Глава 15 Шайен Слава Богу, он вернулся. Как бы мне ни хотелось связать его и допросить о том, что произошло в пятницу вечером, какого черта он два дня отсиживался в своем доме, я могу сказать, что он напуган. Этот потерянный взгляд его глаз я чувствую в своей груди. Проблеск испуганного мальчика, которого я видела раньше, возвращается, и замешательства на его лице достаточно, чтобы разорвать старые раны. Я провожу все выходные в офисе, исследуя то, что, по моему мнению, происходит с Лукасом, и, собираю как можно больше информации, боясь, что оказываюсь права. О, Лукас, через что ты прошел? После того, как я кормлю его всем своим обедом, включая утренний и дневной перекус, а также запас шоколада на всякий случай, цвет его лица становится лучше. Лукас более бдителен, и у него есть энергия, чтобы поддерживать свое собственное тело. Мы прячемся достаточно далеко в лесу, чтобы нас никто не видел, но из-за деревьев доносятся звуки пил и гвоздометов. Я поворачиваюсь к нему и ловлю его взгляд, брови сведены вместе, и он жует свою нижнюю губу, которая, как я теперь знаю, на ощупь даже мягче, чем кажется. Он изучает землю. — Кто такой Гейдж? М-да… мягкий подход, Шайен. С другой стороны, утонченность никогда не была моим коньком. — Гейдж — это… я. — Его плечи опускаются, и он качает головой. — Все очень сложно. Так и знала. Он и Гейдж, и Лукас. — Что ты знаешь? Он облизывает губы и подтягивает колени, чтобы опереться на них предплечьями. — Сколько себя помню, у меня были эти… провалы в памяти. Я сглатываю, нервничая больше за него, чем за себя. — Сначала они были случайными, или, по крайней мере, мне так казалось. Но когда я стал старше, заметил закономерность, например, они никогда не случались в школе, или когда я был дома один с сестрой и братьями. Они всегда случались, когда у меня были какие-то неприятности. — Как долго они обычно длятся? Он ковыряется пяткой ботинка в грязи, выгребая ямку, в которую, кажется, скорее, заползет, чем продолжит разговор. — Все в порядке. Ты можешь мне доверять. — Когда мне было десять, я целыми днями был в темноте. Когда приходил в себя, то ничего не мог вспомнить. Я отворачиваюсь, пытаясь скрыть свое потрясение и надеясь, что он не замечает моей реакции на тревожную информацию. — Ты всегда теряешь дни? Как в эти выходные? — Нет, в среднем они длятся несколько часов. Иногда меньше. Зависит от того, насколько плохи дела. — Он морщится. — Какого рода дела? — мне страшно узнать ответ. — Раньше? Из-за наказаний. — Он смотрит на меня встревоженными глазами. — Сейчас? Угроза. — Почему на этот раз? Он пожимает плечами и шепчет: — Я хотел… утешить тебя. Это последнее, что я помню. Мой желудок сжимается, тошнотворное чувство соперничает только с моей печалью. — Ты чувствовал угрозу… от меня? — Женщины. Они это запускают. — Он слегка отшатывается от меня, словно ожидая, что я наброшусь на него. Я прочищаю горло и пытаюсь расслабиться. Если его потребность утешить меня вызывает провал, то моя паника может сделать то же самое, и я не могу рисковать потерять Лукаса теперь, когда он наконец впускает меня. — А наказания? — я борюсь с приступом тошноты, боясь его ответа. Он потирает затылок. — Моя мама. Я позволяю тишине установиться между нами, не желая напугать его, озвучивая четыре тысячи вопросов, которые крутятся у меня в голове, чтобы он рассказал мне больше. Что, если я спровоцирую жестокую сторону Лукаса только потому, что являюсь женщиной? Всплеск адреналина ускоряет мой пульс, и я внезапно перестаю осознавать окружающую меня обстановку. Инстинкт подсказывает мне бежать, но в глубине души я верю, что Лукас не причинит мне вреда. Я была одна у него дома, предоставляя ему такую возможность, но единственное, что он ранит — это мои чувства. И даже его более агрессивная личность защищает меня от Дастина. Это должно что-то значить. — Иногда я приходил в себя, свернувшись калачиком на полу, все тело болело. Иногда просыпался тогда, когда она стояла надо мной и кричала. Я возвращался из тьмы к ее перекошенному от гнева лицу и словам… — он смотрит в никуда, но, кажется, видит все. Комок застревает в горле от того, как он, должно быть, страдает. Я подсаживаюсь ближе, кладу руку ему на спину и растираю вверх-вниз длинными уверенными движениями. Его мышцы напрягаются под моим прикосновением, но через несколько десятков секунд он, кажется, расслабляется. — Твои родители когда-нибудь водили тебя к врачу? Он качает головой, но не вдается в подробности. Наверное, женщина, которая так жестоко наказывает своего сына, что он теряет сознание, не обратилась бы за медицинской помощью. Слишком легко попасться. — Мой младший брат Майкл часто рассказывал мне о Гейдже. Он говорил: «Я испугался, но потом пришел Гейдж» и «Если мама рассердится, все будет хорошо, потому что Гейдж позаботится о нас». Раньше я думал, что это воображаемый друг, их версия ангела-хранителя. От прерывистого звука его голоса у меня горят глаза и носовые пазухи. — А позже младшая сестра смотрела на мою классную фотографию. Она все время указывала на меня и говорила: «Кто это? Лукас или Гейдж?». Потом, после своего появления, он оставлял мне записки. — Записки, типа на бумаге? — Да, и еще здесь. — Он переворачивает руки ладонями вверх. Я сглатываю сквозь комок в горле. — На этот раз он оставил что-нибудь? Он открывает рот, затем быстро закрывает его и качает головой. — Нет. Я складываю руки на животе, чувствуя внезапный холодок на ветру. Его мать была жестокой, это уж точно. Понимаю, почему он избегает вопросов о ней. Неужели она бросила его вместо того, чтобы умереть, как я сначала предполагала? Думать, что ее жестокое обращение было настолько жестоким, что Лукас стал совершенно другим человеком, чтобы защитить себя — это трагедия за гранью понимания. — Что случилось той ночью, Шайен? — его голос звучит так сокрушенно, как будто он уже знает ответ и извиняется за него. — Ты был в баре. Его широко распахнутые глаза обращаются ко мне. — Я был в баре? — он роняет голову на руки и стонет. — Гейдж был. Он ударил парня, с которым я выросла. — Нет необходимости вдаваться в подробности, что-то подсказывает мне, что чем меньше информации Лукас обработает, тем лучше. Он сгибает правую руку. — Я не знала, что происходит, когда ты не пришел на работу сегодня утром. И поэтому сказала отцу, что ты заболел, чтобы он не приходил проведать тебя. Надеюсь, все в порядке. — Зачем ты это сделала? — шепчет он и поворачивается ко мне. — Почему ты защищаешь меня? — Лукас? Ты когда-нибудь слышал о «диссоциативном расстройстве личности»? — Думаю, да.