Щурясь от ударившего в глаза яркого света, он огляделся. Лагерь располагался в просторной котловине, со всех сторон окруженной крутыми каменными склонами. По дну котловины протекал небольшой ручеек, служивший источником воды; узкий, как бутылочное горлышко, вход в это убежище был перекрыт высокой, сооруженной из камней, разнокалиберных досок и ржавых листов жести стеной. В стене имелись ворота, подле которых торчала шаткая сторожевая вышка, и можно было не сомневаться, что в скалах по обе стороны прохода оборудована пара-тройка пулеметных гнезд. В тени высоких каменных склонов виднелись скопления брезентовых армейских палаток и хлипких, крытых листьями бамбуковых сарайчиков. Среди них под временными навесами громоздились штабели ящиков и железных бочек; где-то ровно тарахтел движок генератора, из трубы стоящей в стороне полевой кухни валил дым, и пахло стряпней. Запах солдатского нужника тоже присутствовал, хотя и не такой сильный, как можно было ожидать, — он скорее угадывался, и при желании на него можно было не обращать внимания. В тени навесов и хижин стояли машины — трехосный грузовик, приходившийся родным братом тому, который Юрий и его спутники захватили в деревне, а также несколько джипов и пикапов, три из которых были оборудованы пулеметами. Самым мощным из этих отдаленных потомков махновских тачанок был широкий приземистый «хаммер», в открытом кузове которого, задрав к небу длинный, одетый в дырчатый кожух ствол, торчал авиационный «браунинг» пятидесятого калибра. Жестяная коробка с лентой была на месте, из чего следовало, что здесь, в лагере, «бурундуки» ничего не опасаются. «Ну и зря», — подумал Якушев. От самой большой палатки, над которой Юрий заметил длинную растяжку антенны, к прибывшим уже направлялась небольшая депутация. Возглавлял ее африканец, имевший чуточку более солидный, зрелый вид, чем все «бурундуки», с которыми Юрию довелось столкнуться до этой минуты. Обритый наголо, лоснящийся, как начищенный до блеска сапог, крупный череп украшало камуфляжное кепи с пестрой кокардой, из-под козырька которого поблескивали стекла больших, на пол-лица, солнцезащитных очков; спереди на поясе, заметно его оттягивая, висела большая, основательно исцарапанная и потертая рыжая кобура. На мятых матерчатых погонах поблескивали крупные многолучевые звезды — знаки различия никогда не существовавшей армии фиктивного государства. Похоже, «верхние бурундуки» продолжали увлеченно следовать правилам игры, затеянной их сбежавшим предводителем; впрочем, вполне возможно, им просто не хотелось тратить время и силы, избавляясь от символов своей несостоявшейся государственности. Начальник патруля, который доставил пленника в лагерь, скороговоркой доложил подошедшему начальству об обстоятельствах задержания. Трое чернокожих вояк, что сопровождали старшего, встретили этот доклад дружным смехом, но их командир даже не улыбнулся. Судя по этой мрачности, он был одним из тех, кто добровольно возложил на себя неприятную обязанность думать о будущем — разумеется, о своем собственном, поскольку думать о будущем независимой республики Верхняя Бурунда явно не имело смысла. — Кто ты такой? — на местном варианте французского языка спросил у Юрия этот человек, рассеянно листая переданный начальником патруля российский паспорт. — Я гражданин Российской Федерации, — с достоинством сообщил Якушев. — Я требую немедленно меня освободить. Это произвол! Я буду жаловаться самому президенту М’бутунга! — Нет М’бутунга, — разглядывая фотографию в паспорте, под дружный смех присутствующих рассеянно проинформировал его собеседник. — Жаловаться мне, моя самый главный. Моя президент, моя главнокомандующий… Моя майор Бвамбе, ты мне говорить: мой господин. — Сейчас, — сказал Юрий по-русски, — только галоши надену. Его ударили по спине прикладом. Тот, кто это сделал, очевидно, рассчитывал, что таким манером заставит пленника упасть на колени. Чтобы достигнуть цели, бить надо было раза в три сильнее, но Юрий решил немного подыграть партнерам и послушно упал. — Говорить французски, — повелительно произнес майор Бвамбе. — Зачем ты пришел? — Я завербовался на строительство железной дороги, — пустился в объяснения Якушев, но изложить шитую белыми нитками легенду до конца ему не дали. — Здесь нет строить железный дорога, — с похвальной прямотой сообщил майор Бвамбе. — Если ты это не видеть, ты сильно много глупый. Или сильно много хитрый? — добавил он после небольшой паузы. — Я сильно много голодный, — ответил Юрий. — Когда тут у вас обед? — Обед завтра, — сказал майор. — Сегодня ты его пропустить. — А ужин? — продолжал прикидываться идиотом Якушев. — Ужин в Египет, в дорогой отель, — любезно ответил майор. — Здесь нет Египет, нет курорт. Нет завтрак, нет ужин — есть один раз получать еда, чтобы сильно много рано не умер. Завтра кушай, сегодня мало терпеть! Юрий понял, что слегка ошибся в майоре Бвамбе: он вовсе не был мрачным и озабоченным, а просто относился к тому разряду комиков, которые потешают публику, сохраняя похоронное выражение лица. Повинуясь небрежному кивку своего нового предводителя, «бурундуки» поставили пленника на ноги и несколькими тычками направили в нужную сторону. Обойдя складской навес, он увидел впереди сложенное из каменных обломков, крытое какой-то соломой приземистое строение. Красотой и четкостью линий, как и все здесь, эта каменная будка не блистала. Она была пристроена к скале, которая служила ей задней стеной, и издалека напоминала обыкновенную кучу мусора. Зато запертая на засов дверь выглядела добротной и прочной, а подойдя ближе, Юрий с некоторым удивлением заметил, что каменная кладка стен скреплена цементным раствором. Расположенное под самой крышей, похожее на амбразуру дзота узкое горизонтальное окошко было забрано ржавой стальной решеткой; судя по всему, эта халупа изначально задумывалась и строилась именно как тюрьма. Удивляться было нечему, вербовка российских строителей заведомо представляла собой отвлекающий маневр, сопряженный с получением дополнительной прибыли в виде выкупа. Уже в тот момент, когда они подписывали документы в московском агентстве, здесь их рассматривали как будущих заложников, а заложников надо где-то содержать. И лучше, если это будет капитальное строение, а не сплетенный из веток загон для скота, который можно развалить одним пинком… На ходу конвоиры о чем-то посовещались между собой, и один из них вдруг сделал красноречивый жест стволом автомата, приказав пленнику остановиться. Последовал еще один короткий обмен мнениями на местном наречии. Начальник конвоя воровато оглянулся через плечо; последовав его примеру, Якушев убедился, что с того места, где они сделали явно незапланированную остановку, штабная палатка не видна. Тут его грубо пихнули в грудь, после чего конвоир обратился к Юрию на ломаном французском. Как и майор Бвамбе, он не придавал значения таким мелочам, как грамматика и правильность произношения, однако прозвучавший приказ не допускал двойного истолкования: пленнику предлагали разуться. — Твоя ботинки снимать! — повторил конвоир и на тот случай, если его вдруг не поняли, указал стволом «калашникова» на ботинки Якушева — не новые, но еще очень крепкие, мало поношенные походные ботинки песочного цвета на толстой рубчатой подошве. — Вот зараза, — огорченно произнес Юрий. Готовясь к этой экспедиции, он предусмотрел многое, но не это. Тут не было ничего удивительного: живя в относительно цивилизованной стране, он привык считать, что времена, когда добычей грабителей, помимо бумажника и мобильного телефона, могла стать еще и обувь, остались в далеком прошлом. Это ошибочное мнение так глубоко укоренилось в его сознании, что желание чернокожего начальника патруля обновить гардеробчик за счет подвернувшегося под руку иностранца стало для него настоящим сюрпризом. А с другой стороны, куда еще, кроме каблука, он мог спрятать радиомаяк, не опасаясь, что его обнаружат при самом беглом, поверхностном осмотре? — С-зараза! — на французский манер перенеся ударение на последний слог, с огромным удовлетворением произнес начальник патруля, когда, затянув шнурки и пару раз притопнув, убедился, что ботинки Юрия ему как раз впору. — Что зараза, то зараза, — подтвердил Юрий. Его ткнули стволом между лопаток, недвусмысленно намекнув, что пора продолжить путь. Раскаленная почва жгла босые ступни, острые камешки впивались в подошвы, норовя добраться до живого мяса, но Юрия сейчас беспокоило не это: он очень надеялся, что, доставив его в лагерь, новый обладатель желтых походных ботинок производства известной европейской фирмы не отправится странствовать в них по белу свету, а хотя бы на время останется здесь. В противном случае ситуация обещала непредвиденно и резко осложниться. Что ж, сказал себе Юрий, как сумеем, так и сыграем. В конце-то концов, он с самого начала собирался управиться с этим делом в одиночку, без посторонней помощи; хуже было то, что Быков с Дашей в погоне за желтыми ботинками могли нажить себе очень крупные неприятности. Сколоченная из схваченных стальными полосами толстых досок дверь в каменной стене распахнулась, и Юрия грубо впихнули в душный, пропахший испарениями множества давно не мытых тел полумрак. Дверь за его спиной захлопнулась, лязгнул засов. Дав глазам немного привыкнуть к освещению, Якушев огляделся и, стараясь, чтобы голос прозвучал бодро, сказал: — Привет, славяне! Как продвигается строительство? * * * Замаскированный срубленными ветками грузовик стоял в узкой, заросшей кустарником ложбинке метрах в двадцати от дороги. Ветки пожухли и высохли, листва на них отзывалась на каждое прикосновение шорохом и хрустом, словно была вырезана из кальки, но это не имело значения: стояла засуха, и кусты были почти такими же сухими уже тогда, когда их рубили. Тени прямо на глазах удлинялись и делались гуще, затапливая ложбину, как медленное темно-лиловое половодье. Потом солнце скрылось из вида за западным краем ложбины, испепеляющий дневной зной сменился ровным сухим жаром, щедро отдаваемым раскалившейся за день землей. Даша сидела наверху на плоском камешке — теоретически была на боевом посту, ведя наблюдение за дорогой, а на самом деле, наверное, просто любовалась закатом, поскольку наблюдать на дороге было не за чем. Роман Данилович предавался занятию, ничуть не более полезному, чем то, что выпало на долю жены: приводил в порядок снаряжение, которое и так пребывало в полном порядке. Стараниями «верхних бурундуков» недостатка в оружии, боеприпасах и провианте они не испытывали; чуточку хуже было с водой, но Быков рассчитывал в ближайшее время исправить положение — как водится, за счет противника. Ти-Рекс собирался произвести командирскую рекогносцировку. Сигнал запрятанного в каблуке правого ботинка Якушева радиомаяка исправно поступал на следящее устройство. Если верить этой мудреной штуковине размером с обыкновенный мобильный телефон, джип, в котором Спеца увезли из поселка, находился в движении около получаса, держа путь почти по прямой в северо-западном направлении. При средней скорости в сорок — пятьдесят километров в час за это время он должен был покрыть где-то от двадцати до тридцати километров. Даша, смыслившая в электронике чуточку больше супруга, поиграла клавишами навигатора, после чего тот выдал на дисплей тот же результат: двадцать шесть километров и сколько-то там метров. Поскольку подполковник Быков не привык вести вверенное ему подразделение в атаку наугад, без предварительной тщательной разведки, ночка ему предстояла веселая: двадцать шесть туда, двадцать шесть обратно, и все это в темноте, по пересеченной, кишащей зверьем и вооруженными бандитами местности. Дашу перспектива овдоветь и остаться в одиночестве посреди Африканского континента никоим образом не устраивала; обсуждение данного вопроса вышло достаточно бурным, в результате чего мадам Быкова и удалилась любоваться закатом. Быков за ней не последовал: она отлично все понимала и без многословных уговоров, ей просто нужно было немного времени, чтобы отойти и смириться с мыслью, что не все и не всегда будет по-ее, стоит только посильнее топнуть ножкой. Говорят, мужчина в семье — голова, а женщина — шея: куда повернет, туда и будет. В семейной жизни, как правило, так и есть, но сейчас они, увы, находились не на кухне в своей рязанской квартире, и сердито нахмуренные брови жены трогали старого десантника гораздо меньше, чем ей бы того хотелось: лучше сердитая супруга, чем мертвая. Выкурив сигаретку, Роман Данилович навесил на себя автомат и попрыгал на месте, проверяя, не бренчит ли амуниция. Предосторожность была излишней: за десятилетия службы он так навострился по части подгонки снаряжения, что теперь, наверное, мог собраться в рейд по тылам противника даже во сне. Ничто не гремело и не брякало; все было под рукой, нож легко выходил из ножен, а пистолет из кобуры. Обувь идеально сидела по ноге и была в меру разношенной, что в данной ситуации представлялось едва ли не самым важным: отмахать за ночь более полусотни верст на стертых ногах — задачка не из легких, и приятным такое времяпрепровождение не назовешь. В ложбине быстро темнело. Южные сумерки скоротечны; это заметно даже на Черноморском побережье, а тут, в двух шагах от экватора, темнота надвигалась с прямо-таки пугающей быстротой. Роман Данилович уже собрался окликнуть Дашу, чтобы дать последние наставления и попрощаться, но тут ему пришло в голову, что напоследок не мешало бы свериться с навигатором — просто так, для страховки. Он вынул прибор из наколенного кармана брюк, которые отличались от армейских разве что лишенной камуфляжных пятен расцветкой, нажал на кнопку в левом нижнем углу, вгляделся в мерцающую на дисплее красную точку и изумленно присвистнул. За те несколько часов, что он не смотрел на экран, местоположение радиомаяка изменилось; теперь, если верить навигатору, он находился буквально под боком, в какой-нибудь паре километров от ложбины — вероятнее всего, в расположенном прямо за холмом, в низине, поселении. Рядом послышались знакомые шаги, стукнул потревоженный камешек, и, повернув голову, Роман Данилович увидел справа от себя силуэт покинувшей свой наблюдательный пост жены. — Что тут у тебя? — спросила она. Быков молча протянул ей навигатор. Даша всмотрелась в экран, и в его голубоватых отсветах Роман Данилович заметил, что она озабоченно хмурится. — Это в поселке, что ли? — спросила Даша. — Больше негде, — ответил Быков. — Но ты же сам сказал, что заложников там нет! — Я сказал, что мы с Юркой не заметили охраняемых объектов, — справедливости ради уточнил Роман Данилович. — Но это, во-первых, не значит, что их на самом деле нет. А во-вторых, эти бурундуки — такой народ, что могли не позаботиться выставить часового. Днем-то он и в самом деле не нужен — по такой местности далеко не убежишь, все просматривается как на ладони… — И что ты собираешься делать? — А что тут думать? Как говорится, баба с воза — кобыле легче. План этой деревни я тебе с закрытыми глазами нарисую, сигнал маяка — вот он… В общем, как стемнеет, будем брать. — Странно, — с прежней озабоченностью произнесла Даша. — Что тебе странно? — сердито спросил Ти-Рекс, недовольный не столько въедливостью супруги, сколько собственными ощущениями, которые, если подумать, характеризовались как раз этим расплывчатым, неуставным определением «странно». — А куда, как ты думаешь, они Юрку возили? Сначала увезли, потом привезли… — В штаб, — предположил Быков, — на допрос. Привезли, предъявили начальству: так, мол, и так, поймали еще одного русского, что прикажете с ним делать — сейчас в котел пустить или погодить до утра? Начальство подумало и решило: есть нельзя, сильно жилистый, пускай покамест с остальными посидит. Помнишь, как в «Джентльменах удачи»: чем больше сдадим, тем лучше. В том смысле, что дополнительный заложник — это ж, как ни глянь, дополнительная прибыль… — Ты кого сейчас уговариваешь, — прервала его пространные рассуждения Даша, — меня или себя? Роман Данилович сердито засопел. — А что тебе не нравится? — спросил он. — Можно подумать, у нас есть выбор! — М-да, — сказала Даша. Роман Данилович немного подождал, но продолжения не последовало. — Я пошел, — сказал он тогда, — посмотрю еще разочек, пока не стемнело, что там да как. Ты оставайся тут. От машины ни на шаг… Грузовик вести сумеешь? — Три педали, один рычаг, — пренебрежительно откликнулась Даша. — Что тут уметь? — Вот и ладно, — с уверенностью, которой не испытывал, сказал Быков. — Значит, как увидишь зеленую ракету, заводи и подавай к парадному подъезду. Где подъезд, я пока не знаю… — Разберусь, — сказала Даша. — Вот и ладно, — повторил Роман Данилович. Глава 21 Ночь была душная, безветренная. В небе сторожевым прожектором висела полная луна, в свете которой все казалось густо припорошенным серебряной пылью. Каждый предмет отбрасывал глубокую черную тень, и весь мир был двухцветным, как на экране старого телевизора или на гравюре, отпечатанной на голубовато-серебристой бумаге. Разбитая на обочине грунтовой дороги у въезда в поселок палатка светилась неярким, теплым оранжевым огнем, напоминая китайский бумажный фонарик. Освещенный изнутри ветхий брезент походил на ширму театра теней. По нему неторопливо перемещались темные силуэты людей — вставали, садились, наполняли стаканы из большой круглой фляги, оживленно жестикулировали. Судя по доносившимся оттуда звукам, едва различимым за громким стрекотом одуревших от жары цикад, в палатке происходило застолье, такое веселое, словно ее обитатели только что получили известие о признании независимости республики Верхняя Бурунда международным сообществом, объявлении перемирия и прибытии в район активных боевых действий подразделений миротворческих сил ООН. Брезентовый полог откинулся, и из палатки, слегка покачиваясь, вышел африканец в камуфляжной униформе и лихо сдвинутом на затылок берете с пестрой кокардой. Автомат висел у него на плече дулом вниз, как охотничья двустволка. Что-то напевая под нос, караульный утвердился на широко расставленных ногах, запрокинул голову и замер в характерной позе человека, справляющего малую нужду. Догадку о роде его занятия немедленно подтвердил негромкий, глуховатый плеск льющейся в мягкую дорожную пыль жидкости. Из придорожной травы беззвучно поднялась темная человеческая фигура. Блики лунного света заиграли на угольно-черной, жирно лоснящейся коже лица, сверкнули белки глаз, и тусклым, потаенным блеском на мгновение засветилось вороненое лезвие ножа. Из палатки послышался громкий оклик; не прерывая своего важного дела, караульный повернул голову и отозвался, произнеся на гортанном местном наречии какую-то фразу, встреченную оставшимися в палатке очередным взрывом веселья. Темная фигура за его спиной присела и замерла, но из палатки никто не вышел. Что-то ворча, караульный закончил свои дела, застегнулся, повернулся лицом к палатке и тихо умер, напоровшись на нож, который почти беззвучно вонзился в его гортань. Темный призрак подхватил падающее тело, привычно придержал соскользнувший с плеча автомат и, пятясь, утащил бороздящий пятками землю труп в темноту за палаткой. Через несколько мгновений он вернулся, чтобы довершить начатое. Караул на въезде в поселок легче и проще было бы обойти, но эта троица могла создать массу проблем для грузовика, который вскоре должен был здесь проехать. Вся эта затея и так была чересчур рискованной, и Роман Данилович не хотел лишний раз пытать судьбу, заставляя жену прорываться сквозь огневой заслон.