После взрыва, заставившего Дашу вздрогнуть и насторожиться, в поселке начали стрелять. Где-то через минуту отдельные хлопки и короткие очереди слились в сплошной яростный перестук, а по истечении еще нескольких мучительно долгих секунд Даша поняла: что-то пошло не так и, если ей суждено увидеть обещанную мужем зеленую ракету, произойдет это только после того, как там, внизу, все кончится. Юрка Якушев сто раз говорил ей, что в бою Роман Быков один стоит взвода, если не целой роты, и она не просто верила, а твердо знала, что так оно и есть — ну, по крайней мере, теоретически. Практика же неоднократно доказывала, что ее драгоценный супруг не изготовлен из легированной стали, как мог бы подумать человек, наслушавшийся восторженных речей Якушева, а зачат обыкновенным, естественным порядком и сделан, как все простые смертные, из плоти и крови. Плоть его была закалена и жестка, как волокна твердой древесины, но оставалась уязвимой для огня и металла. С учетом плотности стрельбы, доносившейся из-за гребня холма, шансы на то, что, сидя здесь, Даша чего-нибудь дождется, представлялись ничтожными. Какая уж там ракета!.. Все это она додумывала, уже усевшись за руль и терзая стартер. Мотор завелся, огласив ложбину сердитым ревом, и ровно заурчал. Даша включила фары, воткнула первую передачу и дала газ. Педали здесь были непривычно тугие, с очень большим ходом, и, когда Даша чересчур резко бросила сцепление, грузовик конвульсивно дернулся и едва не заглох. Она увеличила подачу топлива, двигатель снова взревел, как разбуженный посреди зимней спячки медведь, и тяжелый трехосный «мак», хрустя соскальзывающими с капота и ложащимися под колеса ветвями, тяжело пополз к дороге. А что такого, сказала она себе, вертя большой непослушный руль и до боли в глазах вглядываясь в освещенное фарами каменистое дно заросшей колючим кустарником ложбины. Что я такого сделала? Сказано было: от машины ни на шаг. Вот она я, вот машина — что не так? Сказано было: жди зеленую ракету, — я и жду. Никто ведь не говорил, что по ходу ожидания мне нельзя сидеть за рулем и потихонечку ехать, правда? Не доезжая до гребня, она выключила фары. В небе горел прожектор полной луны; почитать газетку при таком освещении вряд ли удалось бы, но светлая лента дороги впереди машины была видна превосходно, и Даша, переключив передачу, поехала быстрее. Перевалив гребень, она поняла, что шансов дождаться зеленой ракеты на деле еще меньше, чем ей казалось минуту назад. Над поселком лениво качались подсвеченные оранжевым пламенем дымы, в темноте, скрещиваясь и чуть ли не переплетаясь, носились светящиеся пунктиры трассирующих пуль. Даша заметила короткую неяркую вспышку, над тростниковыми крышами вспухло новое облако дыма, а мгновением позже в уши толкнулся тугой громовой раскат очередного взрыва. — Мамочка, — жалобно сказала Дарья Алексеевна Быкова, переключаясь на четвертую передачу. Хлопая дырявым тентом и волоча за собой посеребренное луной облако пыли, тупорылый армейский «мак» мчался вниз по склону холма. Приблизившись к палатке КПП на въезде в поселок, Даша едва преодолела желание зажмуриться, но, вопреки ее ожиданиям, никто не выскочил ей наперерез из темноты, паля из автомата по кабине. Въехав в поселок, она была вынуждена снова включить фары, чтобы не заплутать в путанице лунного света и глубоких черных теней и не закончить путь, врезавшись во что-нибудь массивное. С выбором направления проблем не предвиделось. Роман не обманул, говоря, что местонахождение «парадного подъезда» Даша определит без труда: «подъезд» был там, где Быков, а Быков — там, где стреляли. Фары выхватили из темноты небольшую группу солдат, бежавших впереди в попутном направлении. Один из них тащил под мышкой длинную трубу противотанкового гранатомета. Услышав позади себя хриплое рычание мощного мотора, «бурундуки» обернулись, посторонились, давая дорогу, и замахали руками — просили подбросить, торопясь поспеть к месту событий раньше, чем кончится увеселение. Эти ребята, в особенности тот, который с гранатометом, очень не понравились Даше, поскольку все навешенное на них железо предназначалось для ее драгоценного супруга. Сунув руку под сиденье, где стоял обнаруженный Романом Даниловичем ящик, она достала гранату, вынула, на пару секунд бросив руль, чеку и, поравнявшись с голосующими «бурундуками», выбросила гранату в открытое окно. Темнота позади грузовика озарилась оранжевой вспышкой, от грохота заложило уши; боковое зеркало слева от Даши вдруг сорвалось с кронштейна и, обогнав машину, улетело куда-то во мрак, по крыше кабины что-то лязгнуло, и что-то лохматое, дымящееся, упав с ночного неба на дорогу перед грузовиком, в мгновение ока исчезло под колесами. Впереди над крышами хижин дрожало мутно-оранжевое дымное зарево. Палили именно там, и Даша вдруг поняла, что в течение какого-то времени слышит не столько перестрелку, сколько басовитый, прерывистый, частый грохот, сквозь который едва пробивается треск автоматных очередей. Она еще терялась в догадках о происхождении этого оглушительного, заставляющего сердце проваливаться в пятки звука, когда грузовик выкатился на площадь перед беленым домиком штаба, то есть в самое пекло. Тростниковая крыша штаба весело пылала, заливая площадь дрожащим оранжевым светом, из окон рвалось злое рыжее пламя. На этом фоне темным силуэтом выделялся косо осевший на простреленных шинах пикап, в кузове которого был установлен счетверенный крупнокалиберный пулемет. За пулеметом находился Быков; сгорбившись за броневым щитком, на котором светлела беспорядочная россыпь оставленных пулями округлых вмятин, он вел беглый огонь по залегшему противнику. Четыре ствола плавно поворачивались из стороны в сторону, поливая площадь свинцом; земля кипела, вздыбливаясь сотнями пылевых фонтанов, стены хижин взрывались брызгами сухой глины, в воздухе реяла солома, косым медленным дождем осыпаясь на землю. Что-то взорвалось, выбросив в темное небо клубящийся, распухающий гриб черного с рыжими огненными прожилками дыма, от места взрыва, вопя, бросились врассыпную темные сгорбленные фигуры, и Даша заметила, что на некоторых горит одежда. Изрыгающие смерть грохочущие стволы проводили бегущих, и те упали один за другим, исполнив напоследок короткую пляску смерти. Затем пулеметчик заметил грузовик и, не отпуская гашетку, начал наводить свою чудовищную молотилку на новую цель. Холодея, Даша поняла, что ирония судьбы вот-вот обернется горьким сарказмом, но тут зенитная счетверенка захлебнулась и умолкла. «Узнал, — с неимоверным облегчением подумала Даша, круто выворачивая руль, чтобы не врезаться в горящий остов какой-то машины. — Как же это он ухитрился?» Двигатель грузовика продолжал рычать и завывать, гудело пламя, трещали, выбрасывая в ночь целые тучи мельтешащих, гаснущих на лету искр, рушащиеся балки, кто-то протяжно, на одной ноте, орал в темноте, но после грохота пулемета все это казалось мертвой тишиной. Даша с удивлением осознала, что больше не слышит стрельбы, но обрадоваться не успела: над бортом лежащего на боку посреди площади перевернутого джипа почти одновременно выросли черные силуэты четырех человеческих голов. Протрещала короткая автоматная очередь, по броневому щитку умолкшей счетверенки залязгали пули, рыжее пламя длинным дрожащим бликом заиграло на увенчанной тяжелым остроконечным набалдашником стальной трубе. Даша уже не первый год была замужем за офицером воздушно-десантных войск и хорошо знала, что такое РПГ. Ударив по тормозам, она распахнула дверцу и, выпрямившись во весь рост на подножке, метнула гранату. Позиция для броска была выбрана не самая удобная, да и метанием в цель различных предметов Даша никогда не увлекалась, отдавая предпочтение изучению и оттачиванию приемов ближнего боя. В результате стальное яйцо упало на землю, не долетев до цели, и лопнуло со страшным грохотом почти в десяти метрах от перевернутого джипа. Взрывная волна опрокинула джип, швырнув его на землю кверху колесами, и сбросила Дашу с подножки, едва не перевернув заодно и грузовик. Падая, Даша больно ударилась обо что-то сначала локтем, а потом и головой, едва не потеряв сознание. Какое-то время она неподвижно лежала в теплой пыли, не в силах пошевелиться. Вокруг опять гулко стучали автоматные очереди, кто-то вдруг заверещал нечеловеческим голосом и сразу умолк; раскатисто хлопнул одиночный выстрел, и наступила относительная тишина. Подобрав под себя руки, Даша оттолкнулась от земли и сумела подняться на четвереньки. Грузовик с распахнутой дверцей стоял в метре от нее, как ни в чем не бывало ворча работающим на холостых оборотах мотором. Там, в кабине, остался ее автомат, до которого нужно было добраться, и чем скорее, тем лучше. Повернув голову, она поняла, что опоздала. На фоне горящего дома виднелся темный силуэт идущего к ней через площадь человека. Человек шел неторопливо, держа наперевес автомат, и отсветы пламени играли на его лоснящемся от пота, черном, как сапожная вакса, лице. «Вот и все», — отстраненно подумала Даша и нечеловеческим усилием воли заставила себя встать и выпрямиться во весь рост: умирать, стоя на четвереньках, вдруг показалось ей унизительным. Майор Бвамбе набросил на шею ремешок фотоаппарата и отдал конвою короткий приказ на местном наречии. Юрия грубо схватили за руки и завели их за спину. Почувствовав запястьями шершавое прикосновение грубой пеньковой веревки, Якушев напряг мышцы. Трюк был старый, общеизвестный, но на этот раз он сработал: когда, затянув узел, конвойный отступил в сторону, веревка лежала на запястьях Юрия достаточно свободно, чтобы при известной доле терпения и ловкости из нее можно было выпутаться. Ухватив с двух сторон за плечи, охранники вытолкнули его наружу и погнали в обход палаток, хижин и навесов к свободному пятачку у подножия скальной стены. Небо над котловиной, в которой расположился лагерь, уже начало наливаться бирюзой — близился рассвет, увидеть который по замыслу майора Бвамбе Юрию было не суждено. Как обычно, Якушев имел на этот счет собственное мнение, но справедливости ради должен был признать, что шансов на победу в этом споре у майора намного больше. Время шло, Быкова все не было, и это означало, что присвоенные начальником патруля желтые ботинки завели-таки Данилыча куда-то не туда — как любил выражаться он сам, «не в ту степь». У подножия скалы обнаружилась неглубокая, едва по колено, яма, выдолбленная в каменистом грунте. Юрия столкнули вниз. Выпрямившись, он увидел, как из-за какого-то сарая, переваливаясь на неровностях почвы, выкатился «хаммер» с установленным в кузове «браунингом» пятидесятого калибра. Вездеход подъехал к месту казни и остановился в десятке метров от приговоренного. Двигатель продолжал работать, включенные фары, слепя глаза, освещали место казни. У пулемета уже возился, позвякивая железками, чернокожий стрелок. Майор Бвамбе явно не собирался шутить; напротив, преемник беглого президента Машки делал все возможное, чтобы отснять эффектный, зрелищный видеоролик, который убедит зрителей в серьезности его намерений. Упомянутый господин в окружении заспанной свиты стоял поодаль, приводя в боевую готовность фотоаппарат Саранцева. Нажав кнопку затвора, он поводил объективом из стороны в сторону, затем проверил, что получилось, и удовлетворено кивнул: камера работала как надо, и сам он не напортачил, выбирая режим. Соскользнувшая с запястий Юрия веревка бесшумно и незаметно для окружающих упала на дно ямы. Пулеметчик, приоткрыв рот от внимательности, смотрел на майора в ожидании сигнала. Момент был далеко не идеальный, но другой возможности могло уже не представиться. Ждать было больше нечего — Юрий и так тянул слишком долго, усугубляя и без того аховое положение. Он подобрался, готовясь к прыжку, и тут за воротами, которые были отлично видны с того места, где он стоял, раздался протяжный, требовательный гудок автомобильного клаксона. Часовой на вышке у ворот что-то закричал, размахивая руками. Участники казни, начиная с майора Бвамбе и кончая пулеметчиком, как по команде, повернули головы в ту сторону. Ворота уже открывались, протяжно скрипя ржавыми пудовыми петлями; в расширяющейся щели между створками блеснули тусклые фары, зарычал мощный дизельный мотор, и в открывшийся проем, задев бампером левую створку, вполз хорошо знакомый Юрию трехосный армейский «мак». Глава 23 Собравшись с духом (поскольку о силах говорить уже не приходилось), Даша размахнулась и нанесла удар. Удар был блокирован — небрежно, весьма эффективно и как-то неожиданно мягко, словно противник не хотел причинить ей боль. — Ну все, все, — прогудел знакомый голос, — хватит уже, вояка! Враг разбит, победа за нами — угомонись! — Боже мой, — не зная, верить глазам, которые по-прежнему видели жуткую черную рожу, на которой блестели только белки глаз да крепкие ровные зубы, или ушам, утверждавшим, что это чернокожее страшилище разговаривает голосом мужа, ахнула Даша. — Ромка, это ты? — Я, я, — с какой-то странной интонацией подтвердил Быков, неторопливо задвигая за спину висящий на ремне автомат. Вполне естественное побуждение броситься на шею любимому мужчине как-то внезапно сменилось не столь предсказуемым, но зато куда более сильным желанием отодвинуться на безопасное расстояние. Секундное колебание решило дело: протянув длинную, как мачта, ручищу, Ти-Рекс неожиданно ухватил возлюбленную за шею. Сопротивляться ему было все равно что пытаться состязаться в силе с гидравлическим кузнечным прессом, и Даша не успела опомниться, как очутилась в довольно странной и унизительной позе: согнувшись в поясе под прямым углом, с зажатой под мышкой у мужа головой. Эта поза показалась ей подозрительно знакомой; она попыталась вспомнить, что, собственно, это ей напоминает, но не успела: отвечая на незаданный вопрос, жесткая, как асфальт, ладонь подполковника ВДВ Быкова стремительно и мощно вошла в соприкосновение с ягодичными мышцами супруги — с обеими сразу, благо размер ладони это позволял. Раздался звучный, как пистолетный выстрел, хлопок, взлетело облачко подсвеченной пламенем пожара пыли. — Ай! — вскрикнула Даша. — Больно! Быков, ты озверел? — А ты не озверела? — ровным голосом спросил Роман Данилович, отводя руку с явным намерением повторить сомнительный с точки зрения педагогической науки, но весьма эффективный воспитательный прием. — Я где велел находиться? Тебе что было сказано делать? — Он поколебался, держа на весу ладонь, а потом со слегка разочарованным вздохом отпустил зажатую под мышкой голову жены, позволив той выпрямиться. — Совсем чокнулась, — сказал он безнадежно. — А если бы у меня патроны не кончились? Тебя же по всей деревне пришлось бы собирать! — Ах, патроны! — Даша сделала незаконченное движение рукой, явно в самое последнее мгновение под влиянием пресловутой женской гордости передумав тереть онемевший зад. — Так ты, стало быть, решил закончить дело вручную? — Не доводи до греха, — коротко глянув на нее из-под насупленных бровей, буркнул Роман Данилович. — Ладно, — поняв, что сейчас не время восстанавливать грубо попранное мужем гендерное равенство, сказала Даша и, не удержавшись, все-таки потерла пострадавшие от мужского шовинизма филейные части. — Яс тобой дома поговорю… Надо же, что придумал! Якушев, что ли, подучил? Кстати, где он, этот умник? — То-то и оно, — непонятно ответил Роман Данилович, копаясь в наколенном кармане. — Это вот и есть самое интересное. Гляди. — Вынув из кармана, он включил и протянул Даше спутниковый навигатор. — Если верить этой хреновине, он прямо тут, на площади. — Ранен или?.. — испугалась Даша. — Ты его видел? — Да то-то, что нет! — Роман Данилович в двух словах рассказал, как, следуя показаниям мудреного прибора, вместо тюрьмы забрел прямиком в спящую казарму, откуда едва унес ноги. — Сроду я этой электронике не верил, — заключил он. — И Юрке сразу сказал, что его план — ерунда на постном масле. Мне эта его затея с самого начала не нравилась. Даша всмотрелась в дисплей, рассеянно сунула навигатор мужу и принялась вертеть головой, словно что-то ища вокруг себя. — Ты чего? — забеспокоился Быков. — Чего, чего… — передразнила Даша. — Это тебе не беззащитных женщин избивать, товарищ подполковник! Мог бы, кажется, и сам сообразить, что маячок у человека в ботинке и сам человек — не одно и то же… Да вот, пожалуйста! Сказав так, она с победным видом указала на торчащие из-под перевернутого джипа ноги в крепких походных ботинках песочного цвета. Камуфляжная штанина на левой ноге задралась, обнажив шоколадно-коричневую голень, которая в разжиженной отсветами пламени темноте казалась черной, как головешка, и лоснилась, как густо покрытый смазкой поршень. — Ах ты жулик! — приглядевшись, ахнул Ти-Рекс. — Ах ты Бармалей! В три гигантских шага очутившись около джипа, он наклонился и, ухватив за лодыжки, потащил обладателя желтых ботинок из-под машины. Даша с брезгливой гримаской пожала плечами: она никогда не одобряла осквернения трупов и даже не подозревала, что ее любимый супруг, оказывается, имеет склонность к этому нехорошему делу. Оказалось, однако, что на этот раз ошибся не Быков, а она. «Труп» поначалу цеплялся за что-то внутри перевернутой машины, так что на первый взгляд могло показаться, что его придавило, потом начал брыкаться, а когда стало ясно, что человек, держащий его за ноги, силой мало уступает бульдозеру и способен голыми руками выкорчевать дерево, решил прибегнуть к оружию. Когда Быков, свирепо сопя, выволок его из-под джипа, в руке у «покойника» обнаружился пистолет, ствол которого был направлен на Романа Даниловича. Даша вскрикнула, разглядев эту деталь; «труп» нажал на спусковой крючок, а в следующее мгновение Быков, наклонившись еще ниже, отвесил ему тяжелую затрещину. Даше на миг почудилось, что у пленного отлетела голова, но это была всего лишь иллюзия. Зато пистолет, чуть было не сделавший ее вдовой, действительно взлетел высоко в ночное небо и, описав над площадью широкую дугу, исчез в темноте. Оттуда послышался короткий лязг, свидетельствовавший, что пистолет ударился обо что-то металлическое, но никто из присутствующих даже не посмотрел в ту сторону: у всех были другие, куда более насущные дела и заботы. — В пистолете есть такая хреновина, называется предохранитель, — сообщил своему пленнику Роман Данилович, сгребая его за грудки и поднимая в воздух, так что лицо африканца оказалось на уровне его лица, а ноги повисли сантиметрах в пятнадцати от земли. — У э ля рюс? — внезапно перейдя на французский и тем немало удивив жену, вдруг свирепо зарычал он, встряхнув пленника, как пустой мешок. — У э ля рюс?! Колись, бурундук, пока я тебе твою черную кочерыжку пополам не расколол! Пленник что-то быстро забормотал, суча ногами в воздухе и совершая осторожные, чтобы, упаси бог, не были восприняты как попытка оказать сопротивление, движения руками. — Что он говорит? — обернувшись к жене, беспомощно спросил Ти-Рекс. — Ни словечка не разберу! — Откуда я знаю? — снова пожала плечами Даша. — Это ж ты у нас полиглот! Даже не подозревала, что ты владеешь французским! — От Юрки нахватался, — признался Быков, продолжая держать пленника на весу. — С кем поведешься, от того и наберешься. — Он поставил нового владельца желтых ботинок на землю, развернул лицом к грузовику и легонько хлопнул ладонью между лопаток: — Давай шевели фигурой, Иван Сусанин! Любитель щеголять в чужой обуви не понимал по-русски и, скорее всего, никогда не слышал об Иване Сусанине, но Даша была вынуждена признать, что ее супруг умеет-таки договариваться с людьми. Возможно, он не сумел бы найти общий язык с профессором Гарварда, Сорбонны или даже МГУ, но чернокожий начальник патруля понял его превосходно. Получив мощное начальное ускорение, «бурундук» устремился к грузовику с таким сильным креном на нос, что лишь с огромным трудом сумел устоять на ногах, выровнять бег и затормозить в метре от распахнутой дверцы кабины. Здесь он обернулся, подняв руки высоко над головой в знак отсутствия дурных намерений, после чего забрался в машину и притих, как мышка. Единственное, что он себе позволял, — это вертеть головой, высматривая других бойцов захватившего поселок воинского подразделения. Никого не обнаружив, он воззрился на карабкающегося в кабину Быкова с благоговейным ужасом. — Не дрейфь, бурундук, — усаживаясь за руль, сказал ему Роман Данилович, — солдат ребенка не обидит… если, конечно, эти ботинки ты не с покойника ободрал. А? Указав на ботинки, он соорудил из пальцев правой руки подобие пистолета и сделал вид, что стреляет. Пленник, чьи умственные способности явно обострились перед лицом смертельной угрозы, отчаянно замотал головой, а затем сделал интернациональный, понятный любому цивилизованному человеку в любой точке планеты жест, сложив указательные и средние пальцы обеих рук крест-накрест и посмотрев на Быкова сквозь образовавшуюся решетку испуганно вытаращенным глазом. — Ну, гляди, — сказал ему Роман Данилович, — я ведь проверю. Шестерни коробки передач душераздирающе заскрежетали, дизельный мотор сердито взревел, и тяжелый армейский грузовик, хрустя обломками и огибая препятствия, выкатился с площади. Когда производимые им звуки стихли в отдалении, на площадь начали по одному и парами выходить уцелевшие в ночном побоище воины беглого президента Машки. Некоторые все еще были при оружии, но организовать погоню никто из них почему-то не торопился. Над восточным краем горизонта уже начала разгораться полоска рассвета, когда Быков остановил грузовик перед крутым поворотом дороги. Прихватив автомат и бинокль, он выбрался из кабины, пересек освещенное фарами пространство и исчез в темноте. Там один раз негромко стукнул потревоженный его ногой камешек, и снова наступила тишина. Даша сидела у правого окошка, сжимая в руке пистолет, ствол которого упирался в бок «Ивана Сусанина». Курок пистолета был взведен, палец Даши лежал на спусковом крючке, и пленник, явно придерживавшийся невысокого мнения о способности женщин управляться с огнестрельным оружием, боялся лишний раз вздохнуть, чтобы ненароком не спровоцировать выстрел. Через десять минут Роман Данилович вернулся. — Не соврал бурундук, — сообщил он, деловито обвешиваясь гранатами. — Там лагерь — стена, ворота, пулеметная вышка. Ты жди здесь и держи этого обормота на мушке. Если с Юркой что-нибудь случилось, я его, Бармалея, лично на ленточки для бескозырок порву. — Нет уж, товарищ подполковник, — воинственно заявила Даша, — одного я тебя больше никуда не пущу. — Мало я тебе всыпал, — констатировал Быков. — Ну, ничего, это еще можно исправить. — А ты не мог бы на минуточку перестать корчить из себя супермена и послушать, что тебе говорят? — спросила Даша. Они спорили немного дольше, чем минуточку, но в конце концов Быков капитулировал. — Ладно, — проворчал он, — считай, твоя взяла. Скажи только, что я стану делать, если с тобой что-нибудь случится? — Ничего со мной не случится, — отмахнулась Даша. — Я имею в виду, ничего такого, чего не может случиться в Рязани, в Москве или в любом другом месте. Подумаешь! Найдешь себе другую, из местных. Видал, какие они тут… гм… голосистые? В смысле топлес. А за такого кавалера, как ты, любая с радостью пойдет. Если захочешь, наберешь себе в ближайшей деревне хоть целый гарем. — Тьфу, — сказал Роман Данилович. Спустя еще пять минут грузовик затормозил на освещенном прожектором пятачке у закрытых ворот лагеря и требовательно просигналил. Пулеметчик на вышке всмотрелся в машину и, узнав ее, помахал рукой часовому внизу. Лязгнул отодвинутый засов, и ворота начали открываться, протяжно скрипя ржавыми железными петлями. Тяжелый трехосный «мак» взревел мотором и так энергично устремился в открывшийся проем, что задел бампером не успевшую открыться до конца створку, заставив державшегося за нее «бурундука» с испуганным и сердитым криком отскочить в сторону. На въезде в лагерь водитель грузовика лихо газанул, а потом, то ли испугавшись удара о створку ворот, то ли по какой-то иной причине не менее лихо тормознул. Клюнув носом и подняв целую тучу пыли, машина замерла, блокировав собой проезд. Закрыть ворота, пока она там стояла, тоже не было никакой возможности; на водителя заорали со всех сторон, требуя убрать грузовик от ворот, стартер закудахтал на весь лагерь, но заглохший двигатель почему-то не пожелал завестись. Дверца кабины открылась, и оттуда, виновато разводя руками, выбрался водитель, к удивлению присутствующих оказавшийся не темнокожим воином в камуфляже, а молодой белой женщиной, одетой довольно легкомысленно. На ней была широкополая панама, легкий топик, шорты и тяжелые походные башмаки; на боку висела маленькая матерчатая сумка, в которой вряд ли могло поместиться что-то более тяжелое и объемное, чем кошелек и пачка сигарет. Гибкую талию охватывал слабо затянутый кожаный ремень, на котором, оттягивая его книзу, висела кобура, на фоне хрупкой женской фигуры казавшаяся чересчур крупной и громоздкой. Это странное явление не могло не привлечь внимания всех, кто в этот ранний час бодрствовал и находился поблизости. Вокруг грузовика начала собираться оживленно гомонящая толпа. Женщина что-то объясняла, жестикулируя обеими руками; ее не понимали, да и не особенно стремились понять: куда интереснее было рассмотреть ее поближе и по возможности потрогать. Первая же рука, протянувшаяся с целью осуществить это намерение, была отброшена с возмущенным возгласом, который вызвал вполне предсказуемый взрыв веселья: дамочка явно не понимала, куда ее занесла нелегкая, и в самое ближайшее время ей предстояло очень много узнать о том, какой на самом деле иногда бывает жизнь. Майор Бвамбе никоим образом не возражал против небольшого развлечения, посланного его подчиненным благосклонной судьбой, но полагал, что с этим следует чуточку повременить. Как лицо, облеченное властью, он оказался перед хлопотной необходимостью сделать несколько дел одновременно: закончить показательную казнь, разобраться, каким образом сюда попала иностранка, да еще и на том самом грузовике, который пропал, отправившись на поиски провианта, выяснить, куда подевались его люди, уехавшие на этом самом грузовике, и навести в лагере порядок, заставив кого-нибудь убрать, наконец, проклятую колымагу и закрыть ворота. Он обернулся, чтобы отдать распоряжения конвою и пулеметчику, а заодно посмотреть, как там приговоренный, и замер с открытым ртом: приговоренный исчез, оставив на память о себе только пустую яму. Тревожный возглас не успел сорваться с губ майора: чья-то рука, протянувшись сзади, намертво запечатала ему рот. Последовал короткий, резкий рывок, раздался негромкий хруст шейных позвонков, и временно исполняющий обязанности президента республики Верхняя Бурунда майор Бвамбе почти одновременно распрощался с жизнью, чужим фотоаппаратом, с помощью которого рассчитывал запечатлеть сцену расстрела, и своим пистолетом. Сопровождавшие его официальные лица были перебиты раньше, чем успели осознать происходящее; подобрав с земли автомат, Якушев выпрямился и недобро усмехнулся, увидев спину пулеметчика, который, ничего не подозревая, продолжал наблюдать за разыгрывающейся у ворот сценой.