Там, у ворот, происходили довольно занятные вещи. Один из окруживших грузовик солдат уже возился в пыли, под хохот товарищей пытаясь отличить верх от низа и собственные ноги от собственных же рук. Второй стоял в странной позе, согнувшись пополам, с заломленной за спину рукой; Даша дала ему пинка, одновременно отпустив его запястье, и бравый воин головой вперед улетел в толпу. Не переставая смеяться и живо обсуждать веселое, с их точки зрения, происшествие, «бурундуки» взяли оружие на изготовку и плотной массой двинулись вперед. Даша попятилась, но вскоре была вынуждена остановиться, почувствовав лопатками прикосновение горячей решетки радиатора. Затевавшаяся у ворот веселая забава приковала внимание засевшего в замаскированном на склоне котловины окопчике пулеметного расчета. Пулеметчик, его второй номер и вооруженный винтовкой с ночным прицелом снайпер умерли один за другим, быстро и практически безболезненно. Рассматривая это происшествие с определенной точки зрения, им можно было даже позавидовать: расстаться с жизнью в разгар веселья, с соленой шуткой на губах не так уж и плохо, с какой стороны ни глянь. Роман Данилович Быков смотрел на дело именно с этой точки зрения. Обтерев о куртку одного из убитых испачканное кровью лезвие, он убрал мачете в заменяющую ножны кожаную петлю на поясе и подобрал лежащую на бруствере винтовку. Он ничуть не удивился, обнаружив, что держит в руках «драгуновку»: это было доброе оружие, широкому распространению которого немало способствовало оптимальное сочетание цены и качества. Проверив магазин, оказавшийся полным, Ти-Рекс дослал патрон и припал глазом к окуляру. Сухо щелкнул никем, кроме него, не услышанный выстрел, и пулеметчик на вышке у ворот, взмахнув руками, распластался на дощатом настиле. Роман Данилович на мгновение заколебался, не зная, что делать дальше, и проклиная себя за то, что позволил Даше заговорить ему зубы: отвлечь внимание охраны ей, конечно, удалось, но шансов уцелеть, находясь в плотном кольце вооруженных солдат, у нее, честно говоря, было маловато. Он еще раздумывал, переводя направленную острием кверху галочку прицела с одного курчавого затылка на другой, когда у подножия скалы басовито загрохотал установленный в кузове «хаммера» пулемет. Разделавшийся с пулеметчиком Якушев одну за другой дал две короткие очереди, пробивая бреши в толпе у ворот. Стрелял он, как и прежде, мастерски. «Бурундуки» бросились врассыпную, ища укрытия, и «браунинг» пятидесятого калибра ровно застучал, кося их, как траву. Даша, о которой мгновенно забыли, юркнула за кабину грузовика, и Роман Данилович, перестав о ней беспокоиться, с легким сердцем срезал из винтовки солдата, который подкрадывался к Спецу с левого фланга. Затем он трижды выстрелил по навесу, за которым, ожидая момента для начала атаки, скопилось около десятка разбуженных пальбой и выскочивших из хижин и палаток «бурундуков». После третьего выстрела одна из стоявших под навесом бочек загорелась. Пламя быстро набрало силу, осветив дно котловины мрачным багровым заревом; потом бочка взорвалась с глухим кашляющим звуком, окатив весь штабель волной жидкого пламени. Вскоре бочки стали взрываться одна за другой и сразу по нескольку штук, над котловиной поднялся столб дымного пламени с грибовидной клубящейся шапкой наверху; в лагере стало совсем светло, и, отложив винтовку с ночной оптикой, Быков взялся за пулемет. Получив мощную огневую поддержку с господствующей высоты, Якушев прекратил огонь, выдернул чеку из реквизированной у мертвого пулеметчика гранаты, бросил стальное яйцо на переднее сиденье «хаммера» и, прихватив автомат, выпрыгнул из кузова. Грузовик уже медленно катился вглубь лагеря со стороны ворот; за рулем, пригнувшись к самой баранке, сидела Даша. Наперерез ей откуда-то выскочил джип; стоящий в кузове солдат навел на грузовик пулемет, но Быков со своего наблюдательного пункта вовремя заметил опасность и переключился на новую цель. Ветровое стекло джипа рассыпалось миллионом осколков, убитый пулеметчик на ходу вывалился из кузова; мертвый водитель уронил голову на кнопку клаксона, потом завалился на бок, все еще продолжая цепляться за руль, и джип, описав крутую дугу, врезался в штабель горящих бочек. Сидевший рядом с водителем пассажир успел выпрыгнуть из машины за секунду до столкновения; срезав его короткой автоматной очередью, Юрий запрыгнул на подножку грузовика и едва не лишился глаза, почти напоровшись на ствол выставленного в окно пистолета. — Нихт шиссен! Гитлер капут! — крикнул он, на мгновение предвосхитив выстрел. — Гони прямо и направо. — Рада тебя видеть, — серьезно сообщила Даша, убирая пистолет и дергая рычаг переключения скоростей. — А уж как я рад, ты себе просто не представляешь, — честно признался Якушев. В крыло машины с лязгом ударила пуля, левая фара разлетелась с печальным звоном и погасла. Держа автомат одной рукой, Юрий дал короткую очередь, и не успевший нырнуть в укрытие стрелок мешком пятнистого тряпья повалился на землю. — Вон туда, — уточнил Юрий, указав направление дымящимся стволом, — за тот навес. Натужно ревя мотором, грузовик обогнул навес, осветив фарами каменный сарай с двумя часовыми у двери. — Разворачивайся! — крикнул Якушев Даше и, спрыгнув с подножки, дал длинную очередь от бедра. Один из часовых упал, другой, бросив автомат, метнулся за угол и скрылся в темноте. По всему лагерю грохотали взрывы — расстреляв пулеметную ленту, Быков упражнялся в метании гранат. Невидимые в темноте черные стальные яблоки одно за другим падали с ночного неба и лопались, сея вокруг смерть и разрушение. Грузовик развернулся, задев один из опорных столбов навеса и завалив все сооружение, и задним ходом пополз к каменному строению тюрьмы. Юрий сбил замок и, распахнув дверь, крикнул в темноту: — Все в машину, живо! — Вот это, как я понимаю, и называется «началось», — сказали оттуда. — Уж началось так началось! — Что происходит? — с опаской поинтересовался другой голос. — Встреча на высшем уровне, — потихоньку сатанея, сообщил Якушев. — Прибыли наши дипломаты: консул, помощник консула, атташе по культуре, военный атташе — словом, вся королевская рать. Они велели вам передать, что, если не начнете шевелить ж…, посольский лимузин уедет без вас. Договаривал он, уже подсаживая первого из освобожденных заложников в кузов. Через минуту грузовик тронулся и, освещая путь уцелевшей фарой, устремился в сторону ворот. Взрывы уже прекратились — видимо, у Быкова кончились гранаты, — да и стрельба понемногу стихала. По грузовику два или три раза стреляли из темноты; Юрий отвечал короткими очередями, ориентируясь по вспышкам дульного пламени, а когда магазин опустел, выбросил ставший бесполезным автомат. Все вокруг горело и дымилось. Держась за кронштейн, на котором почему-то отсутствовало зеркало, Юрий вглядывался в этот воняющий соляркой и тротиловым дымом черно-багровый ад в поисках потенциальной угрозы: ему не хотелось, чтобы дело сорвалось в самом конце, а уж узнавать, что с ним сделает Данилыч, если он не убережет Дашу, не хотелось и подавно. Быков запрыгнул на соседнюю подножку уже за воротами. Поглядев поверх кабины на его лоснящуюся черную физиономию, Юрий не удержался и фыркнул. — Ну и рожа у тебя, Данилыч, — сказал он. — На свою полюбуйся, — буркнул Ти-Рекс и, постучав ладонью по крыше кабины, обратился к жене: — Водитель, жми на всю катушку! Плачу два счетчика! В лагере опять что-то взорвалось, и, обернувшись, Юрий увидел на фоне посветлевшего неба поднимающийся над покосившейся сторожевой вышкой новый столб черного дыма. Глава 24 Писарь снял парик и темные очки, кривясь, обобрал с лица накладную растительность и с мстительным удовольствием швырнул ком чужих волос в угол, где стояла мусорная корзина. На лету ком распался; парик и борода упали на пол, а рыжие усы повисли на краю корзины, напоминая присевшую отдохнуть диковинную бабочку. — Ну-с, — весело потирая ладони, обратился Писарь к мрачно наблюдающему за ним Пьеру Мари М’бутунга, — пожалуй, приступим. — Не буду мешать, — пожав плечами, сказал африканец. — Номера счетов, коды доступа, пароли — все у тебя. Я сделал все, как ты хотел, теперь твоя очередь. Отдай мне передатчик, и я уйду. — Не так скоро, — возразил Писарь, присаживаясь к столу и включая ноутбук. — Откуда я знаю, какой еще фокус могла придумать твоя хитрая африканская голова? Вдруг на флэшке ничего нет или на счетах, которые там указаны, пусто? Нет, приятель, ты уйдешь только после того, как все денежки до последнего цента будут перечислены на мой счет. Компрене ву? За открытым окном шумел, гудел клаксонами и вонял выхлопными газами Лагос. Грязноватая занавеска на окне колыхалась, впуская в номер горячий сквозняк. Швырев, пыхтя и утирая потную унтер-офицерскую физиономию мятым носовым платком, протопал мимо стула, на котором сидел М’бутунга, и закрыл окно, а потом, дотянувшись до свисающего с потолка на грязном шнуре выключателя, врубил вентилятор. Деревянные лопасти завертелись, набирая обороты и с шелестом рассекая воздух. Солнце уже показалось из-за угла соседнего высотного здания, осветив часть номера, и там, куда падали его лучи, предметы, казалось, готовы были задымиться. Швырев задернул тяжелые пыльные шторы, и номер погрузился в горячий зеленоватый сумрак. Он был дешевый, без кондиционера, да и отелю, на который пал выбор Писаря, было очень далеко до «Хилтона». М’бутунга догадывался, что причиной этого выбора стал отнюдь не недостаток средств: дорогие гостиницы в наше высокотехнологичное время буквально утыканы следящими видеокамерами как снаружи, так и внутри, а Писарь явно не претендовал на роль телезвезды. Из этого, между прочим, следовало, что он опять затевает что-то недоброе: в противном случае ему незачем было бы так старательно шифроваться. М’бутунга не без оснований подозревал, что, получив деньги, Писарь захочет от него избавиться — не отпустить, как обещал, а оставить плавать в луже собственной крови на грязном полу в номере третьеразрядной гостиницы, где подобные вещи наверняка не раз случались в прошлом и еще не раз произойдут в будущем. Дав компьютеру загрузиться, Писарь вставил в гнездо серебристый гладыш дискового накопителя, час назад извлеченного из депозитной ячейки в банковском хранилище. Визит в банк прошел без сучка и задоринки. Как и обещал, Писарь подстраховался, сделав бывшему деловому партнеру инъекцию психотропного препарата, состряпанного человеком, которого он называл Алхимиком. Следуя полученным от Писаря подробным инструкциям и чувствуя себя ходячим неодушевленным предметом, М’бутунга произвел все необходимые манипуляции со сканером и ячейкой. Деревянной походкой выйдя из хранилища, он покорно отдал своим тюремщикам невзрачную с виду вещицу, стоимость которой равнялась двумстам пятидесяти миллионам евро за вычетом какой-то мелочи, которую его бывшее превосходительство успел истратить в последние недели своего президентства. Теперь действие препарата прошло, оставив на память о себе тупую ноющую головную боль и сухость во рту. Способность мыслить вернулась, но толку от этого было немного: драгоценная флэшка перешла в собственность Писаря, и вернуть ее не было никакой возможности. На экране ноутбука появилось диалоговое окно. — Швырев, подожди за дверью, — не оборачиваясь, скомандовал Писарь. — Нет, постой. Совсем забыл спросить: как поживает наш хвост? — Уже никак, — сообщил Швырев. — Острая сердечная недостаточность; раз — и ты уже на небесах. Так, наверное, до сих пор в кафе и сидит… остывает вместе с кофе. — Это хорошо, — одобрительно кивнул Писарь. — Молодец, отчетливо сработал. — Алхимик молодец, — в интересах истины уточнил майор. — Мне-то что, мне не привыкать… — Хвост, хвост, — барабаня пальцами по столу, задумчиво произнес Писарь. — Интересно, кто его нам навесил? Он точно был один, ты проверял? — Не привыкать, — повторил Швырев, слегка уязвленный недоверием начальства. — Ну ладно, баба с воза — кобыле легче. Все равно через полчаса нас здесь не будет. Ступай, побудь немного в коридоре. Швырев вышел, напоследок одарив африканца недобрым, предостерегающим взглядом. По-прежнему не оборачиваясь, Писарь вынул из кармана и, подняв на уровень плеча, продемонстрировал своему пленнику передатчик, выглядевший как простая шариковая ручка в металлическом корпусе. — Сиди смирно, — сказал он. — У меня нет охоты заканчивать дело в комнате, забрызганной твоими мозгами. М’бутунга снова пожал плечами и, вынув из нагрудного кармашка просторной белой рубахи с широкими длинными рукавами пачку сигарет, неторопливо закурил. Писарь уже скопировал содержимое флэшки в буфер обмена и теперь устанавливал связь через Интернет с сервером банка. В тишине слышалось только мягкое постукивание его указательного пальца по сенсорной панели компьютера; потом негромко застрекотали перебираемые ловкими пальцами клавиши. М’бутунга протяжно зевнул, наблюдая за мухой, которая с риском для жизни выделывала фигуры высшего пилотажа в опасной близости от работающего вентилятора. В номере было две кровати; в изголовье одной из них стоял увесистый черный кофр с большой профессиональной видеокамерой. Они прибыли в Лагос под видом съемочной группы одного из французских телеканалов. Эта легенда вкупе с незнанием французского языка стала настоящим проклятием для Швырева, который в людных местах был вынужден держать язык за зубами, играя роль глухонемого носильщика. М’бутунга не потешался над ним и не сочувствовал ему: Швырев интересовал его только как источник потенциальной угрозы, как один из факторов, которые он должен был учитывать при планировании своих действий. — Ну вот, процесс пошел, — с удовлетворением сообщил Писарь, по-прежнему глядя на экран, по которому, удлиняясь, ползла зеленая полоска индикатора загрузки. — Сейчас дождемся подтверждения, проверим баланс и разойдемся как в море корабли… Швырев, где ты там? Заходи! Вместе с майором в комнату вернулся тяжелый, плотный запах застарелого пота. М’бутунга демонстративно поморщился и, сняв парик, который прикрывал его поросшую короткой седой стерней, сомнительно украшенную не до конца зажившим шрамом на затылке голову, принялся обмахиваться им, как веером. Швырев отобрал у него парик и зашвырнул в угол, а потом коротким ударом ладони выбил из руки сигарету. Сигарета, дымясь, откатилась в сторону, и майор погасил ее, наступив носком ботинка. Продолжая демонстрировать серьезность своих намерений, он задрал подол рубашки и, вынув из-за пояса, направил на пленника пистолет с глушителем. С учетом того, что было спрятано у африканца под кожей на затылке, последняя мера представлялась явно избыточной, но М’бутунга не стал спорить: пусть потешится, если подвернулся случай. Писарь развернулся на стуле, сев боком, чтобы видеть М’бутунга, и забросив руку с ручкой-передатчиком на гнутую обшарпанную спинку. — Пора прощаться, — сказал он. — Сейчас Швырев сделает тебе еще один укол. Потом ты выйдешь из номера, спустишься по лестнице в холл, откроешь дверь и выйдешь на улицу. Сразу за дверью повернешь направо и пойдешь, никуда не сворачивая и нигде не задерживаясь, пока… Ну, ты меня понимаешь. М’бутунга с горечью покивал обезображенной головой. — Я так и знал, что ты меня не отпустишь, — сказал он. — Почему же? Наоборот, я тебя отпускаю. Разве нет? — улыбнулся Писарь. — Неужели ты всерьез рассчитывал, — продолжил он, отбросив шутливый тон, — что я пущу свободно гулять по свету человека, который столько обо мне знает? Ты, как и я, уже немолод, но у тебя отличная военная подготовка и изворотливый ум. У тебя есть причины меня ненавидеть, и, не имея других занятий, ты можешь посвятить остаток жизни попыткам отомстить. Более того, в силу только что названных мной качеств ты имеешь некоторые шансы на успех. Ну сам посуди: оно мне надо? М’бутунга вытряхнул из пачки новую сигарету и закурил. — Ты получил, что хотел, — повторил он. — Почему бы тебе хоть раз в жизни не выполнить обещание? — Его не так-то легко выполнить, — сказал Писарь чуть ли не сочувственно. — Даже если не принимать во внимание то обстоятельство, что я просто-напросто не желаю его выполнять, к этому есть некоторые препятствия чисто технического характера. Видишь ли, я забыл упомянуть об одной маленькой детали. Попытка собственноручно извлечь имплантированное тебе устройство неминуемо приведет к взрыву. Ну, извини, я ведь должен был как-то подстраховаться! В общем, чтобы достать из твоей головы эту штучку, придется обратиться к третьему лицу — желательно к грамотному специалисту по разминированию, который располагает современным оборудованием. Это будет непросто и неминуемо вызовет кучу вопросов. Кроме того, для тебя это теперь еще и чересчур дорого, тебе ведь даже кружку пива не на что купить. Ну к чему тебе эта морока, если умирать рано или поздно все равно придется? Африканец снова горько покивал головой. — Выдумщик, — сказал он. — Затейник. Нормальный человек просто шлепнул бы меня и ушел. — А зачем рисковать, если можно обойтись без риска? — возразил Писарь. — Ты умрешь на улице, и местные блюстители закона, скорее всего, напишут в своих протоколах, что тебя застрелил какой-то неизвестный. А если вдруг эксперты обнаружат фрагменты взрывного устройства или частицы взрывчатки — в чем я лично очень сильно сомневаюсь, — все решат, что ты просто покончил с собой таким вот экстравагантным способом. Портье подтвердит, что в момент твоей смерти мы со Швыревым находились в номере. Места здесь неспокойные — Африка, что тут еще скажешь, — и никто не станет особенно напрягаться, пытаясь выяснить, что и почему с тобой стряслось. А то, глядишь, опознают твою черную физиономию и решат, что тебя настигла месть недовольных твоими методами правления соотечественников. — Чепуха, — сказал М’бутунга. — Тебе просто хочется посмотреть, как сработает твоя хлопушка. Если, выйдя из отеля, я поверну не направо, как ты сказал, а налево, меня не будет видно из окна. — И это тоже, — спокойно признал Писарь. — Тебе-то какая разница? Кстати, ты неплохо держишься. — Два раза не умирать, — сказал африканец. Он опустил правую руку, чтобы стряхнуть пепел с сигареты, и стальная вилка, украденная накануне в кафе, где они ужинали, выскользнув из рукава, легла в его ладонь. Непринужденно переложив сигарету в левую руку, М’бутунга сделал глубокую затяжку и с силой выдул дым в сторону Швырева. — Я правильно говорю, майор? — Да какая разница, — наполняя шприц очередным зельем неутомимого Алхимика, откликнулся Швырев, — все равно скоро заткнешься. Компьютер издал мелодичный звук, сигнализируя, что операция завершена. — Ого, — разворачиваясь к столу, сказал Швыреву Писарь, — да ты делаешь успехи. Если так пойдет и дальше, скоро научишься составлять сложноподчиненные предложения. Давай действуй. Швырев шагнул к пленнику, держа в одной руке шприц, а в другой пистолет. Африканец неожиданно метнулся ему навстречу, отбросив стул, и ударил майора вилкой в пах. Перехватив руку с пистолетом, он направил оружие на Писаря, протолкнул указательный палец под предохранительную скобу поверх пальца Швырева и нажал на спуск. Раздался тихий, деликатный хлопок, и Писарь со сдавленным криком обхватил правой рукой раздробленное пулей запястье. Выпавшая из его пальцев ручка-передатчик откатилась на середину комнаты, прямо к ногам М’бутунга и Швырева. Оттолкнув корчащегося от боли майора, африканец дважды выстрелил в него из пистолета, а затем ударом ноги опрокинул метнувшегося за передатчиком Писаря. С того момента, когда компьютер сообщил об удачном завершении операции по переводу денег, прошло всего несколько секунд, но за этот мизерный промежуток времени ситуация в корне переменилась. Скорченный труп Швырева лежал на полу около кровати, пропитывая кровью вытертый гостиничный ковер. Писарь тоже лежал на полу рядом со столом, полумертвый от боли в раздробленной руке, а тот, кого они с майором меньше минуты назад считали покойником, сидел на нем верхом, придавив коленом к полу здоровую руку и уперев ему в лоб теплый, издающий резкий запах пороховой гари цилиндр пистолетного глушителя. — Жалко, что я не могу переставить бомбу из своей головы в твою, — посетовал М’бутунга. — Если ты не соврал, на то, чтобы ее оттуда достать, мне понадобятся деньги. И сейчас ты, козел, переведешь их на мой счет — все, до последнего цента. Номер счета и пароль тебе известны, руку ты уже набил, так что наверняка справишься. — Хрен дождешься, обезьяна, — простонал сквозь стиснутые зубы Писарь. — Не обезьяна, а отличник боевой и политической подготовки, — поправил экс-президент. — Это было давно, но, как у вас говорят, старый конь борозды не портит. А насчет «хрен дождешься» мы еще поглядим. Прямо сейчас и поглядим. Не возражаешь? Увидев в его руке знакомый шприц, Писарь застонал и дернулся в отчаянной и, увы, тщетной попытке вырваться. Отложив пистолет, африканец освободившейся рукой взял его за подбородок, не давая мотать головой, и резким движением глубоко вогнал иглу в шею старого знакомого. Поршень двинулся вперед, выдавливая из полупрозрачного цилиндра мутноватую жидкость, Писарь снова дернулся, засучил ногами, барабаня пятками по полу, и расслабленно обмяк: состряпанный Алхимиком коктейль подействовал почти мгновенно, превратив его в безвольную марионетку.