Пока Писарь возился с компьютером, капая на пол кровью с висящей плетью простреленной руки, М’бутунга отыскал в его дорожной сумке плоскую стальную фляжку с коньяком и, отвинтив пробку, сделал пару глотков. Головная боль утихла, сухость во рту прошла как по мановению волшебной палочки, и третий глоток он сделал уже не в медицинских целях, а чтобы отпраздновать победу. На него вдруг нахлынуло пьянящее чувство свободы и всесилия, которое дают по-настоящему большие деньги. Он был человек-невидимка с полумиллиардом евро в кармане и имел пятьсот миллионов причин смотреть в будущее с оптимизмом. Когда компьютер подтвердил, что деньги поступили на его счет, М’бутунга извлек из разъема дисковый накопитель и бережно спрятал в карман. Он стрелял без промаха и еще мог играючи вздуть пяток крепких парней, но запоминание цифр всегда давалось ему с трудом. Теперь он знал номер своего счета и пароль; более того, он даже сумел их выучить, но подстраховаться все же не мешало. Писарь сидел перед работающим ноутбуком неподвижный, как выключенный механизм, и голубые блики дрожали в его остановившихся, редко моргающих глазах. — Все не так, как хотелось бы, — сказал ему М’бутунга. — Ты, наверное, не понимаешь, что я сейчас говорю, и ничего не чувствуешь. А жаль! Я двадцать лет мечтал сказать, как я тебя ненавижу. Ты мне всю жизнь испоганил, затейник хренов, а теперь сдохнешь и даже испугаться не успеешь. Плохо! Писарь не ответил и даже не повернул головы — просто сидел, как большая тряпичная кукла, и слепо таращился в экран. Поднимая пистолет, М’бутунга подумал, что повторяется. Правда, отель тогда был побогаче и за столом сидел не русский проходимец, а его земляк и личный секретарь, даже не подозревавший, что через секунду перестанет дышать. Но все остальное было точь-в-точь как тогда, даже город был тот же. Да, это был явный повтор, но Пьер Мари М’бутунга не видел в этом ничего плохого. В отличие от Писаря, он не имел склонности изобретать велосипед каждый раз, когда возникает желание прокатиться, и не видел никакого смысла в том, чтобы с помощью хитроумных, никогда не повторяющихся трюков придавать видимость искусства таким простым вещам, как грабеж и убийство. Пистолет коротко плюнул дымком, и светящийся экран ноутбука украсился кровавыми брызгами, которые на его фоне казались почти черными. Мертвое тело с глухим шумом свалилось со стула, простреленная голова, ударившись об пол, стукнула, как деревяшка. М’бутунга одну за другой всадил в ноутбук четыре пули. Во все стороны полетели осколки пластмассы, брызнули искры, из корпуса ноутбука выплеснулся язык коптящего пламени, которое тут же погасло, и комната начала наполняться едким, пахнущим горелой изоляцией дымом. Пьер Мари М’бутунга отыскал в кармане у Швырева ключ от взятой напрокат машины, спрятал за пояс пистолет, надел кепи, повернув его козырьком назад, чтобы прикрыть шрам, забрал из шкафа полупустую дорожную сумку с немногочисленными вещами и французским паспортом и вышел из номера, аккуратно прикрыв за собой дверь. * * * Они прибыли к месту встречи минута в минуту, но, похоже, все-таки опоздали. Прямо на тротуаре около кафе стоял микроавтобус скорой помощи. Его сирена молчала, но яркие даже при полуденном свете проблесковые маячки на крыше продолжали вращаться. На веранде под полосатым тентом и на тротуаре вокруг собралась толпа зевак. Раздвигая ее, из кафе вышли санитары с носилками, на которых лежало прикрытое простыней тело. Из-под простыни свешивалась, покачиваясь, как маятник, рука — не темно-шоколадная, как у местных жителей, а просто загорелая, принадлежавшая, скорее всего, европейцу. «Скорая» уехала, толпа начала рассасываться, и напарники наконец получили возможность подняться на веранду, где была назначена встреча со связным генерала Алексеева. Темнокожий официант торопливо прибирал посуду со столика, за которым, судя по всему, сидел человек, которого только что вынесли отсюда ногами вперед. На краю стола лежала свернутая газета. Это была «Таймс» с портретом королевы Елизаветы на первой странице — та самая, по которой они должны были узнать связного. Усевшись за свободный столик, они заказали кофе. Прежде чем официант умчался выполнять заказ, Юрий спросил, что здесь произошло. Официант ответил, что человек умер от сердечного приступа. Белый человек, европеец, сидел вон за тем столиком, читал газету и потягивал тоник со льдом. Потом, как показалось окружающим, задремал, а когда официант подошел к нему, чтобы разбудить и получить по счету, оказалось, что бедняга мертв. — Вот те на — душ из говна, — пользуясь отсутствием жены, огорченно выругался Роман Данилович. — Стоило тащиться в такую даль… Ну и что теперь? Якушев пожал плечами. С освобожденными заложниками они расстались позавчера, передав их с рук на руки российскому консулу, который, судя по хмурому и озабоченному выражению лица, был этому не особенно рад. К счастью, деваться ему было некуда — стараниями генерала, которому Юрий позвонил из первого же места, где нашелся телефон, на местную дипмиссию основательно надавила Москва, — и незадачливые строители верхнебурундийской железнодорожной магистрали благополучно отбыли к родным пенатам. Тем же рейсом к пенатам отправилась Даша: переходя границу, они нарвались на патруль, и в перестрелке ей оцарапало бок. Рана была пустяковая, но Роман Данилович твердо заявил, что на этом пора поставить точку, и остался глух к уговорам, аргументам и даже слезам, чем и заслужил полное одобрение Юрия. Сбыв господ инженеров и техников с рук, Якушев снова позвонил генералу, доложив, что все в полном порядке и что фотоаппарат с доказательствами смерти Михаила Саранцева будет передан его превосходительству сразу же по возвращении группы в Москву. Ростислав Гаврилович слегка огорошил его, попросив не торопиться с отъездом. «Надо бы заглянуть в Лагос, — сказал он. — Мы тут раскопали кое-какую информацию об этом М’бутунга. Оказывается, он был завербован нашими спецслужбами еще во время учебы в Рязанском училище. Тогда как раз планировалась одна масштабная операция с дальним прицелом — такая, знаешь ли, отрыжка имперской политики, попытка укрепить наше влияние в Африке путем создания марионеточных государств. Денег в эту дурацкую затею вбухали уйму, а кончилось все, как ты понимаешь, полным пшиком. Не спрашивай как, но нам удалось выяснить, кто был в ту пору куратором вашего Машки. Так вот, на днях этот тип спешно убыл в Африку, о которой ему давно полагалось бы забыть. Есть подозрение, что эту аферу с кредитом они провернули вдвоем. Я пустил за ним своего человека. Он будет ждать тебя в Лагосе и передаст более полную информацию — сам понимаешь, разговор нетелефонный. Дальше действуй по обстановке». — Теперь будем действовать по обстановке, — отвечая на вопрос Ти-Рекса, процитировал облеченный в форму просьбы приказ его превосходительства Юрий. — Попьем кофейку и айда по домам. — Да ну его ко всем чертям, твой кофеек, — сказал Быков. — Тоже придумал: кофе в такую жару! Предложил бы водки, а то — кофе… Давай пошли отсюда. — Ну, пошли, — снова пожав плечами, согласился Якушев. Оставив под блюдечком небольшую купюру, они вышли из кафе и бесцельно двинулись по тротуару. Свернув за угол, они в числе прочих достопримечательностей этого квартала увидели обшарпанное четырехэтажное здание гостиницы. — «Эксельсиор», — по буквам прочел название Роман Данилович. — Ишь ты — «Эксельсиор»! Звучит красиво, а глянуть на фасад, так место ей в каком-нибудь Мухосранске. — А это и есть Мухосранск, — просветил его Якушев, высматривая в катящемся мимо транспортном потоке свободное такси, — только не русский, а нигерийский. — «Эксельсиор», «Эксельсиор», — бубнил Роман Данилович, под воздействием жары и неприятностей разворчавшийся, как самый настоящий старик. — Еще бы звезд на фасад навешали — пять, как у нашего Лелика было, а лучше сразу десять — для верности… — Десять нельзя, — возразил Юрий. — Фасад рухнет. — Да что фасад, — не успокаивался Быков, — фасад и палкой можно подпереть. Зато красиво, солидно и с названием гармонирует… А ну, стой! Издав этот неожиданный возглас, он с такой силой схватил напарника за плечо, что Юрий поморщился: хватка у Данилыча была, как у мощного механизма с гидравлическим приводом. Старый, времен первой чеченской кампании, рефлекс заставил его замереть на месте в то же мгновение, как прозвучал тревожный возглас командира. Сообразив, что тут, на оживленной центральной улице большого перенаселенного города, нет и не может быть ни мин-лягушек, ни протянутых поперек тротуара растяжек, он опустил ногу, которая до сих пор висела в воздухе, и вопросительно взглянул на Романа Даниловича. Быков этого не заметил: весь подобравшись, как перед прыжком, он внимательно смотрел на противоположную сторону улицы. Проследив за направлением его взгляда, Юрий увидел немолодого африканца, который только что вышел из гостиницы. На африканце была свободная белая рубаха без ворота и с длинными широкими рукавами, из-под которой выглядывали блекло-голубые джинсы, и открытые кожаные сандалии. На коротко, под ноль, остриженной голове сидело повернутое козырьком назад кепи, на плече висела полупустая дорожная сумка. В чертах его лица усматривалось ярко выраженное сходство с мордой пожилого орангутанга, а когда он повернул голову, осматриваясь, Юрий заметил уродливый, неправильно заживший шрам, протянувшийся через всю левую половину лица от виска до нижней челюсти. Судя по этому шраму, внушительным габаритам, манере двигаться и выражению лица, наблюдаемый темнокожий господин был тертый калач. — Машка! — на долю секунды предвосхитив догадку Юрия, ахнул Роман Данилович. — Точно, он! А ну, за мной! Берем его, а то слиняет! Пожав плечами, Юрий подчинился. Продумывать варианты и гадать о последствиях не было времени. Он имел приказ действовать по обстановке, а в действиях такого рода Ти-Рексу не было равных. Во многих чисто житейских ситуациях Роман Данилович вел себя, как большой вспыльчивый ребенок, но Юрий не помнил, чтобы он хоть раз ошибся или сглупил, командуя ротой под перекрестным огнем противника. Подойдя к припаркованному на стоянке перед гостиницей потрепанному «фольксвагену» с броской рекламой агентства по прокату автомобилей на бортах, беглый президент Верхней Бурунды принялся ковыряться ключом в замке водительской дверцы с явным и недвусмысленным намерением сесть за руль и уехать в неизвестном направлении. Чтобы ему в этом помешать, нужно было, как минимум, пересечь проезжую часть. Шаг с тротуара по ощущениям напоминал ночной прыжок с парашютом на лесистые горы, настолько плотным и беспорядочным было уличное движение. Не спуская глаз с африканца, Юрий и Роман Данилович короткими перебежками продвигались вперед, увертываясь от движущихся бампер к бамперу автомобилей, протискиваясь между горячими багажниками и капотами, осыпаемые градом ругательств и сопровождаемые волной возмущенных гудков. Весь этот шум и гвалт привлек внимание М’бутунга. Не заметить двух перебегающих дорогу рослых европейцев в этом городе было так же невозможно, как проглядеть парочку папуасов в боевой раскраске, проделывающих ту же операцию в каком-нибудь Конотопе. Экс-президент вдруг страшно заторопился, дергая заевшую дверцу. Поняв, что их обнаружили, Юрий вскочил на капот ближайшего автомобиля, перепрыгнул с него на багажник соседнего, упал, увернулся от отчаянно сигналящего пикапа, едва не сшиб мотоциклиста и очутился в паре метров от М’бутунга, который уже справился с дверцей и был готов сесть за руль. Поняв, что уехать ему не дадут, а убежать пешком от более молодого, пребывающего в отличной физической форме преследователя нет никаких шансов, господин бывший президент очень характерным жестом начал задирать подол своей просторной рубахи, под которой при желании можно было спрятать хоть автомат. Юрий швырнул в него свой тощий рюкзак, африканец машинально загородился рукой и проиграл секунду, которой Якушеву хватило, чтобы преодолеть разделявшее их расстояние. Его беглое превосходительство оказался неожиданно крепок и увертлив. Свалить его одним ударом не получилось; противники сцепились, награждая друг друга увесистыми тумаками и выкручивая конечности, и повалились на пыльный горячий капот «фольксвагена». Африканец пытался достать пистолет, который прощупывался спереди под рубахой, а Юрий, отнюдь не горевший желанием быть похороненным за счет лагосского муниципалитета, всячески ему в этом препятствовал. М’бутунга боднул его головой в лицо; ослепленный пришедшимся прямо в нос ударом, Якушев на мгновение ослабил хватку и, получив серию коротких тычков в болевые точки, упал на пыльный тротуар. Африканец снова полез под рубаху, намереваясь довершить начатое, но перед ним уже стоял Быков. Силясь подняться, Юрий услышал короткий трескучий звук, тупой удар о жестяную дверь автомобиля и глухой шум сползшего на землю тела. — Ты как, Юрок? — участливо поинтересовался Роман Данилович. — Нормально, — поднимаясь с асфальта и утирая ладонью струящуюся из носа кровь, сказал Якушев. — Нос разбил, сволочь. — Бывает, — сказал Быков. — Ирония судьбы: пол-Африки, считай, с боями прошел, и ни одной царапины, а какой-то старый жулик взял и нос расквасил… Бывает. Вдвоем они затолкали господина президента на заднее сиденье. После близкого знакомства с кулаком Ти-Рекса М’бутунга пребывал в полубессознательном состоянии, однако однокашника узнал. — Ромка, кореш, — с сильным акцентом пробормотал он. — Твои кореша в овраге лошадь доедают, — выворачивая ему карманы, сообщил Быков. — Или эту… антилопу какую-нибудь. Или, скажем, зебру. На сиденье выпали пистолет с глушителем, издававший отчетливый запах пороховой гари, ключ от гостиничного номера с брелоком в виде деревянной груши, миниатюрный дисковый накопитель, в просторечье именуемый флэшкой, пачка сигарет и дешевая газовая зажигалка. Последней на свет явилась шариковая ручка в серебристом металлическом корпусе. При виде этой безделицы М’бутунга почему-то напрягся, но Быков, на его счастье, не унаследовал свойственной обезьянам привычки изучать каждый новый предмет, щелкая всем, что щелкает, и крутя все, что крутится: он не стал нажимать на кнопку, чтобы проверить, пишет ли ручка, а просто бросил ее на сиденье и приступил к исследованию содержимого сумки. Помимо белья и туалетных принадлежностей, в сумке обнаружился паспорт гражданина Франции, выглядевший, как настоящий, и выданное на то же имя удостоверение корреспондента одного из французских телеканалов. — Гляди ты, француз! — фыркнул Быков. — Где ж это тебя из африканских президентов во французские журналисты разжаловали? — Скорее уж, повысили, — задумчиво подбрасывая на ладони ключ от гостиничного номера, поправил Юрий. — Я знаю где. В России. Точнее сказать, в Москве. Где твой сообщник? — спросил он у М’бутунга. Ответа Юрий не ждал, но африканец, к его удивлению, не стал запираться. — Наверху, — ответил он, — в номере. Только он уже ничего вам не скажет. Быков красноречиво понюхал пистолет. Юрий понял намек, но подозревал, что генералу Алексееву этого покажется маловато. — Надо проверить, — сказал он. — Я быстро. — Яс тобой, — цитируя собственную супругу, поспешно произнес Быков. — Я аккуратно, — заверил его Юрий, — только гляну одним глазком, и все. А ты пока поболтай со старым приятелем. Заодно присмотришь, чтоб он тут с педалями не баловался. Паренек-то шустрый! — Какой еще паренек, — обиделся М’бутунга. — Я тебе в отцы гожусь! — Да боже упаси, — сказал Якушев и, спрятав под рубашкой протянутый Романом Даниловичем пистолет, выбрался из машины. Вернулся он на удивление быстро, с хмурым, озабоченным и, как показалось Роману Даниловичу, злым лицом. Бросив на сиденье пистолет, он уселся за руль, запустил двигатель и, не говоря ни слова, тронул машину с места. — Ну что там, Юрок? — осторожно поинтересовался Быков. — Два трупа, — не оборачиваясь, ответил Юрий. — Что он тебе рассказал? — Что все это время провел в Подмосковье, в плену у какого-то Писаря, — сообщил Роман Данилович. — Я бы сказал, что он врет как сивый мерин, но вот и ты туда же… Говорит, этот фокус с кредитом придумал Писарь и он же все провернул. То есть работали они в паре: этот здесь демократию устанавливал, чтоб было подо что кредит цыганить, а Писарь в Москве банкирам мозги керосинил… Ну, короче, точь-в-точь как ты говорил. Потом Писарь решил его кинуть, присвоил все деньги и хотел его, бедняжку, пристрелить, да он словчил, вырвался… Где деньги, урод?! — неожиданно взревел он, сгребая экс-президента за грудки. — Нет денег, — сказал М’бутунга, — Писарь все перевел на свой счет. Где счет, какой номер, какой пароль — ничего не знаю. Хотел узнать, но не успел: пришлось стрелять и уносить ноги. — А знаешь, Данилыч, кто такой этот Писарь? — с какой-то странной интонацией спросил Якушев. — Помнишь, я тебе рассказывал, как меня чуть под суд не отдали за оскорбление действием старшего по званию? Ну, когда геолог, подписавший фальшивое экспертное заключение, в кафе заложников взял, а в крови у него потом нашли лошадиную дозу психотропного препарата… Помнишь? — Ну, помню, — сказал Быков. — И что? — Я потом, когда остыл, частенько вспоминал этот случай и все голову ломал: как же, думаю, так? Ну, пускай Копытин — солдафон, тупица, но есть же правила, есть стандартная процедура, о которой он, генерал ФСБ, просто не мог не знать… есть здравый смысл, в конце-то концов! А он торопился, как голый к бабе под одеяло: на штурм, и никаких гвоздей! Огонь на поражение, а что заложники погибнут, так это ничего: лес рубят — щепки летят… Теперь-то я понял, почему он так торопился. — О, — подал голос М’бутунга, — Писарь дослужился до генерала? — Чего? — растерянно переспросил Быков. — Там, в номере, лежит генерал Копытин, — объяснил Юрий, — он же — Писарь. Видимо, это оперативный псевдоним, под которым он курировал твоего однокашника еще в ту пору, когда вы топтали училищный плац. Вот дерьмо! — Он с силой ударил ладонью по ободу рулевого колеса. — Служишь, служишь, жизнью рискуешь, надеешься на что-то, а потом — бац! Поневоле задумаешься: может, все вокруг такие, один я чего-то не понимаю? — Все, все, — заверил его разговорившийся М’бутунга. — Кто дослужился хотя бы до полковника — все до одного, не сомневайся. — Рот закрой, кишки простудишь, — тоном не предвещавшим ничего хорошего посоветовал Быков. — Говори лучше, куда деньги девал, ворюга черномазый! Нипочем не поверю, что ты оттуда вот так, с пустыми карманами, ушел. — Почему с пустыми? — вместо африканца ответил Якушев, вертя баранку и глядя на дорогу. — Там, в номере, помимо трупов, еще и расстрелянный, спаленный ноутбук. С компьютерами так обычно поступают, когда хотят быстро и безвозвратно уничтожить хранящуюся на них информацию. — Ну? — не понял Роман Данилович. — Что ты нукаешь? Сложи два и два! Там — уничтоженный ноут, а у этого проходимца в кармане флэшка… Пьер Мари М’бутунга внезапно предпринял отчаянную попытку, перегнувшись через Быкова, завладеть все еще лежащей на сиденье флэшкой. Заодно он сгреб и ручку, но Быков, поймав его одной рукой за запястье, сильно двинул локтем другой в бок. — Шалишь, брат, — сказал он.