусть себе едут, не твоего ума дело; не к нам ведь едут — от нас… Неделю назад, не поверите, пешеходов приходилось ракетами шугать — запретная зона, домой иди, пока цел. А тут — два грузовика, и ничего. Вроде так и надо. Странно это как-то. Как будто перемирие у них, как будто переговоры какие-то… — Заложники! — с уверенностью объявил Роман Данилович. — Партизаны небось за них денег требуют или там гарантий безопасности. И прикрываются ими, как щитом: давайте стреляйте, а мы потом всему миру расскажем, кто мирных российских граждан убил. И не просто так убил, не в случайной перестрелке, а преднамеренно! А этим, в столице, платить неохота, или нечем, или еще что… Гарантий никаких они давать не хотят, с российским МИДом ссориться страшновато, вот и темнят бурундуки… — Плохо, — сказал Юрий. — Темнить они будут ровно до тех пор, пока не установят точное местонахождение заложников. А потом — ракетный удар с воздуха, и концы в воду. Какие еще заложники, не было никаких заложников! Ах, строители из России? Так их, наверное, мятежники убили… — Очень может быть, — авторитетно подтвердил Черданцев. — С этих бармалеев станется, штучка как раз в их духе. А я или, к примеру, Гриша Мельников будем смотреть сверху, как оно все ясным пламенем горит, и радоваться: задание выполнено, лагерь мятежников уничтожен. Нас-то наверняка забудут просветить, есть там заложники или нет. Ребятки, — добавил он уже другим, деловым и озабоченным тоном, — разговоры разговорами, а по сторонам поглядывать не мешает. Вы мужики бывалые, не мне вас учить, как «стингер» в полете выглядит. — Уже? — мгновенно отворачиваясь к окну, удивился Быков. — Если честно, это «уже» начинается в пяти километрах от базы, — проинформировал его Чердак. — Да и на базе, прямо скажем, не санаторий. А вообще-то мы уже, считай, на месте. Входим в заданный район. Так вы, стало быть, решили угольными копями полюбоваться? Ну-ну. Где, говоришь, они расположены? Ти-Рекс ткнул пальцем в карту: — Примерно тут. — Ну и мы уже примерно тут. Нейтральная зона, ничейная территория… — Он вздохнул. — Это-то самое поганое и есть — по крайней мере, для вас. Нарваться можно и на тех и на других, так что вы уж там поаккуратнее. Я бы вас прямо туда, к ним, забросил, да топлива осталось в обрез на обратную дорогу. Пройду точку невозврата, сяду и буду ждать, которые меня к ногтю возьмут, те или эти… Вертолеты шли низко — казалось, над самыми верхушками деревьев. Это делало их завидной мишенью для переносных зенитно-ракетных комплексов, зато установленные на базе радары не могли уличить напарников в том, что те совершили «левый» рейс в район, где им было абсолютно нечего делать. Вскоре Чердак высмотрел внизу свободную от растительности, относительно ровную площадку и, сделав над ней круг, пошел на посадку. Глава 16 Юрий шел впереди, прорубая дорогу сквозь сплошное переплетение колючих лиан и ветвей. Деревянная ручка мачете стала скользкой от пота и все время норовила вывернуться из ладони, широкое, заметно утолщающееся к концу темное лезвие влажно поблескивало от липкого сока растений. Над головой роем кружились насекомые, но уставшая до последнего мыслимого предела Даша уже не взвизгивала, даже когда на глаза ей попадались экземпляры величиной с ладонь, каких не встретишь в более высоких широтах. Мачете взлетало и опускалось, взлетало и опускалось, с тупым стуком врубаясь в тугие канаты переплетенных друг с другом лиан и время от времени отзываясь негромким звоном, когда сталь по касательной задевала твердую древесину. Спина под рюкзаком стала горячей и скользкой, под мышками, казалось, можно было плавить руду. Висящий на плече дулом вниз автомат, как живой, цеплялся за все подряд, норовя потеряться, и Юрию все сильнее хотелось помочь ему в этом благом намерении — прощай, оружие, как сказал Хемингуэй… Когда-то здесь, очевидно, была тропа или даже дорога. Как это чаще всего происходит с лесными дорогами, которыми не пользовались на протяжении многих лет, она густо заросла разнообразнейшей ползучей, колючей и стелющейся дрянью. Идти по ней было труднее, чем по девственному лесу, но они не сворачивали из опасения потерять этот полустертый след человеческого присутствия и больше его не найти. Даша шла за Юрием. Она не жаловалась, но Якушев понимал, что она начинает сдавать. Ее дыхание оставалось ровным, но то, что Юрий начал его слышать, само по себе свидетельствовало об усталости. Быков замыкал короткую колонну, и Юрию не надо было оглядываться, чтобы убедиться, что он несет два автомата и два рюкзака — свой и жены. Он с охотой забрал бы поклажу и у Юрия, если бы тот согласился ее отдать, — Ти-Рекс оставался Ти-Рексом и вел себя так, словно совершал тяжелый марш-бросок по пересеченной местности во главе роты новобранцев. Он ничуточки не запыхался, хотя тропа довольно круто поднималась в гору, и, пользуясь тем, что сейчас не его очередь прорубать дорогу, развлекал спутников разговорами. — А может, Чердак прав? — говорил он, деликатно поддерживая Дашу под локоток, чтобы не навернулась с опутанного колючими стеблями каких-то вьюнов каменного обломка. — Может, никакого угольного месторождения и нет? Они же в самом деле сто раз здесь летали. Не заметить с воздуха угольную шахту — это надо уметь. Я уж не говорю об открытой разработке — такую ямищу, наверное, даже из космоса без очков видно… Не слепые же они, в самом-то деле! Это ж наши, русские военные летчики, у них же глаз — ватерпас… — Молодец, Данилыч, — остановившись, чтобы немного перевести дух, с трудом выговорил Юрий сквозь одышку. — Что ты всегда умел, так это найти правильные слова, чтобы поднять боевой дух вверенного подразделения. — А мне это подразделение никто не вверял, — хладнокровно парировал Быков. — Это ты на задании, а я — лицо частное, вольноопределяющееся. Нахожусь в законном отпуске и, стало быть, имею полное право канючить, сколько захочу. А ты валяй поднимай мой боевой дух. — Можно сесть, пока вы треплетесь, или мы пойдем дальше? — устало поинтересовалась Даша, через голову которой велась эта словесная дуэль. — Да, чего стоим-то? — с готовностью подхватил Быков. — Устал, что ли? Давай сменю. — Давай, — саркастически согласился Юрий. — А я тебе на закорки сяду и буду командовать: дышло влево, дышло вправо! — Иди-иди, командир, — проворчал Быков, — ищи свои копи царя Соломона. Юрий не сумел даже плюнуть: организм задействовал всю имеющуюся в его распоряжении влагу на то, чтобы усиленно потеть. Он повернулся к Быкову спиной и, размахнувшись, отсек преграждающую путь лиану. Лиана с шумом упала, потянув за собой косматый, спутанный клубок каких-то изжелта-зеленых плетей. Они были жесткие, как стальная проволока, и колючие, как осот. — Ох, Машка, ну, Машка! — под размеренные удары мачете снова завел говорильню неутомимый Ти-Рекс. — Вот намутил так намутил! Куда-то мы не туда идем, — добавил он деловито. — Хрен с ним, с углем, но что здесь делать нашим строителям? Какая тут может быть железная дорога? — Такая же, как в любых других горах, — вместо Юрия ответила Даша. — Серпантином. — Серпантином… С тоннелями, стало быть, с мостами… — Это уж как водится, — мстительно отсекая ветку, которая только что едва не сделала его кривым на левый глаз, выдохнул Юрий. — Это ж какие нужны деньжищи! Спрашивается: откуда? — От верблюда, — огрызнулся Якушев. — Чего ты пристал? Откуда я знаю, где твой однокашник на целую железную дорогу денег наворовал? — Прощелыга он, а не однокашник, — сказал Быков. — Тоже мне, президент! Страна называется! Республика! Что это за республика такая, в которой, чего ни хватишься, ничего нет? Угля нет, железной дороги нет… Строителей прислали, так и те потерялись! И ведь не иголка, не американцы какие-нибудь или, скажем, французы — наши, русские мужики! Как же это их угораздило? В целях экономии дыхания Юрий решил воздержаться от участия в беспредметной дискуссии. Его не оставляло чувство, что они здесь с самого начала занимаются чем-то не тем, чем следовало бы заниматься, — как любил выражаться один его старый знакомый, ищут вчерашний день. Воркотня Быкова только подливала масла в огонь терзавших Якушева сомнений, и время от времени ему начинало казаться, что он чем-то сильно не угодил генералу Алексееву, в результате чего тот решил избавиться от него таким утомительным, изуверским способом — послал в Африку искать строителей, которых никогда не было. Впрочем, это была, конечно же, продиктованная усталостью и раздражением чепуха на постном масле: решив, что кого-то пора убрать, его превосходительство всегда делал это быстро, аккуратно и наверняка, не оставляя жертве никаких шансов.